У Довлатова наткнулся на объяснение, которого искал давно в виду некоторых противоречий.
Суть проблемы. Русская литература постепенно присваивала себе функции, вовсе для нее не характерные. Подобно религии, она несла в себе огромный нравственный заряд, и подобно философии брала на
себя интеллектуальную трактовку окружающего мира. Из явления чисто эстетического, сугубо художественного литература превращалась в учебник жизни.
Этому немало способствовала русская литературная критика, основы которой закладывали Белинский, Чернышевский и Добролюбов. Критика
предъявляла к литературе требования, менее всего связанные с ее эстетическими качествами и касающиеся, главным образом, ее общественно-политических тенденций. От русской литературы ожидали заботы о народном благе, призывов к просвещению и не в последнюю очередь - захватывающей и убедительной
нравственной проповеди.
Таким образом, история подлинной русской литературы была историей борьбы за сохранение ее эстетических прав, за свободное развитие ее в рамках собственных эстетических законов, ею самою установленных.
Лев Толстой, написав десяток гениальных книг,
создал затем бесплодное нравственное учение, отрекся от своих произведений, исписал тысячи страниц необычайно скучными баснями для народа и почти дегенеративными трактами об искусстве, о балете и шекспировской драме, и умер в страшных нравственных мучениях на заброшенной железнодорожной станции,
покинув семью и не разрешив ни одну из мучивших его проблем.
Показательна также судьба его яснополянской школы. Лев Толстой создал в Ясной Поляне школу для крестьянских детей, сам преподавал в этой школе, восхищался живым умом и непосредственностью своих учеников, внушал им благородные
нравственные принципы, в результате многие из них стали "народниками", спились, прожили жизнь надломленными людьми и очень редко поминали своего благодетеля добрым словом.
В памяти народа Толстой остался великим художником, а его побочная деятельность, которую он считал главным делом
жизни, забыта и вызывает интерес лишь в академических кругах.
Достоевский написал четыре гениальных романа, но в своей журнально-общественной деятельности, как публицист славянофильского толка, выказал себя реакционером, а главное - страшным занудой. Его необычайно многословный
"Дневник писателя" нс идет ни в какое сравнение с художественными текстами того же автора.
Все лучшее в жизни Достоевского было связано с художественной литературой, а все худшее - каторга, ссылка, солдатчина, финансовые и общественно-политические неурядицы - с попытками утвердить себя
во внехудожственных сферах.
Тургенев начал с гениальных "Записок охотника", затем писал романы "с идеями" и уже при жизни утратил свою былую славу. Защищая Тургенева, его поклонники любят говорить о выдающихся описаниях природы у Тургенева, мне же эти описания кажутся плоскими
и натуралистичными, они могли бы заинтересовать лишь ботаника или краеведа. Герои Тургенев схематичны, а знаменитые тургеневские женщины вызывают любые чувства, кроме желания с ними познакомиться. В наши дни трудно представить себе интеллигента, перечитывающего романы Тургенева без какой-либо
практической или академической цели вроде написания ученой диссертации на тему: "Тургенев и русская общественная мысль 60-х годов девятнадцатого столетия".
Гоголь обладал феноменальным художественным дарованием сатирической направленности, обладал не совсем обычным для русского
писателя тотальным чувством юмора, написал лучший роман на русском языке - "Мертвые души ", затем углубился в поиски нравственных идеалов, издал опозорившую его книгу "Выбранные места из переписки с друзьями", в которой пришел к оправданию рабства, загубил в себе художника и умер сравнительно не
старым и абсолютно сумасшедшим человеком. :ultra:
А вот Чехов - первый истинный европеец в русской литературе, занимавшийся исключительно художественным творчеством и не запятнавший себя никакими общественно-политическими выходками и фокусами. Чехов первым добился широкого признания на Западе, лучшие американские писатели охотно говорили о том
влиянии, которое оказало на них творчество Чехова, и остается лишь добавить, что у себя на родине Чехов был при жизни объектам самой разнузданной и оскорбительной травли со стороны литературных критиков школы Белинского, Чернышевского и Добролюбова. Его упрекали в цинизме, бессердечии и равнодушии к
страданиям народа, а критик Михайловский даже предрекал ему голодную смерть под забором. :hi:
Однако Чехов выказал силу духа, не опустился до общественно-политических телодвижений, сохранил в себе художника и обессмертил свое имя. Его творчество исполнено достоинства и покоя, оно НОРМАЛЬНО в самом благородном значении этого слова, как может быть нормально явление живой природы. :ultra:
"Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее. Однако похожим быть хочется только на Чехова."
