«Он встал и пошел на нас. Пять здоровых мужиков бежали из комнаты»: врач скорой — о самом жутком вызове

Врач анестезиолог-реаниматолог Артур Симонян работает в экстренной медицине семнадцать лет. Из них семь лет — в кардиологической бригаде скорой. О том, как он спасает жизни, врач рассказал нам в интервью.

Артур ведет блог про ЭКГ-диагностику для медиков, где простым языком рассказывает о нюансах кардиологии, учит читать кардиограммы и показывает нетипичные случаи. И этот случай, который произошел с ним в 2011 году, он не забудет никогда.

2011 год. Я работал врачом линейной бригады. Со мной был Роман, тогда еще студент УГМА. Вызов: судороги, 28 лет. Этот адрес я не забуду.
⠀
По приезде мы увидели молодого человека, лежащего на диване лицом вниз без сознания. Родные больного стояли и молчали (обычно суетятся и бегают). В глазах — страх...
⠀
«Линия» нередко попадает на судорожные припадки, но такое я видел впервые.
⠀
Под кожей были видны мелкие подергивания отдельных мышечных групп. Складывалось впечатление, как будто там ползают черви. С мелких мышц возбуждение переходило на более крупные. Затем уже мышцы всей конечности становились напряженными. Парень стал походить на сжатую пружину, которая ждала момента, чтобы высвободить энергию.
⠀
Лекарство давно было набрано в шприц, но заплаканная жена вдруг крикнула:
⠀
— Не подходите к нему! Он вас убьет! Он на взводе! Прикоснетесь, и он ударит! Он мне так руку сломал, а бабушку чуть не зашиб насмерть!
⠀
Ситуация обострилась. Как сделать инъекцию, если подойти к больному невозможно? Его кулаки были сжаты настолько сильно, что побелели. Тогда мы с Ромой решили разделиться.
⠀
Я взял шприц, а помощник медленно и осторожно прикоснулся к больному и... резко отскочил! Тут же последовал удар кулаком в стену! С потолка посыпалась штукатурка. Парень распрямился и на время обмяк. После такой «разрядки» я быстро приблизился, сделал укол и отошел.
⠀
Вновь начали появляться мелкие подергивания мышечных волокон. «Пружина» опять взводилась. Нужно было время, чтобы препарат подействовал. Я сел в отдалении и стал думать, что нам делать дальше.
⠀
После того, как напряжение мышц опять перешло в общий гипертонус, все прекратилось.
⠀
Парень расслабился, но в сознание так и не пришел. Я потянулся за телефонной трубкой, чтобы вызвать реанимацию, и отвлекся на секунду.
⠀
Больной вдруг начал двигаться и встал в полный рост.

— Опять началось, — тихо прошептала жена.

⠀
Я сначала не понял, что «опять началось», думая, что парень пришел в себя, припадок закончился, можно не вызывать спецов, увезти больного к неврологам. Подняв голову вверх и взглянув на больного, я понял, как я ошибся...

С высоты более двух метров (а парень был поистине богатырем) на меня смотрели два глаза с огромными зрачками. Вернее, они смотрели не на меня, а сквозь меня. Взгляд был абсолютно пустым, как у зомби.

В мгновение ока я понял, что пациент погружен в так называемое «сумеречное» сознание. В нем пребывают люди, страдающие сомнамбулизмом, и больные с некоторыми формами эпилепсии. Именно то и хотела сказать его жена, когда прошептала: «опять началось». Он медленно двинулся на нас. Я успел крикнуть: «Ромка, беги!»

Надо отдать должное моему помощнику, он не только быстро среагировал и побежал из комнаты, но еще и прихватил с собой наш ящик. Я осторожно и тихо прошмыгнул сбоку от больного, так как читал, что люди в «сумерках» идут на громкий звук или яркий свет.

Только мы закрыли за собой дверь комнаты с той стороны, как в эту самую дверь прилетел удар такой силы, что почти раскрошил ее на щепы, а с потолка на нас вновь посыпалась штукатурка.

— Что здесь творится, черт побери? — заорал я на родственников. Они молча принесли мне документы.

Если коротко, то дела обстояли так.

Парень страдал лобной эпилепсией с частыми припадками. Препараты количество припадков не уменьшали. Неврологи разводили руками. Из-за частых приступов молодой человек не мог устроиться на работу, а комиссии не давали инвалидность (во время комиссий припадков не было).

И тогда он решился на отчаянный шаг. В институте мозга, при поддержке УГМА, сделал экспериментальную операцию на головном мозге (рассекли мозолистое тело), полностью взяв ответственность за последствия на себя.

К сожалению, эксперимент не удался. Число припадков не уменьшилось, а увеличилось, а после припадков его сознание стало погружаться в «сумерки», во время которых он не отдавал себе отчета в своих действиях. Ходил как сомнамбула и все крушил. Ни неврологи, ни нейрохирурги, ни психиатры ничем не могли ему помочь...

Но история на этом не закончилась. Пока мы читали документы и слушали рассказ родственников, а наш больной «гулял» по комнате, натыкаясь на предметы и тут же их разрушая, приехала реанимационная бригада. Я ее все-таки вызвал, так как совершенно не представлял, что делать с больным (молодой был, зеленый).

В квартиру зашли трое мужчин, которые стали слушать мой доклад о больном. Посмотрели документы и вошли в комнату, не поверив ни одному моему слову.

Среди куч разбитых предметов лежал лицом вниз наш больной. Все тело вновь содрогалось от судорожной готовности. Тело «набирало новый заряд». Ребята из реанимации хотели было подойти к больному, но он опять нанес удар (слава богу, промахнулся). Тут же получил еще одну инъекцию противосудорожного и обмяк.

— Ну вот видите, — сказал реаниматолог. — Ничего страшного, а вы мне тут ужасов нарассказывали.

И тут парень опять превратился в «зомби». Зрачки расширились, он встал и пошел на нас. Теперь уже пять (пять!) здоровых мужиков бежали из комнаты от одного больного. Врач-реаниматолог, оказавшись в коридоре, почесал голову и спросил нас всех: «Ну и что с ним делать теперь?» Мы с Ромой улыбнулись.

Все стояли в коридоре и обсуждали судьбу больного. Еще раз читали документы. Больной доламывал обстановку комнаты, и тут все стихло...

— Кто здесь? — раздался голос из-за двери, — это скорая помощь? Я опять кого-то покалечил?

Парень наконец пришел в себя. В голосе были тоска и безысходность.

Мы с опаской открыли дверь. Он сидел на диване и плакал.

— Ребята, дайте закурить, если есть, — промолвил он. Кто-то из фельдшеров реанимации дал ему сигарету, зажигалку.

— Со мной все нормально, я никуда не поеду, везде распишусь, где надо. Меня все равно уже не вылечить...

Мы уехали, но этот вызов я не забуду никогда. К сожалению, мне неизвестна дальнейшая судьба этого больного.

Ранее мы поговорили с врачом-инфекционистом из 40-й больницы, который вылечил уже более 30 пациентов с коронавирусом. А анестезиолог-реаниматолог объяснил, кому и зачем нужен аппарат ИВЛ.