Солдаты в бараках тряслись от холода, в то время как в натопленных офицерских квартирах окна были раскрыты настежь из-за невыносимой жары.
Необычный ролик увидели жители столицы на большом экране, установленном на Садовом кольце. Вместо традиционной рекламы там транслировался
порнографический фильм. http://top.rbc.ru/incidents/15/01/2010/361948.shtm...
Водители на Садовом кольце проявили большой интерес к двухминутному фильму, в результате чего перед тоннелем образовалась пробка.
Поручик Лукаш сначала не имел намерения где-либо задерживаться. К вечеру он пошёл из лагеря в
город, собираясь попасть лишь в венгерский театр в Кираль-Хиде, где давали какую-то венгерскую оперетку. Первые роли там играли толстые артистки-еврейки, обладавшие тем громадным достоинством, что во время танца они подкидывали ноги выше головы и не носили ни трико, ни панталон, а для вящей приманки
господ офицеров
выбривали себе волосы, как татарки. Галёрка этого удовольствия, понятно, была лишена, но тем большее удовольствие получали сидящие в партере артиллерийские офицеры, которые, чтобы не упустить ни одной детали этого захватывающего зрелища, брали в театр артиллерийские
призматические бинокли.
Поручика Лукаша, однако, это интересное свинство не увлекало, так как взятый им напрокат в театре бинокль не был axpoмaтичecким, и вместо бёдер он видел лишь какие-то движущиеся фиолетовые пятна.
В антракте внимание поручика Лукаша больше привлекла дама, сопровождаемая господином средних лет, которого она тащила к гардеробу, с жаром настаивая на том, чтобы немедленно идти домой, так как смотреть на такие вещи она больше не в силах. Женщина достаточно громко говорила по-немецки, а её спутник
отвечал по-венгерски:
– Да, мой ангел, идём, ты права. Это действительно неаппетитное зрелище.
– Es ist ekelhaft! [Это отвратительно! (нем.)] – возмущалась дама, в то время как её кавалер подавал ей манто. В её глазах, в больших тёмных глазах, которые так гармонировали с её прекрасной
фигурой, горело возмущение этим бесстыдством. При этом она взглянула на поручика Лукаша и ещё раз решительно сказала:
– Ekelhaft, wirklich ekelhafti [Отвратительно, в самом деле отвратительно! (нем.)] Этот момент решил завязку короткого романа.
От гардеробщицы поручик Лукаш
узнал, что это супруги Каконь и что у Каконя на Шопроньской улице, номер шестнадцать, скобяная торговля.
– А живет он с пани Этелькой во втором этаже, – сообщила гардеробщица с подробностями старой сводницы. – Она немка из города Шопрони, а он мадьяр. Здесь все перемешались.
Поручик
Лукаш взял из гардероба шинель и пошёл в город. Там в ресторане "У эрцгерцога Альбрехта" он встретился с офицерами Девяносто первого полка. Говорил он мало, но зато много пил, молча раздумывая, что бы ему такое написать этой строгой, высоконравственной и красивой даме, к которой его влекло гораздо
сильнее, чем ко всем этим обезьянам, как называли опереточных артисток другие офицеры.
В весьма приподнятом настроении он пошёл в маленькое кафе "У креста св. Стефана", занял отдельный кабинет, выгнав оттуда какую-то румынку, которая сказала, что разденется донага и позволит ему делать с ней,
что он только захочет, велел принести чернила, перо, почтовую бумагу и бутылку коньяка и после тщательного обдумывания написал следующее письмо, которое, по его мнению, было самым удачным из когда-либо им написанных: "Милостивая государыня!