Цитата: От пользователя: Fimbultyr - 2016 - Niddikter
Русская литература постепенно присваивала себе функции, вовсе для нее не характерные. Подобно религии, она несла в себе огромный нравственный заряд, и подобно философии брала на
себя интеллектуальную трактовку окружающего мира. Из явления
чисто эстетического, сугубо художественного литература превращалась в учебник жизни.
теперь можно перейти к 20 веку. На мой взгляд, самые выдающиеся авторы - Булгаков и Шолохов.
Тут уместно было бы припомнить одну цитату из Шекспира. В одном из своих монологов Гамлет произносит:
"Что же это я, как шлюха, душу свою выражаю в словах..."
Гамлет хочет сказать, что слова есть продукт бесплодной рефлексии, что настоящий мужчина должен выражать себя в
активной созидательной деятельности, что именно деятели нужны современному обществу, и так далее.
Все это, может быть, звучит вполне резонно в устах государственного мужа, каковым являлся Гамлет, но совершенно неприемлемо для художника, потому что СЛОВО для художника как раз и является
его ДЕЛОМ. Тем не менее, лучшие русские писатели, достигнув высочайшего уровня в своем творчестве, начинали испытывать безудержную тягу к общественно-политической деятельности, и все без исключения потерпели неудачу. :ultra:
Цитата: От пользователя: Bugorok
теперь
можно перейти к 20 веку.
Примером глобальной неудачи можно считать публицистическую деятельность Солженицына, который начал с потрясающих романов, но, оказавшись на Западе, выступил в роли обличителя и пророка, возглавив чрезвычайно опасную, национально-христианскую, и в конечном
счете - авторитарную тенденцию в русской общественной мысли, изрядно скомпрометировав себя в глазах тех читателей, кто хотел бы видеть будущую Россию - европейским демократическим государством.
Литературным антиподом Солженицына можно считать великого русского поэта Иосифа Бродского,
который не соблазнился никакой общественно-политической ролью, остается поэтом, художником, творцом, и, кстати сказать, подвергается за это довольно резкой критике в русской эмигрантской печати, где доживают свой век последователи Белинского и Добролюбова, не обладающие их бескорыстием и страстью,
но преумножившие их заблуждения.
Цитата: От пользователя: Bugorok
На мой взгляд, самые выдающиеся авторы - Булгаков и Шолохов.
После 17-го года Ленин официально и не двусмысленно сформулировал роль искусства, как одного из многих подручных средств
переустройства мира, и этот период можно считать началом планомерного истребления русской литературы, которая существовала в невыносимых условиях, теряя лучших своих представителей и унижаясь до полного отождествления себя с государством. По официальным данным около восьмиста русских литераторов,
причем наиболее заметных, было физически уничтожено в сталинских концентрационных лагерях, но даже это не самое страшное. Гораздо страшнее то, что литература в целом стала постепенно утрачивать самое драгоценное и жизненно необходимое качество - способность к открытому и безбоязненному
самовыражению.
И если в двадцатые, и даже в тридцатые годы, русская литература еще давала какие-то яркие, достойные плоды, то это нельзя считать фактом ее нормального естественного развития, это был, выражаясь несколько пышно, свет погасшей звезды, или, говоря языком Сопженицына, это
была пена от ушедшего под землю озера.
Истинная литература продолжала существовать еще некоторое время вследствие того, что карательный механизм проводился в действие постепенно, да и в дальнейшем работал с некоторыми перебоями.
К началу воины 41-го года литература была
почти полностью истреблена, и в этой сфере на долгие годы воцарилось тягостное убожество.
...— Здорово, Федя! — обратился к нему Почечуев.— Я слышал, дружок, что ты того… лечишь от запоя. Сделай милость, не в службу, а в дружбу, полечи ты Дикобразова! Ведь, знаешь, запил!
— Бог с ним,— пробасил уныло Гребешков.— Актёров, которые попроще, купцов и чиновников я, действительно,
пользую, а тут ведь знаменитость, на всю Россию!
