«Читал хейтерские комментарии и ждал»: Покрас Лампас — о скандальном кресте и о Екатеринбурге

Один из авторов партизанского фестиваля уличного искусства «Карт-бланш» — известный каллиграфист Покрас Лампас, который год назад нарисовал на площади Первой Пятилетки гигантский (занявший около 6600 квадратных метров. — Прим. ред.) крест и написал на нем отрывок из манифеста Казимира Малевича. Вокруг той работы разразился не один скандал: сначала ее закатали в гудрон, потом против нее выступили православные активисты, так что крест пришлось переделывать.

В этом году работы Покраса такой бурной реакции не вызывают. Он уже создал манифест каллиграфутуризма на одном из зданий завода «Уралмаш», а этой ночью расписал огромный куб — вытяжку метро — за Драмтеатром (что зашифровано в его послании, читайте по этой ссылке).

Во время создания этой работы мы немного поговорили с каллиграфистом, спросили о скрытом послании, которое содержалось в кресте на Уралмаше, об отношении Покраса к Екатеринбургу и о том, что такое правильная свобода, которая, как он считает, есть в нашем городе.

— Сколько еще твоих работ будет на фестивале?

— Будет последний объект, более цветной. Потому что пока все монохромные штуки, а следующий будет такой, более яркий, и все. Потом еще осенью приеду.

— Как-то ты зачастил в Екатеринбург.

— По сути, нет. Раз в год, получается. Просто в прошлом году несколько раз приезжал.

— До этого ты приезжал рисовать и переделывать супрематический крест на Уралмаше и только недавно рассказал, что все это время там было скрыто послание: «Товарищ, помни: цензура не должна влиять на искусство». Это было внезапно и круто.

— А я все это время читал хейтерские комментарии и думал: «А чего вы не читаете, что написано?» И ждал с ехидным лицом лягушки. Было весело.

— Как будто все успокоились, добившись того, чего хотели...

— На это и был расчет.

— Почему не раскрыл секрет раньше? Почему сейчас?

— Я давно хотел, просто повода не было. Знал, что сразу посыплются комментарии негативные, а тут все идеально сошлось — КБ («Карт-бланш». — Прим. ред.), Екатеринбург любимый и столько всего. Подумал — ну, надо рассказать. Чего солить тайну?

— На крыше куба будет какое-то скрытое послание?

— Нет. Пока никто меня не гонит отсюда, что мне тут скрывать? На самом деле, тут и так много текста. Вдруг я что-нибудь сюда спрячу, кто знает...

— Какие еще миллионники ты посещаешь так часто, как Екатеринбург?

— Мне кажется, никакие. Мне в Петербурге очень хорошо, а здесь весело, можно с пользой проводить свое время. В Москве тоже бываю, но больше по работе.

— Насколько вообще к творческим людям, которые что-то создают, применимо слово работа?

— Смотря с какой философией на жизнь смотреть. Кто-то может так, как на работу, а я не очень хочу. У меня такого нет. Я это делаю, потому что есть определенное чувство, что я хочу что-то сказать и сделать это именно так. Если бы в Екатеринбурге не было такой правильной свободы, я бы сюда не приехал, мне было бы здесь некомфортно что-то делать. А так мне нравится.

— Правильной свободы?

— Именно отношения к искусству, восприятия того, что ты волен прийти и что-то сказать, что-то сделать. Это тоже определенная ментальность локальная, которая здесь очень хорошо культивирована, и люди более восприимчивы к каким-то экспериментальным объектам.

— Долго ли просуществует куб, как думаешь?

— В данном случае нет. Это же улица, [работа] улице принадлежит, улица сама решит. Закрасят — и закрасят (уже к утру расписанный куб и работы Покраса на Уралмаше испортили, изрисовав голубой краской. Покрас собирается восстанавливать их вместе с горожанами — Прим. ред.).

— Обидно, когда твои работы портят и закрашивают? Или это уже воспринимается как издержки профессии?

— Конечно, обидно. Мы же все люди. Это издержки профессии, да. Но ты же делаешь, вкладываешь старание, здоровья тратишь очень много. Это все вредно. Время, подготовка, силы…

— Как в твоей голове складывается, куда должна пойти какая буква и слово?

— Это опыт и интуиция, все вместе объединяется. Но иногда даже сам до конца могу что-то не контролировать.

— У тебя не бывает такого, что ты написал не ту букву, но это никто не поймет — и ты такой: «Ну ладно…»?

— Никто не узнает… В этом прелесть быть каллиграфом.

— В каком режиме ты сейчас существуешь здесь? Сколько часов в сутки удается поспать?

— Я сплю восемь часов. Даже если апокалипсис будет, я высплю свои часы, а потом буду очень много работать. Сон — это святое, это единственное, что у меня есть из роскошного. Без сна ты абсолютно другой человек.