Евг. Шишкин. «Бесова душа»

Из ревности резанул соперника ножиком, попал на лесоповал за непрестижную бытовуху. А тут война. Штрафбат. И кровью смыл. И — до Берлина. Но был жестоко ранен и остался полным инвалидом без рук и ног. И осталось силы только на то, чтоб из простыни зубами связать себе удавку...

Жестокая история, которая написана молодым ещё писателем, но с какой-то глубоко укоренившейся старостью во взгляде на мир. Евгений Шишкин, конечно, не Шолохов, как о том говорят иные критики: и широты исторической не хватает, и язык иногда не к месту частит диалектными вятскими словечками, да и непростительные для реалиста ошибочки, такие как, например, сжимающий дуло автомата штрафник, тоже имеются.

Но вот что подкупает: реализм Шишкина становиться действительным реализмом в тот момент, когда автор честно начинает выписывать вполне может быть и несимпатичных ему лично персонажей. В итоге получается целая галерея персонажей колоритных, понятых автором. Понимающий реализм. Автор же со своей позицией остаётся как бы за кадром, скрывается за изображением, не делит на хорошее и плохое своей авторской волей.

Только один раз Шишкин позволяет себе (не удержался, похоже) историко-философский комментарий сражения за Берлин. Да и то цитирует своего героя, после войны — историка. И опять — о том же: не ищите тайных пружин истории, имейте обойтись, тем, что видно, не бойтесь этой кажущейся простоты, эта простота и есть самая большая и интересная философская проблема.

Слишком силён подчас соблазн объяснить то, что с нами происходит, чем-то потусторонним и от нас независящим. И не хватает сил на бритву Оккама собственного, тяжёлого понимания. Шишкин продумывает мысль до конца, не впадая в спасительный оккультизм. И судьба героя становиться мыслю, продуманной до конца. Мыслью, облекшейся в плоть, чтобы умереть. Без смысла и сверхзадачи. Без условий и условностей. Просто. Казалось бы...

Шишкин думает о мире в безусловных терминах, в терминах обихода Вятской деревни, в терминах нефилософского, инстинктивного несыгранно трагедийного понимания смерти и балагурно веселого проживания жизни. И вся философия героев только от того, что больно уж непонятно, какой бес водит души людей и что ему, этому бесу надо, зачем он мешает пахать землю, шить обувь и любиться по велению молодых тел. В остальном же — никакой идеологии. Чистый быт, необременённый лишними измышлениями. Вот такую жизнь Шишкин и промыслил, пережил и воссоздал. А это трудно. Повседневность обычно с трудом проницаема для познающего и — как правило — рефлексирующего писательского сознания.

Потому что повседневность страшна и бессмысленна, она даже не трагична, она — смерть-не-трагедия-а-усталость.

Вполне допускаю, что «Бесова душа» — не лучшая книга Шишкина, несмотря на целые страницы безупречных в художественном отношении страниц. Но нисколько не жалею, времени на неё потраченного. И, безусловно, прочту то, что этот автор — надеюсь — напишет ещё.