— Ну, так что ж?
— Чтоб запой из него выгнать, надо во всех органах и суставах тела переворот произвесть. Я произведу в нём переворот, а он выздоровеет и в амбицию… «Как ты смел,— скажет,— собака, до моего лица касаться?»
Знаем мы этих знаменитых!
— Ни-ни… не отвиливай, братец! Назвался груздем — полезай в кузов! Надевай шапку, пойдём!
Когда через четверть часа Гребешков входил в комнату Дикобразова, знаменитость лежала у себя на кровати и со злобой глядела на висячую лампу. Лампа висела
спокойно, но Дикобразов 2-й не отрывал от неё глаз и бормотал:
— Ты у меня повертишься! Я тебе, анафема, покажу, как вертеться! Разбил графин, и тебя разобью, вот увидишь! А-а-а… и потолок вертится… Понимаю: заговор! Но лампа, лампа! Меньше всех, подлая, но больше всех вертится! Постой
же…
Комик поднялся и, потянув за собой простыню, сваливая со столика стаканы и покачиваясь, направился к лампе, но на полпути наткнулся на что-то высокое, костистое…
— Что такое!? — заревел он, поводя блуждающими глазами.— Кто ты? Откуда ты? А?
— А вот я тебе
покажу, кто я… Пошёл на кровать!
И не дожидаясь, когда комик пойдёт к кровати, Гребешков размахнулся и трахнул его кулаком по затылку с такой силой, что тот кубарем полетел на постель. Комика, вероятно, раньше никогда не били, потому что он, несмотря на сильную хмель, поглядел на
Гребешкова с удивлением и даже с любопытством.
— Ты… ты ударил? По… постой, ты ударил?
— Ударил. Нешто ещё хочешь?
И парикмахер ударил Дикобразова ещё раз, по зубам. Не знаю, что тут подействовало, сильные ли удары, или новизна ощущения, но только глаза комика
перестали блуждать и в них замелькало что-то разумное. Он вскочил и не столько со злобой, сколько с любопытством стал рассматривать бледное лицо и грязный сюртук Гребешкова.
— Ты… ты дерёшься? — забормотал он.— Ты… ты смеешь?
— Молчать!
И опять удар по лицу.
Ошалевший комик стал было защищаться, но одна рука Гребешкова сдавила ему грудь, другая заходила по физиономии.
— Легче! Легче! — послышался из другой комнаты голос Почечуева.— Легче, Феденька!
— Ничего-с, Прокл Львович! Сами же потом благодарить станут!
—
Всё-таки ты полегче! — проговорил плачущим голосом Почечуев, заглядывая в комнату комика.— Тебе-то ничего, а меня мороз по коже дерёт. Ты подумай: среди бела дня бьют человека правоспособного, интеллигентного, известного, да ещё на собственной квартире… Ах!
— Я, Прокл Львович, бью не
их, а беса, что в них сидит. Уходите, сделайте милость, и не беспокойтесь. Лежи, дьявол! — набросился Фёдор на комика.— Не двигайся! Что-о-о?
Дикобразовым овладел ужас. Ему стало казаться, что всё то, что раньше кружилось и было им разбиваемо, теперь сговорилось и единодушно полетело на
его голову.
— Караул! — закричал он.— Спасите! Караул!
— Кричи, кричи, леший! Это ещё цветки, а вот погоди, ягодки будут! Теперь слушай: ежели ты скажешь ещё хоть одно слово или пошевельнёшься, убью! Убью и не пожалею! Заступиться, брат, некому! Не придёт никто, хоть из
пушки пали. А ежели смиришься и замолчишь, водочки дам. Вот она, водка-то!
Гребешков вытащил из кармана полуштоф водки и блеснул им перед глазами комика. Пьяный, при виде предмета своей страсти, забыл про побои и даже заржал от удовольствия. Гребешков вынул из жилетного кармана кусочек
грязного мыла и сунул его в полуштоф. Когда водка вспенилась и замутилась, он принялся всыпать в неё всякую дрянь. В полуштоф посыпались селитра, нашатырь, квасцы, глауберова соль, сера, канифоль и другие «специи», продаваемые в москательных лавочках. Комик пялил глаза на Гребешкова и страстно
следил за движениями полуштофа. В заключение парикмахер сжёг кусок тряпки, высыпал пепел в водку, поболтал и подошёл к кровати.
