«Всё, для меня выборы закончились». Евгений Ройзман* рассказал, как стал мэром и что будет с его карьерой

В Екатеринбурге 10 сентября выбрали новый состав городской думы (те, кто не поехал на картошку), а 8 сентября исполнилось 10 лет со дня последнего народного голосования за мэра Екатеринбурга. В 2013 году выиграл Евгений Ройзман*, который пошел на выборы в разгар острого конфликта с областными властями. И он сумел победить вице-губернатора Якова Силина, которого поддерживала администрация.

Воспоминания участников о тех выборах мы уже публиковали, а сейчас, в честь дня рождения Ройзмана*, предлагаем вам интервью, в котором он рассказал, что думает о пяти годах жизни в статусе главы города и о том, будет ли он снова когда-нибудь участвовать в выборах.

— У меня была очень тяжелая ситуация в 2013 году. Сажали моих сторонников, уничтожали фонд [«Город без наркотиков»]. Для меня это был естественный выход. На первом этапе я сделал «ложный выпад», что собираюсь в мэры, предполагая, что они выйдут со мной на переговоры, и я им скажу: «Вы отцепляетесь от фонда и моих близких, а я никуда не иду и продолжаю работать». Они послали ко мне переговорщиком Багарякова (бывший заместитель премьер-министра в правительстве региона. — Прим. ред.).

Мне сказали: «Мы уже не можем ничего остановить, пусть всё будет как будет, но зато потом мы ничего не будем делать». Словом, переговорщики были слабые, и верить им было нельзя. Но вдруг этот выход получил очень мощную поддержку людей, которые восприняли всерьез [мой блеф]. После этого какие могут быть игры? Я сказал, что иду на выборы. Мне могли хоть 100 миллиардов предложить, но обратного пути уже не было.

— Как человек добросовестный я начал думать о программе и смотреть на город другими глазами. Я прочитал историю всех предыдущих глав, посмотрел, кто с чем сталкивался, но увидел самые болевые точки, поговорил с несколькими мэрами, с серьезными экономистами, и сам написал программу. Я не хотел давать невыполнимые обещания, потому что ни секунды не сомневался в том, что выиграю эти выборы, потому что это мой город, я здесь родился и вырос. У меня не было СМИ, не было телевизора, были соцсети и прямые встречи с избирателями, я провел больше трехсот встреч во дворах. Аксана Панова возглавляла штаб, и он отработал очень сильно.

На каждую встречу приходили люди, которых я лично знаю. С кем-то учился, с кем-то тренировался, кому-то помог. И вот я выиграл выборы.

— Яков Силин — совершенно нормальный мужик, но он долго здесь не жил, он не отсюда. Вот сейчас мы выйдем на улицу, и каждый будет со мной здороваться, что-то вспоминать, сфоткается. С ним такого не будет. Здесь голосовали за своего, был пойман нерв кампании. Представь ситуацию: прокурор неместный, главный милиционер неместный, губернатор неместный. Ну все неместные, в общем. Я один из последних, кто вот здесь родился и вырос. И сейчас местных практически никого нет.

Это порочная практика. Очень важно, чтобы и депутаты, и мэры избирались именно в своих городах. Важно, когда твои дети учатся в этой школе, когда к твоим детям каждый может подойти и сказать: «Ваш отец всё делает правильно, мы его уважаем, привет передавайте». Это для любого нормального мужчины очень серьезная мотивация.

— Я не до конца понимал одну вещь: вопрос полномочий. Когда дым [после выборных баталий] развеялся, я вдруг понял, что я всего-навсего спикер городской думы, в которой у меня не просто нет большинства, а фактически нет ничего.

Оказалось, что я одновременно глава города, который несет представительские функции, отвечает за всё и не имеет вообще никаких механизмов влияния на ситуацию. Это было очень жестокое прозрение. Я был обязан предусмотреть: все-таки четыре года я находился в Государственной думе и что-то понимал, но не представлял, что это так примитивно. Я попал в ситуацию, когда про меня со всех сторон пишут, меня критикуют по любому поводу, а у меня нет никаких механизмов [воздействия] и даже нет СМИ.

Я много учился, по местному самоуправлению прочитал всё что можно было, разговаривал с финансистами, чтобы сориентироваться. Меня шокировало, что в городе из заработанных денег остается 16%.

