E1
Погода

Сейчас-9°C

Сейчас в Екатеринбурге

Погода-9°

пасмурно, небольшой снег

ощущается как -14

4 м/c,

с-з.

729мм 80%
Подробнее
4 Пробки
USD 92,26
EUR 99,71
Реклама
Мой дом Полезные статьи Лучший город на Земле

Лучший город на Земле


31 декабря, ближе к полуночи, выйдя за порог, я закрыла прошлое на два оборота и, как пишут в книжках, пустилась в путь. Это удивительное ощущение – уезжать на исходе года. Город притих в ожидании торжества, и никто не мешает моим мыслям о ближайшем будущем вне дома. Бодро шагаю на вокзал, за спиной – приятная тяжесть рюкзака, чувствую, что вот-вот впаду в эйфорию. Каникулы!
Трогаемся. Поезд набирает ход, темнота за окном «слизывает» нарядные елки, фейерверки и огни. Я мечтала красиво въехать в новый год, и мне это удалось.

Судя по тому количеству туристов, что заполняют Петербург в рождественские каникулы, я в своих чувствах и исканиях далеко не одинока – очень и очень многие люди готовы терпеть сквозящий отовсюду январский ветер, толкотню на Невском и часовые очереди в Эрмитаж, вот только ради чего? Со мной все ясно: острая недостаточность красоты, я ее ощущаю физически, и потому говорю себе: «Не будь лопухом, проживи эти четыре с половиной дня достойно».

Я никогда не относилась к нему объективно, мне не знакомы трудности повседневной жизни в нем – я его идеализирую и не могу отказать себе в этом удовольствии. Каждый имеет право на кусочек земли, где ему хорошо, и Питер – мой личный Эдем. Я здесь счастлива, а счастливый человек (такая у меня теория) приятен для окружающих и отчего-то все ему хотят угодить. Поговорить, объяснить дорогу, помочь советом, просто обнять на лучшей площади страны (в честь праздника) – вроде все понятные вещи, но в Екатеринбурге со мной такого не случается, а в Эдеме – на каждом шагу. Чтоб вот так посторонние люди вдруг прониклись к тебе вниманием и заботой… Удивительно. Менталитет – вещь великая и непонятная. Хотя, отрицать не буду, оноворуссивание (или обуржуазивание) города происходит, притом семимильными шагами, но я – наблюдатель издалека, и с малоприятными персонажами мне пересекаться совсем не обязательно.


Тихий уголок и всего в получасах ходьбы от Зимнего. Это не местожительство, а сплошные преимущества: с одной стороны, эконом вариант, с другой – гуляй сколько душе угодно да пока ноги носят – до гостиницы добраться проблем нет. Главное, в день приезда не растеряться, опустить всякие мелочи и распорядится временем со вкусом. Уже полдень, а планов никаких? Идите в Эрмитаж. Что бы у кого там не происходило, абсолютно все посетители музея покидают его удовлетворенными: задача-минимум выполнена. Теперь расслабьтесь и дышите глубже, наслаждайтесь городом.

2 января этого года посмотреть на сокровища Эрмитажа неожиданно захотелось очень многим людям. Нас было больше, чем номерков в гардеробе, и потому от входа потянулся внушительный хвост, не особенно радовавший подходящих, и страшно веселящий пробравшихся внутрь. (Те, находясь в тепле, могли беспрепятственно показывать пальцем и фотографировать уличную очередь – спрашивается, для каких целей?). «Дорогие гости, – доносилось из радиорубки, – раздеть вас не можем, примите извинения». А что, припрыгиваем да стоим, по мере сокращения расстояния до ступенек, настроение улучшается. В двери втискиваемся победителями. Кавалеры замерших барышень не сдерживают чувств: «Маруська, мы сделали это!».

Наука не уставать в музее осваивается человеком годами, в течение его жизни. Я, например, уже ею овладела, и потому хожу довольная.


