«Нет, давай цианид!»: журналист Ая Шафран, уехавшая в израильскую пустыню, — о трудностях иврита

Недавно моя семья отметила крошечную годовщину — два месяца жизни в Израиле. О том, как и почему мы переехали, где живем и как учим иврит, я рассказывала в прошлый раз. Казалось бы, ничтожный срок, а сколько всего произошло. Нам удалось прикоснуться к разным важным сферам: дети пошли в школу, взрослые смогли поработать, мы распробовали досуг и причастились к традиции. Расскажу обо всем понемногу.

Карьера в медицине

Вновь прибывшим репатриантам, которых в Израиле называют «олим хадашим», государство выплачивает пособие первые полгода. Вот почему я имею возможность много времени посвящать языку и не работать. Однако сидеть сложа руки я не привыкла, поэтому во время отпуска в ульпане (школе иврита) пошла подрабатывать. Без квалификации и языка путь у нас один и приводит он к никайону, то есть мытью полов. Уборка офисов, квартир и вилл приносит небольшие, но гарантированные деньги.

Новая знакомая, владелица небольшой клининговой компании, позвонила мне утром. «Ты боишься крови?» — спросила она с надеждой и, услышав «нет», сообщила — нужно навести чистоту в отоларингологической клинике. Обрадованная, я уже собиралась написать друзьям, что начала свою трудовую деятельность с мокрухи, но оказалось, что в клинике чисто и красиво, никаких луж крови там не оказалось. Только милые пациенты, милые врачи и милые-милые секретари.

Кстати, благодаря секретарю я почувствовала себя героиней старого дурацкого анекдота. Несколько раз подряд девушка назвала меня Наташей. Настолько сочувственно в Израиле на меня еще никто не смотрел, так усиленно руками никто не махал, пытаясь объяснить какие-то элементарные вещи. На очередную «Наташу» я возражала: «Ая!», но секретарь, видимо, считала, что это я отвечаю на своем нелепом наречии что-то вроде «Аушки» или «Чего изволите», и никак не догадывалась, что это мое имя. На пятый, наверное, раз я напрягла извилины и старательно сказала на сносном иврите, что она ошибается, что меня зовут Ая и ее понимаю (так что нет нужды разговаривать со мной как с умственно отсталой, мысленно, но очень внятно добавила я). Тут секретаря попустило, и мы с ней даже немного побеседовали на людоедском наречии.

За одно мытье клиники (два часа) я получаю 64 шекеля, это около 1150 рублей. Кажется, немало, но не стоит забывать: цены в Израиле гораздо выше, чем в России, и литр молока, например, стоит порядка 100 рублей. Чистота вилл оценивается выше, поэтому некоторые олим хадашим как начинают с никайонов, так и остаются на этой простой работе. Я же планирую пойти на курсы и стать профи в какой-нибудь прикладной специальности.

Школьный шок

Если работа в нашей жизни пока случайный эпизод, то школа началась уже всерьез. Первое сентября в этом году пришлось на субботу, которая, как известно, в Израиле совсем-пресовсем нерабочий день. Пока нарядные российские детки с цветами шли в школу, мои отпрыски валялись в кроватях и изо всех сил исполняли заповедь — отдыхать в Шаббат.

Школа началась для них с воскресенья, 2 сентября. Юна и Егор надели белые футболки с логотипами школы, и это был единственный атрибут праздника — дарить учителю цветы в День знаний в Израиле не принято. В качестве школьной формы все учебные заведения города используют однотонные футболки, которые можно купить в каком-нибудь магазине торгового центра и тут же украсить школьными лого.

Дети в Израиле учатся в школе 12 лет, в первый класс идут в пять-шесть лет. Видимо, поэтому начальная школа (до шестого класса включительно) больше похожа на подготовительную группу детского сада. Ученики много рисуют, играют, делают какие-то проекты… Моя дочь Юна закончила в Екатеринбурге три класса, но в Беэр-Шеве пошла в пятый. И это без знания языка. Меня утешили тем, что в начальной школе все равно нет ничего сложного, да и программа в России опережает израильскую на полтора-два года. «Ее задача — учить язык, адаптироваться и сохранять доброе расположение духа», — объяснили мне, и я облегченно вздохнула.

