«Раньше я защищала Сталина»: школьница — о том, почему нельзя избегать ужасов Большого террора

Сегодня 6 июня, в этот день принято вспоминать о жертвах политических репрессий на Урале. Процессии с участием родственников жертв тех событий стали привычными, но память о Большом терроре должна передаваться молодым поколениям. В рамках проекта «Молчать нельзя рассказывать» Музея истории Екатеринбурга уральские школьники познакомились с уголовными делами репрессированных. Публикуем эссе старшеклассницы гимназии № 120 Сони Яковлевой.

Я стараюсь не замечать болезненные элементы жизни. Если вижу во «ВКонтакте» пост о смерти, особенно о мучениях животных, быстро пролистываю ленту. Быстро прохожу мимо попрошаек на улицах. Наверное, так мой организм пытается защитить психику. И я рада этому. Но все меняется.

Когда в школе мы изучали репрессии Сталина, я могла спокойно защищать его. Я была уверена, что без таких мер невозможно было поднять страну и победить в войне. Разумеется, все в классе не понимали и пытались переубедить. Они приводили доводы со стороны морали: убийство людей — не выход из ситуации. Затем я защищала вождя уже из принципа, по которому всегда хочется отстаивать свою точку зрения до конца. А все потому, что меня это никак не касалось. Но теперь у меня есть стимул побороть защитный механизм и глупые принципы.

В абсолютном спокойствии я начала читать дело Атвасита Бруно Ивановича, репрессированного учителя немецкого языка из села Куровское (Камышловский район Свердловской области. — Прим. ред.). И с таким же спокойствием его закончила.

Меня абсолютно не задела невиновность того человека и его ненужная смерть. Просто был, и его уже нет. Он меня не касается, я его не касаюсь. Он просто герой, которого я узнаю по материалу дела. Я даже верила в то, что он был жестоким контрреволюционером, рисовал с детьми свастику и хотел отравить лошадей. Я не была с ним знакома. Не была знакома с его семьей и настоящей историей. И я верила тому, что написано на бумажке. Но все меняется.

Однако я загорелась идеей узнать побольше. Съездить в село Куровское, к сожалению, не удалось, но вот с людьми связаться получилось. И я увидела настоящую жизнь моего героя.

Атвасит Бруно Иванович был учителем рисования (по данным дела — учителем немецкого языка). Перебравшись в Куровское в 1930-е годы, он основал трудовую династию учителей. Его сын, Адольф Брунович, учил немецкому языку, его жена Таисья Андреевна, окончив педучилище, также преподавала в куровской школе. А дальше пошли и дети, племянники, внуки, которые тоже имели педагогическое образование. Общий учительский стаж семьи — более 300 лет. Про их клан даже написали в книге «Деревня моя деревянная, дальняя…». По-настоящему фамилия нашего героя звучит так: Атвацит. При этом даже его отчество и фамилию органы НКВД смогли изменить. Он не Бруно Иванович, а Бруно Янович. Если правятся такие детали, то что уж говорить о его истории?

Арестовывали его дважды — в 1927 и 1933 годах — из-за злоупотребления своим положением. При этом у него есть Георгиевский крест. В допросе говорится, что на одной из учительских конференций в камышловской школе № 58 он познакомился с неким Круминым, который втянул его в контрреволюционную деятельность. Новый товарищ убедил Бруно Ивановича, что без этого он не сможет вернуться на родину в Латвию. Так Бруно Иванович начал собирать информацию о кулаках и людях, настроенных контрреволюционно. А также разведывал информацию о численности, вооружении и расположении Камышловского стрелкового полка. В допросе он говорил, что по своей воле хотел отравить колхозных лошадей и поджечь склады с провиантом.

Его противники утверждали, что Атвасит рисовал с детьми фашистские знаки. Это же говорил свидетель Соседков — начальник куровского отделения связи. Бруно Ивановича обвиняли в том, что его ученик Потапов распространял по его указанию контрреволюционные листовки. Сам Потапов это не подтвердил. Его же слова о желании отравить колхозных лошадей подтвердить также не смогли. Невиновность Бруно Ивановича подтверждают показания очевидцев, работников школы, но все тщетно. Человека расстреляли по подложным свидетельствам.

После этой истории я поняла, что должна хотя бы иногда вспоминать жесткость мира. Для того, чтобы почувствовать себя живой и счастливой. Для того, чтобы знать точки невозврата, которые перешагивать нельзя. Эти точки — мораль, человечность, совесть.