Основатель буддистского храма в Качканаре: «Меня можно оставить в покое или застрелить. Я не уйду»

Монастырь буддистов Шад Тчуп Линг, а вернее — пока несколько построек монастыря находятся на высоте около 800 метров на горе Качканар. Подняться туда можно пешком или на снегоходах, которые можно арендовать в городе.

Хотя судебные приставы не в первый раз обещают снести этот монастырь (он стоит в зоне месторождения руды, лицензию на разработку которого получил Качканарский ГОК, входящий в «Евраз»), но почему-то именно сейчас это сообщение стала возбуждённо обсуждать вся страна. 1 марта этого храма здесь быть не должно — таково решение суда. Только при нас буддистам позвонили несколько репортёров с федеральных каналов. Однако основатель Шад Тчуп Линга Михаил Санников по телефону принципиально не общается — только лично, а потому мы отправились в Качканар, чтобы узнать его мнение относительно скандального решения приставов.

Мы выбрали самый сложный путь и поднялись на гору пешком. В итоге дорога заняла три часа в одну сторону. Тропа хоть и есть, но идти по ней сложно. Приходится себя преодолевать и заставлять. Метров за триста до финиша в воздухе почуялся запах дыма — это был единственный признак того, что ты находишься почти у цели, поскольку из-за сильного ветра не было видно даже деревьев, стоявших в десяти метрах.

Наконец на горизонте появляется три небольших каменных сооружения, внешне похожих на небольшие храмы. А у дома мужчина в красных штанах таскает дрова. На месте.

— У тебя есть двадцать минут, — говорит мне Михаил.

— А что потом будет? — интересуюсь.

— Обед! — с широкой улыбкой отвечает мне он.

В Шад Тчуп Линге армейская дисциплина и всё по расписанию: в шесть подъём, потом завтрак, практика, чай, работа, практика, обед и так далее. Всё по часам. Михаил служил в Афганистане, а потому иначе жить и не может. О прошлом, кстати, говорить не очень и желает, а потому выясняю его точку зрения о настоящем.

При этом позиция Михаила временами противоречива: то он говорит, что готов перевезти монастырь на другую гору, как это ему предлагали власти, то категорически отказывается это делать — «только через мой труп». Судите сами.

— Для вас объявление приставов о сносе монастыря до 1 марта стало неожиданностью?

— Честно говоря, нет. По той простой причине, что с этим протоколом я ознакомился ещё 27 января. Вообще же, это дело тянется с 25 августа 2014 года, когда городской суд Качканара по иску департамента лесного хозяйства вынес решение, исходя из документов, которые предоставили юристы «Евраза». Это был театр абсурда с элементами цирка. Но тем не менее суд решил, что я должен снести строения и освободить участок для разработки месторождения руды.

— Вы стали оспаривать во второй инстанции?

— Нет, зачем. Какой смысл оспаривать бред сивой кобылы? Это их проблемы — у них свои правила, а у меня свои. Потом дело передали судебным приставам. Первый раз к ним я сходил ещё в январе прошлого года. В принципе мог бы этого не делать, так как повестки мне никто не присылал. Но поскольку главный судебный пристав — Сергей Николаевич — в принципе хороший человек, то не стал подводить его. Там написал объяснительную, что владельцем храма не являюсь, а потому сносить не собираюсь (действительно — формально сооружения и земля никому не принадлежат, нигде не зарегистрированы. — Прим. авт.). Плюс к тому в буддизме сносить ступы (культовые сооружения. — Прим. ред.) считается неправильным.

Следующая бумажка была в августе прошлого года. Тогда судебные приставы поднялись сюда, попили чаю, я провёл для них экскурсию, сделали фотографии и выдали мне бумажку.

— А были ли какие-то попытки решить вопрос мирным путём?

— Да, в апреле 2014 года в правительстве области Яков Силин (был вице-премьером. — Прим. ред.) проводил совещание. Там присутствовали представители «Евраза» и департамента лесного хозяйства, руководство Качканара.