С сыном история вышла не столь радужная. В Екатеринбурге Егор отучился пять классов, а теперь пошел сразу в седьмой. И уже не в начальную школу, а в среднюю, которая здесь называется «тихон». Его записали в Мекиф Гимель, где традиционно учатся новые репатрианты. Говорили даже, что там есть целые классы для понаехавших, но оказалось, что таких не водится. Егора определили в физматкласс (было очевидно, что сын не спортсмен, а для класса будущих врачей нужна специальная подготовка). Мне велели не волноваться: дескать, в школе с новичками обращаться умеют отлично.

После первого дня учебы сын вернулся домой и рассказал, что посетил все уроки, слушал учителей и ничего не понял (что совершенно не удивительно). А теперь ему нужно делать домашнее задание. Что ж, надо так надо. Мы решили начать с математики, надеясь, что универсальный язык цифр нам поможет. Не тут-то было. В классе Егор не понял, какую тему объяснял учитель, и нам пришлось догадываться об этом самостоятельно с гугл-словарем и карандашом в зубах.

На исходе первого часа мы поняли, что речь идет о последовательностях. Еще час потребовался на перевод задачек, которые оказались совсем несложными. К этому времени мы уже прилично вымотались, и когда очередное слово в учебнике перевелось как «она сгнила», мои нервы сдали окончательно. А ведь впереди маячили домашние задания по другим предметам! Волевым решением я остановила этот кошмар и отправила сына гулять.

Неужели для этого мы приехали в Израиль? — думала я, глотая слезы. — Чтобы мой ребенок проводил дни, слушая тарабарщину и ничего не понимая? В расстроенных чувствах я направилась в школу на следующий день, чтобы узнать — как так? Доколе? Наконец, в школе картина прояснилась. Оказывается, Егору просто забыли рассказать, что вместо части уроков он должен ходить на занятия по ивриту — ульпан. Обязательны к посещению для него только английский, физкультура и математика. Все остальное он будет изучать в другие годы, когда начнет хорошо понимать иврит. Благо программа предусматривает повторение всего материала.

Новости нас чрезвычайно обрадовали. Теперь Егор от двух до пяти уроков проводит в ульпане, где собираются все дети, приехавшие из других стран. У Юны тоже есть ульпан, но реже и индивидуальный. Вечером дети собирают портфели, готовят себе бутерброды (в школе нет ни столовой, ни буфета), а утром уходят на занятия. Каждому идти до школы не больше 15 минут: в начальную школу определяют всегда по месту жительства, со средней просто повезло поселиться поблизости. Для учеников, которые живут в трех и более километрах от тихона, мэрия покупает проездные на автобус.

Израильское родительское собрание

В России я много раз бывала на родительских собраниях, теперь мне предстояло узнать, как это бывает в Израиле. Галит, учительница моей дочери, не стала со мной возиться и сразу попросила отца Юнкиной одноклассницы помочь мне с переводом. «Садитесь рядом и объясните ей все, что важно», — велела Галит. Мы уселись за парты, островками стоящие в классе, и собрание началось.

Галит говорила быстро, так что я успевала понять только, о чем идет речь. «Бла-бла-бла тетради, бла-бла книги, бла-бла слишком короткие шорты…» А вот этот пассаж я поняла полностью, ведь его можно услышать на каждом родительском собрании любой страны мира: «У нас есть ученики, которые разгуливают по классу», — эту фразу учителя произносят с одинаковым выражением лица и одинаковыми интонациями на каком угодно языке.

Я все ждала, когда мой сосед по парте начнет, наконец, доносить до меня важные известия. Однако он все молчал и молчал. Речь учительницы начала сливаться в монотонный гул, как будто смутно понятный, но отделенный от меня пеленой сна. Вот сейчас мне станет все ясно! Вот уже почти! Тут мой помощник повернулся ко мне и строго сказал: «В портфелях учеников должна быть туалетная бумага!» Это было единственным важным сообщением за весь вечер.