— Пей! — сказал он, наливая пол-чайного стакана.— Разом!
Комик с наслаждением выпил, крякнул, но тотчас же вытаращил глаза. Лицо у него вдруг
побледнело, на лбу выступил пот.
— Ещё пей! — предложил Гребешков.
— Не… не хочу! По… постой…
— Пей, чтоб тебя!.. Пей! Убью!
Дикобразов выпил и, застонав, повалился на подушку. Через минуту он приподнялся, и Фёдор мог убедиться, что его специя
действует...(с)
Вообще, до революции 1917г. русская литература сравнительно успешно развивалась в попытках отстоять свои художественные права, в борьбе между требованиями долга перед обществом и желанием служить исключительно собственному предназначению.
В России существовала клерикальная и
гражданская цензура, иногда довольно мягкая, порой сравнительно жестокая, в России существовала требовательная и бесцеремонная литературная критика, проникнутая интересами общественного блага, но в России до 17-го года отсутствовала карательная система, направленная против художников, в России не
существовало аппарата физического подавления художественного творчества, а значит, лучшие из писателей смогли осуществить свои задачи, и если терпели поражение, то в борьбе с собой, а не в безнадежном поединке с государством. :ultra:
Цитата: От пользователя: Fimbultyr - 2016 - Niddikter Вообще, до революции 1917г. русская литература сравнительно успешно развивалась
Ну как же :-D а это, вот, всё - о кровавом царском режиме и воспрятом духе свободы. Когда умирая каждый человек знал, что о нем заботились, как ни о ком
другом в мире, поили самыми передовыми лекарствами, подставляли самые уточные утки к кровати
В этом смысле чрезвычайно показательна фигура Пушкина, олицетворяющего собой все лучшее и наиболее полноценное в русской литературе. Творчество Пушкина объявлено священным, но так было далеко не всегда. Современники обвиняли Пушкина в легкомыслии и пустословии, сочиняли на него язвительные пародии,
требовали и ждали от него произведений более четкого общественно-политического звучания.
Вяземский в своем письме к Пушкину говорит:
"Задача каждого писателя есть согревать любовью к добродетели и возбуждать ненавистью к пороку..."
На что Пушкин уверенно и
резко отвечает:
"Вовсе нет. Поэзия выше нравственности. Или во всяком случае - совсем иное дело".
В этом заявлении Пушкина особенно важна последняя часть. Судить о том, что выше, поэзия или нравственность, так же трудно, как выяснить - кто сильнее, слон или кит, и трудно
именно потому, что это совершенно разные вещи.
Предъявлять Пушкину нравственные, идеологические претензии было так же глупо, как упрекать в аморализме ястреба или волка, как подвергать моральному осуждению вьюгу, ливень или жар пустыни, потому что Пушкин творил, если можно так
выразиться, в режиме природы, сочувствовал ходу жизни в целом, был способен выразить любую точку зрения, и его личные общественно-политические взгляды в данном случае совершенно несущественны. Герои Пушкина редко предаются абстрактным рассуждениям, и если даже это происходит, то предметом
рассуждения чаще всего оказывается художественное творчество, чему примером может служить "маленькая трагедия" Пушкина - "Моцарт и Сальери".
Пушкин был не художником по преимуществу, и тем более, не художником по роду занятий, а исключительно и только художником по своему
физиологическому строению, если можно так выразиться, его сознание было органом художественного творчества, и все, к чему он прикасался, становилось литературой, начиная с его частной жизни, совершившейся в рамках блистательного литературного сюжета, украшенного многочисленными деталями и
подробностями, с острым трагическим эпизодом в финале.
Можно сказать, что творчество Пушкина было победой чистого эстетизма над общественно-политическими тенденциями проповедничества и морализаторства в литературе.
Таким образом, если считать, что русская литература
началась с Пушкина, то это начало было чрезвычайно многообещающим и удачным. :hi:
Цитата: От пользователя: Fimbultyr - 2016 - Niddikter
"Выбранные места из переписки с друзьями
Медленно и уныло читаю уже год по странице или по две.
