Главврач скорой помощи Екатеринбурга: "Если бы горожане сами оплачивали вызов, то не набирали бы 03 зря"

Почему скорая помощь задерживается, что делать, если видишь больного на улице, и каким образом женщинам скорой удается оставаться женственными – об этом накануне 90-летнего юбилея службы скорой помощи в Екатеринбурге корреспондент E1.RU поговорила с главным врачом службы Игорем Пушкаревым.

– Мы чувствуем, что отношение общества к скорой помощи и медицине вообще – потребительское: "Я такой гражданин и вы мне обязаны". Вот сейчас подъем ОРВИ, и почему-то взрослые люди с температурой 38 °С вызывают скорую. Почему? Это не экстренное состояние. Почему нельзя вызвать участкового врача или пойти в поликлинику? А таких вызовов – порядка 10–12 процентов от общего числа. Обслуживая таких пациентов, мы занимаем бригады, которые в это время могли бы оказывать помощь тем, кто действительно в ней нуждается.

– Это единственная причина, из-за которой скорая не всегда укладывается в те самые 20 минут?

– Скорая помощь ездит на вызовы к пьяным и наркоманам. Сердобольная бабушка (сейчас же у всех бабушек есть сотовый телефон) – видит бомжа, набирает "03". А мы, по правилам, на вызов с улицы должны реагировать максимально быстро. Уличные у нас в приоритете. А данное лицо, пока мы ехали, поднялось и ушло – обычная история. И бабушки тоже нет давно. Мы всегда спрашиваем в этих случаях: а вы дождетесь скорой? Реальная стоимость вызова – 2640 рублей. Если бы человек знал, что именно такую сумму он выложит за необоснованный вызов, то и отношение было бы другим.

– Как правильно вести себя человеку, который видит, что кто-то лежит на улице? Мимо проходить? А если действительно ему плохо?

– Подойдите к человеку, вступите в контакт, и вы довольно быстро поймете, действительно ли требуется помощь, или пьяный "отдыхает".

– А если холодно? Если угроза, что человек просто замерзнет на улице…

– Это наша большая проблема. Раньше была система, были медвытрезвители. Человек высыпался там и шел домой. А мы, врачи скорой, должны спасать людей, а не выводить их из запоя. Если упразднили вытрезвители, должны организовать другую структуру. Я боюсь, что пока мы будем собирать пьяных, кадровая проблема усугубится – врачам неинтересно этим заниматься, они быстро на такой работе, что называется, выгорают. Либо ты ездишь на инфаркты и инсульты, либо собираешь алкоголиков и наркоманов.

– Кроме уличных, какие вызовы в приоритете? Дети?

– Да, мы сознательно наращивали количество педиатрических бригад. Хотя, конечно, в часы работы поликлиники, если случай не экстренный, нужно вызывать участкового врача. У нас две крайности часто встречаются: либо вызывают по пустяшному поводу, когда помог бы участковый педиатр, либо затягивают случай до крайней степени. Например, ребенок отравился три дня назад, его пичкали неизвестно чем. Приезжаем: обезвоживание, температура зашкаливает. Я раньше работал в педиатрии, на такие случаи особенно остро реагирую: люди же должны отвечать за свое здоровье, здоровье своих детей.

– В дороге бригады много времени проводят?

– Каждая бригада в сутки обслуживает 17–20 вызовов. Мы обязаны предоставить врачам 40 минут на обед, 30 – на ужин, плюс надо еще машину заправить. Получается, что за сутки бригада работает 22 часа. Так устроена система здравоохранения: больницы имеют специализации, не всегда мы можем отвезти в ближайшую. А сколько занимает доставка, к примеру, больного ребенка с Химмаша в "девятку"? Минимум два часа – туда и обратно. Из-за этого и идут задержки, хотя количество бригад, которое мы сейчас имеем, оптимально.