Силин сказал, что вопрос надо решить мирно. Он несколько раз повторил, что необходимо подыскать новое хорошее место. Мэра Качканара попросили помочь в выборе места, а «Евраз» — оказать всяческую помощь в организации переезда. В частности, решили, что необходимо построить трёхкилометровую дорогу с горы Качканар на гору Мохнатку (находится в трёх километрах от нынешнего места обитания буддистов. Планировалось, что они переедут на новое место, но уже построенные культовые сооружения разрушать не будут, а продолжат использовать их в ритуальных целях. — Прим. ред.).

Кстати, с мэром мы сходили на Мохнатку. Второго июля было ещё одно аналогичное совещание. И вроде бы договорились, что всё сделаем полюбовно. Однако сразу после него ко мне подошла юрист «Евраза» и вручила мне комплект документов о том, что они подали иск в суд о сносе.

— А что всё-таки с тем участком, который вы смотрели на соседней горе?

— Я подписал договор о передаче его мне с департаментом лесного хозяйства. Однако после этого регпалата отказалась его регистрировать по каким-то своим причинам. В конце концов было ещё три суда, и регпалату заставили отменить своё решение. Документы на право собственности на землю на Мохнатке мы получили только в январе этого года. Но нам так переезд и не организовали.

— Как вам кажется, приставы будут какие-то реальные действия предпринимать?

— По крайней мере, они обязаны это сделать.

— Но я даже чисто технически не представляю, как можно это сделать — тяжёлая техника ведь сюда не может проехать.

— На совещании судебный пристав Качканара прямым текстом спросил у директора по правовым вопросам комбината: «А смогут ли они найти организацию, которая снесёт или частично перевезёт монастырь на новое место, и оплатить её услуги?» Представитель завода предложил приставам написать письмо «Евразу» с условиями для осуществления переездов. Это, конечно, должны согласовать со мной, но я такие вопросы решать не уполномочен, а собрание общины назначено на 26 марта этого года.

— Но для вас, судя по всему, всё-таки принципиально остаться здесь?

— Пока жив, да. Мы ведь здесь не мешаем разработке полезных ископаемых.

— На ваш взгляд, есть какой-то выход из этой ситуации?

— Мы пытались узаконить этот участок с 1996 года, но нам всё время отказывали. Пока приехал, обустроился. Потом люди появились у нас тут. Ведь один в поле не воин — одному только на горшок в поле ходить хорошо. Я лично не понимаю, почему на момент выдачи в 2007 году лицензии на разработку месторождения никто не удосужился лично посмотреть, кто и где живёт на горе? Можно же было провести границу участка добычи ископаемых на 100 метров в сторону и никаких бы проблем не было. На самом деле мы никому не мешаем добывать руду.

Пока я здесь живу, поменялись, пожалуй, восемь директоров Качканарского ГОКа, а я всё тот же. Даже обидно. Директора разные, а я всё время одинаковый. Как так? Я никому не мешаю. Почему мы тут не можем находиться?

— Но всё равно происходящее похоже на тупик.

— Нет, тупиковых ситуаций не бывает. Я вижу три выхода. Первый вариант — самый простой и выгодный — оставить нас в покое. На мой взгляд, «Евразу» невыгодно переселять нас, строить для этого дорогу. Для этого нужно сделать столько согласований и нужно столько денег! Просто надо внести лёгкие изменения в лицензию, отодвинув границу на 100 метров.

Второй способ — организовать переезд. Помимо финансовых затрат, Качканар лишится пусть маленького, но туристического потока. К нам за год приезжают больше трёх тысяч человек. Можно же развивать это направление.

— А третий вариант какой?

— Застрелить меня. Но надеюсь, что пойдут по первому варианту.

После этого мы всё-таки приступили к обеду — каше из чечевицы с луком и тушёнкой. С опозданием на 50 минут. Еду, кстати, буддисты не покупают — её им приносят туристы. Тратиться приходится только на бензин для генератора и пропитание для собак.

— За счёт чего живёт община?