Я присутствовал вчера в городском театре на
представлении, которое вас так глубоко возмутило. В течение всего первого действия я следил за вами и за вашим супругом. Как я заметил…"
– Надо как следует напасть на него. По какому праву у этого субъекта такая очаровательная жена? – сказал сам себе поручик Лукаш. – Ведь он выглядит,
словно бритый павиан…
И он написал: "Ваш супруг не без удовольствия и с полной благосклонностью смотрел на все те гнусности, которыми была полна пьеса, вызвавшая в вас, милостивая государыня, чувство справедливого негодования и отвращения, ибо это было не искусство, но гнусное
посягательство на сокровеннейшие чувства человека…"
– Бюст у неё изумительный, – подумал поручик Лукаш.-- Эх, была не была! "Простите меня, милостивая государыня, за то, что, будучи Вам неизвестен, я тем не менее откровенен с вами. В своей жизни я видел много женщин, но ни одна из
них не произвела на меня такого впечатления, как вы, ибо ваше мировоззрение и ваше суждение совершенно совпадают с моими. Я глубоко убеждён, что ваш супруг – чистейшей воды эгоист, который таскает вас с собой…"
– Не годится,-- сказал про себя поручик Лукаш, зачеркнул "Schleppt mit"
[Таскает с собой (нем.)] и написал: "… который в своих личных интересах водит Вас, сударыня, на театральные представления, отвечающие исключительно его собственному вкусу. Я люблю прямоту и искренность, отнюдь не вмешиваюсь в Вашу личную жизнь и хотел бы поговорить с Вами интимно о чистом
искусстве…"
– Здесь в отелях это будет неудобно. Придётся везти её в Вену, – подумал поручик.-- Возьму командировку. "Поэтому я осмеливаюсь, сударыня, просить Вас указать, где и когда мы могли бы встретиться, чтобы иметь возможность познакомиться ближе. Вы не откажете в этом тому,
кому в самом недалеком будущем предстоят трудные военные походы и кто в случае Вашего великодушного согласия сохранит в пылу сражений прекрасное воспоминание о душе, которая понимала его так же глубоко, как и он понимал её. Ваше решение будет для меня приказанием. Ваш ответ – решающим моментом в
моей жизни".
Он подписался, допил коньяк, потребовал себе ещё бутылку и, потягивая рюмку за рюмкой, перечитал письмо, прослезившись над последними строками.
– Наконец-то! – встретил Швейка поручик Лукаш. – Ну, идите, идите, мне нужно с вами поговорить. Да не вытягивайтесь так по-дурацки во фронт. Садитесь-ка, Швейк, и бросьте ваше "слушаюсь". Молчите и слушайте внимательно. Знаете, где в Кираль-Хиде Sopronyi utcza? [Шопроньская улица (венгерск.)] Да
бросьте вы ваше "осмелюсь доложить, не знаю, господин поручик". Не знаете, так скажите "не знаю" – и баста! Запишите-ка себе на бумажке: Sopronyi utcza, номер шестнадцать. В том доме внизу скобяная торговля. Знаете, что такое скобяная торговля?… Чёрт возьми, не говорите "осмелюсь доложить"! Скажите
"знаю" или "не знаю". Итак, знаете, что такое скобяная торговля? Знаете – отлично. Этот магазин принадлежит одному мадьяру по фамилии Каконь. Знаете, что такое мадьяр? Так hirnmelherrgott [Боже мой (нем.)] – знаете или не знаете? Знаете – отлично. Над магазином находится квартира, и он там живёт,
слыхали? Не слыхали, черт побери, так я вам говорю, что он там живет! Поняли? Поняли – отлично. А если бы не поняли, я бы вас посадил на гауптвахту. Записали, что фамилия этого субъекта Каконь? Хорошо. Итак, завтра утром, часов этак в десять, вы отправитесь в город, разыщете этот дом, подыметесь на
второй этаж и передадите госпоже Каконь вот это письмо.
Поручик Лукаш развернул бумажник и протянул Швейку, зевая, белый запечатанный конверт, на котором не было никакого адреса.
– Дело чрезвычайно важное, Швейк, – наставлял поручик. – Осторожность никогда не бывает излишней, а потому,
как видите, на конверте нет адреса. Всецело полагаюсь на вас и уверен, что вы доставите письмо в полном порядке. Да, запишите ещё, что эту даму зовут Этелька. Запишите: "Госпожа Этелька Каконь". Имейте в виду, что письмо это вы должны вручить ей секретно и при любых обстоятельствах. И ждать ответа.
Там в письме написано, что вы подождёте ответа. Что вы хотели сказать?
Внимание! сейчас Вы не авторизованы и не можете подавать сообщения как зарегистрированный пользователь.
Чтобы авторизоваться, нажмите на эту ссылку (после авторизации вы вернетесь на
эту же страницу)