– В этом году ввели несколько новшеств, которые призваны разгрузить бригады скорой…

– Например, консультативный пост. Старший врач, человек с большим опытом, в тех случаях, когда бригада не может подъехать немедленно, сам перезванивает пациенту. Он задает вопросы, выясняет его состояние. Может дать рекомендации во время разговора, как самостоятельно снять симптомы. Либо, если понимает, что состояние критическое, снимает бригаду с менее срочных вызовов, перенаправляет к этому больному. А часто, напротив, после разговора с врачом, пациент снимает свой вызов – такое случается примерно в 10-15% случаев.

Также с 1 сентября практически во всех поликлиниках работают неотложки. И часть вызовов мы перенаправляем к ним. Они, фактически, работают как участковые врачи, только приезжают к больным быстрее – в течение двух часов. Ездят на машине, с хорошей "укладкой" медикаментов. Могут, в отличие от скорой, назначить лечение, выписать рецепт.

– Легче стало?

– Пока не так заметно, но мы надеемся, что со временем сможем передать им значительную часть пациентов, тогда разгрузим наши бригады, и на экстренные вызовы скорая будет приезжать быстрее. Чтобы стало легче, точнее, чтобы мы смогли эффективнее работать, нужно еще многое поменять. Например, пересмотреть обязанность скорой помощи работать на чрезвычайных ситуациях.

Наши дежурства на пожарах, во время экстренных ситуаций – их никто не оплачивает. Экстренная посадка самолета в Кольцово, минирование вокзала – мы стоим, ждем. Пострадавших в большинстве случаев нет. Но нам это время никто не оплачивает. Конечно, врачи должны быть на месте в таких ситуациях, но здесь нужно выработать какую-то систему, чтобы никто не работал впустую и бесплатно.

Часто в последнее время проводят рейды на рынках и в других местах, ловят нелегальных мигрантов. И мы обязаны приезжать тоже. Функция ли это скорой помощи? Вот недавний случай с таджикским цыганским лагерем. 50 орущих детей, 18 орущих мамочек! Я на это отвлек 7 бригад, хотя никому из этих людей экстренная помощь не требовалась. Полицейских тоже можно понять. Они этим детям голодным быстренько у себя печенья нашли, чай налили – эти печенья за секунду разлетелись. Дети голодные. Конечно, такие проблемы надо решать. Но не за счет экстренных служб.

– На массовых гуляниях в городе медики скорой тоже дежурят. Бесплатно?

– Нет, нашу работу на городских массовых праздниках мэрия Екатеринбурга оплачивает, как организатор этих мероприятий.

– Много работы?

– Много – от солнечных ударов до травм. Тем более, что часто проходят различные экстремальные соревнования, а там всегда высокий риск травматизма.

– Автопарком нынешним вы довольны?

– Автопарк своеобразный, очень разношерстный. У нас пять марок машин.

– Как долго они служат?

– Зависит от марки. Меньше всего – угадайте, какие?

– ГАЗель?

– Да, ГАЗели, которые мы по нацпрограмме закупали в 2006–2007 годах. Они практически все уже не рабочие. Зато Hyundai, которые покупали еще в 1996 году, многие все еще на ходу. Сейчас используем еще Fiat и Peugeot. Мы на Fiat очень рассчитывали, но Peugeot себя лучше показали, как ни странно. Хотя лучше всего – Volkswagen, на которых у нас реанимация ездит. Кстати, в этом году еще УАЗики закупили. Все удивлялись: зачем Екатеринбургу в скорой УАЗик? А когда мы вытаскиваем пострадавших в ДТП где-нибудь на Химмаше, в поселке Рудный, где автоэвакуатор застревает, то понимаем: такая машина Екатеринбургу очень нужна.

– Возвращаясь к юбилейной теме. Несмотря на все эти сложности, люди работают в скорой. Что их здесь привлекает?

– Здесь нет случайных людей. Человек обычно за год все решает: либо остается навсегда, либо уходит. В стационаре спокойнее, работаешь в тепле. Но стационар – рутина, а здесь никогда не знаешь, что ждет на каждом вызове. Едешь на боль в животе, а оказывается – ножевое ранение. Это и есть драйв, из-за которого остаются.

– Вы сами уходили и возвращались. Почему?