— В буддизме не принято жить на подаяние — мы не нищенствующие монахи, как в христианстве. Нам делают подношения. Это разные вещи. Большая часть людей, которые в общине есть, работают и получают деньги. Они живут в разных городах.

Когда необходимы какие-то средства для поддержания жизнедеятельности людей, которые тут живут, смотрят за хозяйством, читают книжки и чему-то учатся, то остальные их в этом поддерживают.

— Читал, что у вас живность есть, например, корова.

— Была, но из-за погоды пришлось её убрать. Сейчас есть только собаки, кошки и рыбки в аквариуме.

Кошки нужны, так как мыши есть везде. Собаки также в хозяйстве вещь очень полезная. Это не просто предмет роскоши или прихоти — они возят массу грузов в течение зимы. Летом же у них отпуск. Ездовые собаки для нас тяговые животные.

— Говорите, вас ежегодно посещают более трёх тысяч туристов. Как вам кажется, их число можно увеличить?

— Нас вполне устраивает та ситуация, что есть сейчас. По крайней мере, существует несколько туркомпаний, которые регулярно возят сюда группы людей. Если они это делают, то значит им это выгодно. Получается, что мы кому-то помогаем организовать свой бизнес.

— А чем тут туристы у вас занимаются?

— Кто-то приезжает, чтобы просто посмотреть на виды, которые прекрасны в любое время года. Погулять по горе. Кто-то ищет общения и желает посмотреть на людей, которые живут не так, как нормальные люди.

— Вроде бы у вас тут всё нормально.

— У нас тут «центр цивилизации». У нас всё есть: интернет, летний водопровод из пруда. Это ведь вы к нам приехали, а не мы к вам.

— А вы это место почему выбрали в середине 90-х?

— Я не выбирал — мне пальцем ткнули в место на карте, я приехал и начал строить монастырь. Был хороший человек — мой учитель — он показал место и назначил время. У меня, конечно, было желание после поездки остаться в Монголии, но потом поговорили, посовещались и решили, что должен быть там, где родился. Я из Коми-Пермяцкого округа — отсюда по прямой около 400 километров, а по дорогам — 600 километров.

Михаил всё время курит. Хотя нет, когда он ест, то не курит. Правда, теперь у него есть электронная сигарета, а потому, когда она заряжена, то он использует её, а в остальное время — папиросы.

— А можете в двух словах объяснить смысл буддизма?

— Быть счастливым. Больше надо?

— Надо.

— Могу. Вообще по большому счёту всё объяснено. Весь буддизм заключается в четырёх благородных истинах. Первая заключается в том, что в жизни есть страдание. И с этим ничего не поделать. Вторая истина — у каждого страдания есть причина.

Третья истина говорит о том, что причина может быть устранена. Четвёртая же — путь устранения причин — страдания. Все науки пользуются элементом познания — умом. Но никто не изучает, что такое ум. Буддизм как раз занимается изучением познавательной способности ума: чем же мы узнаем окружающий мир и чем мы это делаем. Если мы изучим собственный ум, то никаких проблем не будет с тем, чтобы изучить окружающий мир.

Формально Шад Тчуп Линг пока буддистским монастырём не является. Он не достроен. Сейчас есть три ступы, а всего их должно быть девять. И монахов сейчас нет — Михаил «расстригся», так как по монашеским обетам общаться с окружающими было бы сложно.

— Пока для монахов тут нет условий. Тут всё делается общиной мирян-энтузиастов. Мы медленно движемся к нашей цели. У нас есть три ступы, столовая, библиотека, мастерская, жилые комнаты, гараж. Планирую, что через четыре года мы завершим работы. И тогда тут будут жить четыре монаха, — чуть мечтательно говорит Михаил.

Мы предложили подробно высказаться о конфликте и его причинах представителям металлургического холдинга. Когда Качканарский ГОК планирует приступить к разработке месторождения? Действительно ли монастырь мешает этому? Почему не были соблюдены договорённости о постройке дороги на соседнюю гору и организации переезда монастыря? Эти и другие вопросы мы передали в пресс-службу компании и очень надеемся получить ответы.