Я живу в не обогреваемом номере – батарея есть, но она мертвенно холодна, попыхивает маленький калорифер. Я мерзну и поэтому каждый день выпиваю по стаканчику глинтвейна – нужно держаться. При оплате не учли мой аванс, ключ от моего номера потеряли, в душе прорвало трубу, мне не хватает горячей воды, чтоб помыться. Словом, 33 несчастья и все мои, но в Питере как-то стыдно распускать нюни. Город-герой проверял меня на стойкость. Выстояла. Но предупредительный гостиничный персонал, должно быть, меня недолюбливал: со мной постоянно что-то происходило, к тому же, я вставала раньше всех, и им приходилось готовить завтрак. А как быть? Другого способа увидеть город без людей не было. Правда, они не очень-то и мешали, но все же хочется ведь побыть наедине.

Каждое утро наедине продолжалось не больше получаса. Народ быстро высыпал на улицу: кто по делам, кто на экскурсии. Женщины в оранжевых жилетах, с лопатами в руках, у Зимней канавки убирают снег. Мужчины в марлевых повязках, защищающих дыхательные пути, посыпают тротуары химреагентами. На мостах грязная кашица подтаивает и стекает в Неву. Вот такое преступление без наказания.

Таврическая, 35. Если я и на этот раз не дойду до «Башни» Вячеслава Иванова, буду стыдить себя весь обратный путь. Пришла, стою и смотрю. Прохожие, следующие мимо, разговаривают о чем-то своем. Интересно, сколько раз мне надо пройти туда-сюда, чтобы быть как они – смотреть под ноги, а не липнуть к дому взглядом, считать его лишь частью городского пейзажа? Наверное, много или очень много. Разберусь, когда потеплеет, сейчас – на угол Таврической и Шпалерной, кланяться белым маковкам Собора Смольного монастыря, дойти до него не успеваю. Бросаю быстрый, исполненный любви взгляд на Таврический дворец. Над дворцом развевается российский флаг. Какой-то патриотизм не к месту. Сняла бы я его и тот, что над Зимнем, тоже, исключительно по руководству чувства прекрасного.

Вообще, новогодний Петербург и красив, и уродлив. Часть иллюминации выполнена с большим вкусом, тактично по отношению к архитектуре, другая – просто убийственна. Согласитесь, обмотать портянкой Петропавловскую крепость – это перебор, и никакие красующиеся на ней поздравления это безобразие не оправдывают.


Ну и пока я стою и разбираюсь с картой, силясь понять, как картографы соотнесли то, что я вижу, с тем, что они изобразили, мимо меня пробегает петербурженка в спортивном костюме. Судя по внешнему виду, моей спасительнице было прилично за 70. Утро было холодным, и сверху падало что-то мокрое. Мне было стыдно сбивать ее с дыхания своими расспросами, но ситуация безвыходная – превращаюсь в ледышку. Удивительная женщина, и удивительная встреча, не последняя в этот день. Вторая случилась в музее, в гардеробе.

Здешняя гардеробщица – одна из главных примечательностей учреждения. Это также пожилая женщина, имеющая привычку беседовать с каждым посетителем, занимая его внимание на 10 – 15 минут (если, конечно, нет очереди). Расспрашивает, кто откуда приехал, и профессионально рассказывает об истории музея – у того не самая легкая судьба – и о самой блокаде. Ее дом находится недалеко и блокаду она прекрасно помнит. В 42-м жители принесли сюда (а это здание Кустарного музея) кто что мог – чтобы помнили и знали. Открылась экспозиция, которая пополнялась документами и оружием. Техника стояла во дворе, пока в 49-м в связи с «ленинградским делом» экспозицию не закрыли, и не пожгли все экспонаты. Вот эти костры моя собеседница прекрасно помнит, и говорит обо всем сухо и без сантиментов, но, если б я к тому была причастна, мне бы сейчас стало очень стыдно... Нынче большие некогда выставочные площади ссохлись до одного зала, кажется, гимнастического.


Новую экспозицию помогали собирать и немцы. Здесь и оружие, и личные вещи солдат. Смотреть на все это больно, а читать документы, частную переписку еще больнее. Но оторваться не возможно – это живая история, не книжная интерпретация, а конкретные судьбы, отчаяние и стойкость, которые просачиваются через бумагу. Здесь включают сирену, предупреждающую о бомбежке и запись голоса Ольги Берггольц. А на Невском, на стене одного из зданий с тех времен сохранили надпись «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна», только для открыточных наборов ее не снимают.