Слышь чо, правильные вещи чувак говорит!
А хохляцкая этнография разонравилась. Совсем. Всюду вижу кровавых
клоунов-жлобов нынешних. Не смешно ни разую
Когда вы читаете замечательную книгу, слушаете прекрасную музыку, разглядываете талантливую живопись, вы вдруг отрываетесь на мгновение и беззвучно произносите такие слова:
"Боже, как глупо, пошло и лживо я живу! Как я беспечен, жесток и некрасив! Сегодня же, сейчас же начну жить иначе
- достойно, благородно и умно..."
Вот это чувство, религиозное в своей основе, и есть момент нравственного торжества литературы, оно, это чувство - и есть плод ее морального воздействия на сознание читателя, причем, воздействия, оказываемого чисто эстетическими средствами. :ultra:
Цитата: От пользователя: Fimbultyr - 2016 - Niddikter в России до 17-го года отсутствовала карательная система, направленная против художников, в России не существовало аппарата физического подавления художественного творчества
+1
Цитата: От пользователя: Fimbultyr - 2016 - Niddikter показательна фигура
Пушкина, олицетворяющего собой все лучшее и наиболее полноценное в русской литературе
В книге Игоря Можейко (настоящее имя Кира Булычёва) "Тайны историии Российский Империи" есть главка про "Конька-Горбунка". Всё-таки его, похоже, написал не тобольский Ершов, а тоже Пушкин. Но ему тогда не
разрешили бы её напечатать под своим именем (на которое цензура уже была "натаскана") из-за политических намёков, вот и пришлось облагодетельствовать никому не известного провинциала...
В книге Игоря Можейко (настоящее имя Кира Булычёва) "Тайны историии Российский Империи" есть главка про "Конька-Горбунка". Всё-таки его, похоже, написал не тобольский Ершов, а тоже Пушкин. Но ему тогда не разрешили бы её напечатать под своим именем
(на которое цензура уже была "натаскана") из-за политических намёков, вот и пришлось облагодетельствовать никому не известного провинциала...
Есть ещё легенда, что "Лука Мудищев" Баркова - пушкинское творение :-)
"Год назад Хачатурян поступал в университет. Он был самым широкоплечим из абитуриентов.
Шел экзамен по русской литературе. Хачатурян всех
спрашивал:
— Прости, что за вопрос тебе достался?
— Пушкин, — говорил один.
— Мне повезло, — восклицал Хачатурян, — именно этого я не учил!
— Лермонтов, — говорил второй.
— Повезло, — восклицал Хачатурян, — именно этого я не учил!
Наконец подошла его
собственная очередь. Судья вытащил билет. Там было написано: «Гоголь».
— Вай! — закричал Хачатурян. — Какая неудача! Ведь именно этого я как раз не учил!.."
Цитата: От пользователя: Fimbultyr - 2016 - Niddikter Есть ещё легенда
Их много.
Например, я ещё читал вполне правдоподобную версию, что долгие годы Пушкин был влюблён именно в "недостижимую мечту" - жену Александра 1-го, и посвятил именно ей многие стихи, включая тот самый, про "гений чистой
красоты"...
И насчёт "Конька" вполне "паззл" складывается, особенно, если вспомнить, что "пушкинским" языком вдруг начал писать 19-илетний сибиряк, который и после этого "конька" ничего и никогда даже близкого не написал.
Пушкин был влюблён именно в "недостижимую мечту" - жену Александра 1-го, и посвятил именно ей многие стихи, включая тот самый, про "гений чистой красоты"...
Цитата: От пользователя: Fimbultyr - 2016 - Niddikter
У Довлатова наткнулся на объяснение
Нуненаю...помоему очень грамотный ход писать попсу.....а потом бац и правду матку)))))) и банить то уже стремно раз аплодировали :-D
Тут сыну задавали про Олега Вещего)))почитал с удовольствием
и исче попутно захватил койчо...например про критика :-D
Кольнуло грудь у Натали
Четвертый номер
Хотела вечером побрить
Да Пушкин помер(с)
Внимание! сейчас Вы не авторизованы и не можете подавать сообщения как зарегистрированный пользователь.
Чтобы авторизоваться, нажмите на эту ссылку (после авторизации вы вернетесь на
эту же страницу)