Я стал вести личные приемы. Это важный механизм, потому что если ты ведешь личный прием, то видишь проблемы, систематизируешь их и ищешь алгоритмы решений. А дальше это выходит на законодательный уровень.

Одновременно я выстраивал отношения с администрацией. После [экс-мэра Екатеринбурга Аркадия] Чернецкого осталась сильная городская команда, которая не боялась противостояний. Но времена менялись. В 2014 году приняли закон, который в кулуарах Госдумы называли «законом Ройзмана*». Они отдали приоритет в выборе способа определения мэра региональным властям. Я понимал, что стану последним выбранным мэром.

— Когда в администрации увидели, что я работаю честно и что у меня нет никаких личных бизнес-интересов, что я не лоббирую интересы финансово-промышленных групп, они мне стали в работе помогать. А я начал внимательнее смотреть на критику в их отношении и стал публично заступаться, брать на себя ответственность.

Представь: семь вечера, я вернулся с работы, шел снег. Я переоделся в спортивное и пробежал «пятнашку» по центру города, зацепил все районы. Смотрю, как идет уборка, подошел, со всеми поговорил. Где-то надо было с гаишниками договориться, чтобы помогли убрать припаркованные машины. Убедился, что всё нормально, справляемся, и довольный вернулся домой. Открываю интернет и вижу там сообщения: «Город весь в грязи, а мэр и администрация довольны и ни хрена не делают». Естественно, я совершенно искренне написал: «Грязь у тебя в душе, а город убирается». Я под этим и сейчас подпишусь.

Я же столкнулся с этим сам, когда был молодой, сидел в фонде, воевал со всеми чиновниками, и тут весна — разом всё протекло. Ну и я, малолетка, пишу: «Да мэр свинья!» Конечно, когда мне писали то же самое, я это вспомнил и на первой же встрече с Чернецким (а она проходила при большом скоплении народа) взял микрофон и извинился. Просто попросил прощения за то, что не понимал, насколько тяжелая эта работа, насколько она трудная и ответственная.

— Я понимал, чего нам не хватает. В первую очередь финансирования. Ко мне приходили люди, говорили: мы вот были в Голландии, в Швеции, там делают [красоту], неужели нельзя сделать так и у нас? А я посмотрел на бюджет Стокгольма из расчета на одного жителя и вдруг выяснил, что он в 12 раз больше. Бюджет Хельсинки — в 20 раз больше на одного жителя, чем бюджет Екатеринбурга. Но больше всего меня убила ситуация в Кобе, это пятый город Японии, порт на полтора миллиона жителей. Я был в Кобе, чтобы установить отношения. И вот я приезжаю в город, встречаюсь в мэрии с местными чиновниками. А мэры всех городов, где бы ни встречались, обязательно друг другу задают вопрос: «Какой у вас бюджет?» Вот и я спросил. Они говорят: «У нас порядка 15 миллиардов долларов, а у вас сколько?»

Если бы у Екатеринбурга был бюджет даже не в 30 раз больше, а на 30%, мы бы строили метро [сами] и вообще никого бы не спрашивали, оно было бы уже готово. Мы бы по-другому ремонтировали улицы. У нас бы здесь ходили другие автобусы и троллейбусы.

— Даже чиновники того времени не понимали, что местное самоуправление — совершенно иная ветвь власти. У нас в стране местное самоуправление откровенно задушено, причем очень простым способом. У него отнимают те деньги, которые есть, а потом их не дают. И это один из основных способов политического менеджмента в России. Правильно проголосовал — краник приоткрыли, плохо проголосовал или лояльность не выказал — закрыли. Это чревато самыми разными последствиями, потому что с крупными городами надо разговаривать, идти на компромиссы, договариваться. Федеральная власть пытается всё упрощать, они относятся к этому свысока.

В разговорах [со знакомыми во власти] я говорю: поймите, пожалуйста, сильные города — это сильная страна. Не бывает так, что города слабые, а страна сильная.

Да, сложно, да, надо договариваться, но когда вам будет нужна опора, то опереться можно только на твердое, на мягкое не получится. Но федеральную власть это не интересует, у них очень низкий горизонт планирования, и сиюминутные выгоды не дают городам развиваться.

— Екатеринбург может быть сильным за счет своего потенциала, но, когда у города забирают деньги и не дают развиваться, потенциал остается невостребованным, очень много молодых уехали из Екатеринбурга.