Прежде в Русском музее я картин Марии Башкирцевой не видела, а тут вдруг наткнулась. Интересная, конечно, девочка и талантливая, да еще эти ранние смерти всех завораживают, но мне что-то мешает ею восторгаться. Хотя часть ее картин, действительно, очень хороши, а про другую часть я бы так не сказала.

Пожалуй, самое печальное, что я видела в Питере этой зимой, – Музей-квартира Блока, на Декабристов. Частично ее перепланировали, вещей практически не сохранилось. Скудная обстановка совершенно лишенная жизни, будто и дух-то сам кислотой вытравили, кроме вида из окна да лестничных маршей ничего душу не греет. И бродит нас здесь совсем не много. Экскурсовод несет совершеннейшую околесицу. Попеременно шмыгаем носом. Легкий насморк – это, вообще, очень по-питерски. Мои кости постоянно ощущают сквозняк, меняется лишь его интенсивность: от легкого до ого какого. И в музеях, и в кафе, и в зале кинотеатра – питерскому сквозняку стены – не помеха. Мистика.

Как-то, было, перехожу через дорогу по зебре и вижу, несется авто. Темно, но сразу понятно – псих. Ладно, думаю, постою, раз уж он так торопится. Все же трамвайные линии дают кой-какую защиту. Ха! пролетая мимо, мой дурачок делает заезд, и все, что я успеваю – мысленно попрощаться со своей правой ступней, которая, по расчетам, отдавленная, навсегда тут и останется. Так вот: несущиеся на запредельной скорости машины – это самое страшное, что, по моим наблюдениям, происходит питерской ночью. Им она нужна, чтоб раствориться, мне – чтоб дышать. На зебре сталкиваются наши интересы. И пока никакой солидарности среди тех, кому нравятся черт знает куда двигаться ночью.


Я покидала город с легким чувством. Это был какой-то удивительный день, когда все складывает как нельзя лучше. Ехала на Большую Морскую, в дом Набокова, не особенно надеясь туда попасть. Успокаивала себя тем, что погляжу на окна и пойду в Музей истории религии по соседству. Однако звезды распорядились иначе: в музей меня пустили, причем бесплатно, и вообще были крайне обходительны и внимательны, что очень приятно.


В этом доме Набоков родился, здесь жила его семья, занимая все три этажа. Сейчас фонд Набокова располагается на первом этаже, а верхние этажи занимает редакция газеты «Невское время». Фонд и музей объединены. В кабинете Владимира Дмитриевича (отца) сохранился паркет, обшивка стен, очень красивый потолок, выложенный мозайкой. Крохи, конечно, но и этого достаточно, чтобы представить себе обстановку дома. Экспонатов почти нет. Есть набоковская коллекция бабочек из Гарвардского университета, книжки с трогательными посвящениями жене и замечательные фотографии. Ну и люди там работают очень хорошие, приятно там быть. И хоть это и не по правилам, мне разрешили подняться по лестнице, взяв обещание не мешать журналистам, где я провела какое-то время, всматриваясь в отражения гигантского зеркала на втором этаже и любуясь витражом, затем купила бабочку на память и в путь.


P. S. А в Музей истории религий я все же заглянула. Выяснила, что самые смешные верования были у нанайцев. Здесь выставлены крошечные мешочки для ловли детских душ. Нанайцы верили, что шаман может поймать в верхнем мире душу, упаковать ее вот в такой мешочек и принести женщине, которая хочет иметь ребенка. Правда или нет – не знаю, за что купила, за то и продаю. И вот еще: оказывается, у нанайцев же было заведено вырезать из дерева дух, препятствующий рыбной ловле. И чтобы тот не мешал, перед рыбалкой его обматывали веревкой, то есть буквально вязали по рукам. Кто бы подумал, что нанайцы – такой веселый народ. А еще считается, что в музеях скучно! – Глупости это.

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
Форумы
ТОП 5
Рекомендуем
Знакомства
Объявления