Нет, дело не в том, что учительница устроила сеанс пустой болтовни. Просто от нас — новых репатриантов — здесь пока ничего не ждут. Если мой сын еще как-то пытается учиться, разбираясь хотя бы с математикой, то десятилетняя дочь поняла одно: от нее требуется адаптироваться и бороться со стрессом. Поэтому Юна не делает домашних заданий (она бы и не смогла), не сидит с учебниками (их ей не дали), а просто радуется жизни, приносит из школы рисунки, быстрее всех бегает на физкультуре и пользуется эксклюзивным правом пить чай с конфетками в директорском кабинете (это привилегия новичков, которые должны чувствовать себя уютно).

Иврит и цианид

Не могу сказать, что такое положение дел меня полностью устраивает. Я жду момента, который обещают мне все вокруг — скоро дети заговорят на иврите! И начнут, наконец, учиться. Они же на лету все схватывают, скоро и взрослых заткнут за пояс. Очень хочется верить в чудо, но пока дети принесли мне только одно выражение на иврите, которого я не знала. Как-то раз мы втроем сели за настольную игру. Надо было выбрать того, кто ходит первым. «Камень, ножницы, бумага?» — предложила я. — «Нет, давай цианид». — «Что-о-о?» Оказалось, что не цианид, а «Бе шалош йоце ани» — «Из трех выйду я». Три человека сводят руки в одной точке и раскачивают их, держа ладони ребром. В конце считалки одновременно поворачивают руки тыльной стороной или ладонью кверху. Тот, кто отличился, будет начинать игру.

Все знают, что в иврите буквы пишут справа налево, а еще — что в словах нет гласных, так что, если не знаешь слова, тебе придется догадываться, как оно звучит. «Егор» пишется точно так же, как «Игорь», но могут быть и другие варианты прочтения. Зато «Юна» легко прочитает каждый. И это слово будет звучать как «йона» — в переводе голубь. На первый взгляд кажется, что иврит очень сложный. На самом деле это очень логичный, красивый какой-то математической красотой язык. А еще в нем есть слова, смутно похожие на английские или русские. Как же приятно их внезапно встречать! Например: «коль» — голос, «решет» — сеть, «дерех» — дорога, «еш» — есть (имеется), «цева» — цвет, «беяйца» — яйцо, «йодеа» — знаю.

Новый год под пальмой

Сентябрь — месяц праздников в Израиле. Спустя неделю учебы дети получили мини-каникулы в честь Нового года (здесь он называется Рош-а-Шана, «голова года»), вскоре наступили выходные Йом Кипура (Судного дня), а последняя неделя месяца пришлась на праздник шалашей Суккот. Во время праздников нарядно одетые в белое люди, религиозные и не очень, идут в синагогу. Кто-то — молиться, кто-то — встретить друзей и соседей, вместе порадоваться и пожелать друг другу всего хорошего.

На Рош-а-Шана нас пригласили на праздничный семейный ужин люди, с которыми мы были едва знакомы, и то лишь через Фейсбук. Они живут за городом, и для нас организовали доставку — возле дома нас подобрал один из гостей вечера. В семье наших хозяев соблюдают традиции, так что мы удостоились чести встретить Новый год по всем правилам. Под чтение Торы мы макали в мед яблоки и халу, запивали вином и желали друг другу сладкого года. Не могу передать, как меня впечатлила эта простая, но такая важная церемония и как мы были тронуты этим неожиданным гостеприимством и щедростью. А уж какая там была гефелтефиш…

Сейчас в России начинается золотая осень. Мы видим ее на фото в соцсетях — друзья в кофтах и куртках, желтые листья на улицах, грибы, гордые свидетельства дачного урожая. Кажется, мы даже слышим запах костра и прелой листвы, доносящийся откуда-то с севера, и грустим о доме в России. В Беэр-Шеве по-прежнему жарко, лишь ночи стали чуть прохладней. Со дня нашего приезда не упало ни капли дождя. На праздники дети уехали купаться на море, такое теплое, что не замечаешь момента, когда попадаешь в воду. Вокруг нас прекрасный мир, который мы тоже научимся любить.