«Пациенты умирают почти каждый день»: откровенные монологи молодых врачей о работе в хосписе

В екатеринбургском хосписе нет пациентов, которые могут вылечиться. Сюда попадают, когда медицина уже бессильна. Врачи могут только облегчить состояние, снять боль, поговорить. Здесь нельзя прославиться, проведя сложную операцию или внедрив новый метод лечения.

Но именно сюда после учебы приходят молодые врачи. Они рассказали, почему выбрали хоспис и чем работа в паллиативе отличается от работы в других отделениях.

Надежда Александрова, 27 лет

Наверное, роль в том, что я пошла в онкологию, сыграла мамина болезнь. Когда я училась на 5–6-м курсе, у нее обнаружили новообразование, она прошла лечение, достигла ремиссии. Тогда ей было 42 года, сейчас 46, все нормально, слава богу. Мама 27 лет проработала в реанимации, и, смотря на нее, я тоже хотела пойти в медицину. Поступила, отучилась 6 лет на педиатрическом факультете. Я детский врач по первой специальности, но работать с детьми никогда не хотела.

В паллиативную помощь я попала случайно, не собиралась связывать жизнь с паллиативом, мечтала пойти в радиологию. Каждый ординатор по месяцу изучает разные направления — общую онкологию, маммологию, онкологию головы и шеи и так далее. И вот приходит время, когда надо идти в паллиативную помощь, я, естественно, не хочу. Мне страшно было, если честно, потому что здесь все инкурабельные (неизлечимые), тяжелые пациенты. Я даже осталась подольше в другом отделении, но потом мне позвонили, сказали: «Ты что, хочешь, чтобы тебя отчислили?». И я пришла сюда, начала работать — и задержалась на 4 месяца, понравилось. Официально, не считая ординатуры, я работаю здесь год.

Молодые пациенты здесь есть, но их не так много. Но, к сожалению, бывают. Самая молодая пациентка у меня была 25 лет. Я это понимаю [что пациенты, которые лежат в паллиативном отделении, находятся в финале жизни], но не принимаю близко к сердцу. Работа у меня остается на работе, после нее начинается личная жизнь: дом, быт, муж.

Недавно была такая ситуация: друг, с которым мы не общались два года, попросил встретиться. Оказалось, что у его мамы четвертая стадия рака, ее положили к нам. Конечно, иногда бывает шок, что такое может случиться с твоими близкими.

Наше направление — купирование тягостных симптомов, которые мешают пациенту жить: тошнота, рвота, в основном болевой синдром. Нужно подбирать обезболивание по определённой схеме и потом дома по этой же схеме его продолжать. Кроме онкологических больных бывают неврологические — люди, которым уже не показана реабилитация, вегетативные пациенты, после инсультов, например, в состоянии комы.

В обычный рабочий день утром у нас линейка, где мы обсуждаем состояние пациентов, выписку, поступление. После 10 часов выписка пациентов, выписка справок и обход. У каждого врача есть определённые палаты. Я веду сейчас, так как один доктор в отпуске, около 20 пациентов, обычно 16–17. У каждого спрашиваю, что его беспокоит, корректирую назначения. Плюс 5 дежурств в месяц, обычно стараюсь брать два суточных и три ночных. Больше не беру, муж ворчит: «Я один дома, ты постоянно на работе, сколько можно».

Разные люди у нас лежат: и благополучные, и нет. Недавно был бездомный мужчина, очень классный, мы много с ним общались. Какие-то мужчины взяли его к себе на работу то ли дворником, то ли кем, он у них работал и жил. И когда он попал к нам, эти люди достойно обеспечили ему последние минуты жизни — не оставляли, помогали, привозили всё нужное.

Пациенты уходят практически каждый день. Я стараюсь абстрагироваться. Да, я к ним хорошо отношусь, с душой, с добром, но стараюсь немного держаться на расстоянии. Если я буду каждого подпускать к себе… Мне кажется, это лишнее.

Но есть, конечно, те, к кому привязываюсь. У меня была пациентка, бабушка, которую я знала еще со времен работы в онкологическом кабинете в поликлинике в студенчестве. Она прошла лечение, наступила ремиссия, а через 2 года рецидив. Поступила к нам первый раз, купировали все тягостные симптомы, потом ухудшение, снова госпитализация. Бабушка год назад умерла, а с ее внуком мы до сих пор общаемся, поздравляем друг друга с праздниками.

Андрей Лизунов, 25 лет

В моей семье не было врачей, я такой первый. Только весной окончил ординатуру. Почему онкология? Потому что сталкивался с этим в семье и считаю, что это перспективная работа. Долго не мог определиться, кем хочу стать, присматривался к хирургии, офтальмологии, а на 6-м курсе был цикл онкологии, и тогда понял, что это мое.

В паллиативе очень важно трепетное, внимательное отношение к больным, они у нас особенные. А я в целом добрый и отзывчивый человек, помогать людям мне нравится, и здесь это в полной мере можно и нужно делать. Это очень приятное чувство, что ты можешь обеспечить комфортную жизнь таким пациентам, облегчить последние месяцы, годы.

Вся ординатура у меня проходила в онкодиспансере на Соболева, и большая часть пациентов там — это люди излечимые. А когда пришел сюда, очень долго не мог привыкнуть, что людям так или иначе закономерно становится все-таки хуже. То есть что бы ты ни делал, некоторые, к сожалению, нас покидают. Сначала думаешь, да что такое, вроде как я все делаю же... Но потом приходит понимание, что ты обеспечиваешь им достойный уход, достойную терапию, это выходит на первый план.

В нашем отделении беседам надо уделять больше внимания, чем в остальных, потому что большинство пациентов понимают тяжесть своего заболевания. Я стараюсь их поддержать, общаться. Может, в силу характера мне это дается очень легко, я от них выхожу с душевным спокойствием. Мы говорим об увлечениях, о семье, обсуждаем книги, они рассказывают, что смастерили на мастер-классах. Мы высказались, и нам обоим легко, то есть меня это не тяготит никак.

Родные сначала не совсем однозначно отнеслись к моему выбору, а сейчас уже привыкли. Конечно, немножко переживают, что, возможно, для меня это тяжело, но я их успокаиваю, говорю, что я справляюсь, знаю, что делаю.

Я видел на своем опыте, как уходят онкобольные. Сначала бабушка, через год дедушка. Он до последнего шутил, общался с нами, большой у нас был молодец, боролся до последнего и радовался, что я выбрал именно эту область медицины.

Екатеринбургский хоспис начал работать в июле 2016 года. Сначала он занимал два этажа, а в прошлом году добровольцы, которых позвал Евгений Ройзман, помогли расчистить третий этаж здания. И в этом году он заработал. Также на базе отделения решили создать выездную службу.