Бог устал нас любить?

Я рассказал бы тебе всё, что знаю,

Только об этом нельзя говорить.
Выпавший снег никогда не растает,
Бог устал нас любить
Александр Васильев (группа «Сплин»)

Великая картина великого безумца Алексея Германа-старшего наконец-то вышла в прокат. После открытия выставки великого Виталия Воловича в музее ИЗО посчастливилось посмотреть «Трудно быть Богом» — 3-часовую киноленту по мотивам одноименного романа Бориса и Аркадия Стругацких.

Фильм о жизни человечества (созданного по образу и подобию), лишившегося в масштабах кровавого Арканара всего человеческого. В этом диком месте появляется ученый с планеты Земля (потрясающий Леонид Ярмольник). Посланец из прекрасного будущего, миссия которого — показать арканарцам гуманистический путь развития. Но возможно ли это? Имеет ли он право вмешиваться в их историю и насаждать свою мораль? Дон Румата Эсторский ищет ответы на эти вопросы в течение всей картины. Он до поры сохраняет нейтралитет и не вступает ни с кем в борьбу. По сути, Румата переживает ту же драму, что и Лапшин. Им обоим противостоит не какой-то конкретный враг (с которым, как с преступником Соловьевым в «Моем друге», Лапшину справиться не составляет труда), но противостоит уродливая неодолимая скотская масса, которая не видит, как дико она живет. И ни один герой, даже самый светлый и благородный, не способен справиться с этой рабской безответственной толпой. Из интервью с Б. Стругацким в РР: «Объяснения не воспитывают. Воспитывают, как известно, обстоятельства. И тут уж как получится».

Тем временем, зрителю предоставлена возможность разглядеть этот страшный мир во всех деталях, подробно и близко, насколько это позволяют границы камеры. Кажется, что «Трудно быть Богом» с документальной точностью погружает в страшное варево полулюдей-полузверей. Чувство ужасного страха, о котором так много пишут разные критики, действительно возникает с первых кадров. Ужасает ощущение почти реального присутствия в аду. Арканар живет за гранью зла, его жители — это рабы, стукачи и палачи. Других почти не осталось. «Веселая башня» беспощадно пожирает самых лучших. В этом страшном вареве люди, забывшие о красоте, милосердии, человеческом достоинстве, высоком искусстве вешают умников, уничтожают книжников и мудрецов. В одной из сцен палач деловито советуется с Руматой, стоит ли перевесить поэта в ночной рубашке на более живописное место. Зло здесь проросло, оно утопает в крови и смердит нечистотами, мочой и блевотиной.. А что Дон Румата? Его миссия — направить жителей Арканара на светлый путь развития «сыпется», когда во время атаки «черных» он нарушает правила и вступает в битву, а зритель видит только последствия этой ужасной бойни...

В финале, после кровавого побоища, опустошенный Румата сидит в глубокой луже. Он просто уничтожил очередных «черных» и «серых», а не изменил ничье мировоззрение. Он ничем не помог Арканару и не нашел ответ как вывести людей к свету. Как человек будущего, он знает о том, что люди с трагическим постоянством наступают на одни и те же грабли и быть может, именно поэтому не видит смысла возвращаться на Землю. А может он просто устал, ведь он же человек, а не Бог. Не Бог, которому трудно ждать, пока мы «наиграемся» в свои жестокие игры. Не Бог, который до сих пор не устал нас любить, иначе мы давно бы погибли.

На коде фильма (в послесловии), подобно Кленскому в «Хрусталеве», который уезжает неизвестно куда на шальном поезде, Румата тоже едет куда-то на маленькой кривой повозке... Впервые за весь фильм здесь звучит полноценная музыкальная тема петербургского композитора Виктора Лебедева. Музыка в картинах Германа используется своеобразно, она всегда дозирована и чаще всего исполняется медными-духовыми. Разве что в «20 лет без войны» звучит Шварцовская тема в оркестровке. В «Трудно быть Богом» музыка звучит в фальшивом пении монахов, в исполнении кем-то из жителей Арканара мелодии на старинной трубе и дважды в исполнении Руматы: вначале картины и как раз, в послесловии.

Именно здесь, в самом конце особенно пронзительно звучит грустный джаз на кларнете, и в голове оживают строки из «Гамлета», процитированного Руматой в экспозиции картины:
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далёком отголоске
Что случится на моем веку.