– Пока не работал в скорой, она мне снилась. Видимо, это судьба. Когда после должности главврача детской больницы мне предложили возглавить скорую помощь, я не сразу решился. Но здесь нет ни одного простого дня. Иногда уже подъезжаешь к дому, звонок – срочно ехать на минирование, к примеру.

– Близкие "скоровиков", должно быть, тоже особенные люди, им приходится подстраиваться под этот режим.

– У 42% работников скорой – семьи (жены, мужья) тоже работают в скорой. И это только статистика официальных браков.

– Мужчин и женщин поровну?

– Если говорить о медицинском составе, то женщины превалируют. К сожалению. Я вообще считаю, что женщине в скорой не место. Вы потаскайте наши ящики! Часто приходится и больных таскать. Медики не обязаны это делать, они должны лишь организовать транспортировку больного на машине. Но часто бывает: дома только бабушка и дедушка, и никто из соседей помочь не хочет. Приходится тащить. В некоторых случаях на помощь психиатрическую бригаду вызываем, когда они свободны. Представляете, что такое психиатрическая бригада? Это четыре амбала. Иногда даже МЧС просим о помощи. Был случай: пациентка – 240 килограммов веса. Никакие носилки не приспособлены. Спасатели пригнали мини-кран.

А вообще женщинам тяжело приходится. Работают сутки через двое. После смены она приходит и ложится спать. Первые сутки нужны, просто чтобы восстановиться. И только на вторые сутки может что-то сделать для себя, для семьи. Ей же надо хорошо выглядеть. Вы посмотрите: ни одна женщина в скорой не может прийти без макияжа на работу. Мы же – лицо города!

Этой осенью екатеринбуржцы смогли увидеть, как работают бригады скорой помощи, в телепроекте "Скорая помощь" на "Четвертом канале". Как снимали документальный сериал о работе медиков, рассказал автор проекта Артемий Захаров.

– Идее уже три года, но только теперь удалось это сделать. Все сложилось: "Четвертый канал" поддержал, и сами медики, которые всегда были закрытой для журналистов кастой, были готовы к тому, чтобы это реализовать. Они устали от противостояния общества и медицины, созрели "пустить камеру". Три года идее, три месяца съемок и три недели в эфире.

Нас привели на станцию скорой помощи, сказали, что мы тут будем "мешать", но нас нужно любить. Первое время наши герои реагировали на камеру, но со второй-третьей смены привыкли, перестали ее замечать. А для документалистики это самое главное.

Бригада работает сутки через двое. На работу приходят к 8 утра. И мы так же приходили. Сидели вместе с медиками на кухне или на балконе. Спали вдвоем с оператором на одном диване. Ездили вместе по вызовам.

В самой машине скорой место нашлось только для оператора, а я уже за ними следом ездил на своей машине. Оператор должен был снимать с главными героями, за их плечами.

Помню, первая смена была самая "убойная". Попалось и серьезное ДТП, и домашние разборки. Конечно, быть там, видеть все это, а потом отсматривать, монтировать – это бывает малоприятно для неподготовленных людей. Договорились выбирать планы: когда картина особенно страшная, давать больше общих планов, снимать из-за головы.

Отказались от идеи закрывать лица. Показывали практически все. Минимум монтажа. Отказались от новостийной нарезки, это убивает атмосферу. Камера идет за врачом – это дает эффект "втягивания". Зритель, как и сами "скоровики", как и мы, не знает, что будет за следующим поворотом. Нам очень важно было передать ощущение неизвестности, которая всегда ждет врачей скорой. Потом появилась идея заставки – машина мчится по городу, и зритель вместе с ней втягивается в пространство города и в сюжет. Режиссер этого проекта – сама жизнь, которую невозможно спродюсировать, спрогнозировать.

Большинство вызовов – достаточно спокойные: сердце прихватило, пьяные выходки, передозировки… Но каждую смену хотя бы один вызов был действительно экстренный, тяжелый, когда врачам приходилось выкладываться по полной.

Говорят, что они циники. Да, действительно, многое видели и умеют реагировать очень спокойно. Но, что бы они ни говорили, когда вспоминают какие-то случаи, у них глаза горят, они чисто по-человечески эти ситуации переживают. И работу свою любят за драйв.