Здесь присутствует местный патриотизм, а это вещь очень серьезная. Он дает возможность осуществлять внутри города самые дерзкие проекты. Допустим, случай со сквером. Это просто местный патриотизм. Именно он не дал застроить [предпринимателям и РПЦ сквер на берегу Городского пруда]. Сейчас похожая ситуация с застройкой Визовского пляжа, там тоже люди возмутились. Горожане должны считать город своим родным, чтобы относиться к нему по-другому.

Для меня вот очень важен финский опыт. Финляндия процветает не только за счет менеджмента. Это один из самых ярких примеров, когда любовь к своей земле приводит к таким результатам при грамотном управлении. И у Екатеринбурга за счет высокого местного патриотизма большой потенциал. При хоть какой-то самостоятельности, местном бюджете это приведет к самым значимым результатам, город будет развиваться по-другому. Важно, что местный патриотизм присущ здесь и олигархам, и застройщикам. И при какой-то честной, правильной власти это даст невероятный результат.

— Стратегический план развития города. Тот план, который мы приняли, — по нему сейчас город живет. Я принимал непосредственное участие в его разработке. Я показал всем, что власть бывает иной. Я продемонстрировал, что каждый житель может попасть в кабинет мэра, если есть какие-то серьезные вопросы. Каждую неделю был прием. Только через личные приемы прошло более 13 тысяч человек.

Я показал, что даже когда разведены администрация и глава города, можно договариваться и решать серьезные вопросы системно. В те годы Екатеринбург по всем показателям был на первых позициях.

Еще я показал, что человек может отказаться от власти в том случае, если это противоречит его достоинству и пониманию [сложившейся ситуации]. Они меня пытались поставить в ситуацию, чтобы я переписал устав города. Для меня это было неприемлемо, и я отказался от власти, спокойно ушел в отставку и очень доволен.

Для меня работа мэром — бесценный опыт. Я за это время больше полюбил Екатеринбург, глубже его узнал. Очень хотел сделать учебник по истории Екатеринбурга, но мы же никуда не торопимся. Вполне возможно, что еще получится.

— Всё, для меня выборы закончились, но и претензий никаких нет [на выборные посты], хотя есть еще возрастной запас. Если бы вернулись прямые выборы мэра, то я поддержал бы кого-то из молодых. Я считаю, что сейчас мэром Екатеринбурга должен быть человек лет сорока или даже тридцати с плюсом, потому что молодые люди достаточно продвинутые.

— Я во время выборов [в которых участвовал] решал не карьерные задачи. Стоял вопрос существования фонда и моего физического выживания. Решение идти в Государственную думу [в двухтысячных] было принято в Кировском РУВД. Новый обезьянник, люди спали на полу, а на улице стояли человек семьсот. И стало понятно, что надо идти в Госдуму, иначе нас уничтожат.

Перед выборами в гордуму была такая же ситуация. Я же всё время боролся только за возможность работать, мне ничего не надо было. Я ни разу в жизни не прикоснулся к бюджетным деньгам, а свои самые серьезные проекты я создал на свои деньги, не обладая никаким официальным статусом.

Сейчас я попал в такую ситуацию, что, видимо, пришло время позаниматься своими делами, привести их в порядок. На днях музей Брусиловского уезжает в Москву, в серьезной галерее будет выставка, в 2025 году предложили сделать выставку в Академии художеств на Пречистенке. Музей наивного искусства рядом, который я создал и подарил городу. Я продолжаю смотреть, как он развивается, и принимаю участие в его комплектовании. Ты поднимался через музей Невьянской иконы — первый частный музей иконы в стране. У меня фонд, завтра пятница. Мне надо будет спать лечь пораньше, придет много народа.

Я занимаюсь своим делом в своем городе, в своей стране, на своем месте. Обиды [за политическую карьеру] нет, есть облегчение. Но я понимаю, какие решения принимаются, кто за ними стоит, вижу, где правильно, где неправильно.

— Я ощущаю уважение со стороны системы, скрытое или явное. Как сказал нобелевский лауреат (главный редактор «Новой газеты», признанный в РФ иностранным агентом. — Прим. ред.) Дима Муратов: «Ты попал в очень интересную ситуацию, на твою сторону встали люди со взглядами, противоположными твоим». Это дорогого стоит, потому что все люди, которые работают и что-то делают, знают друг друга и готовы поддерживать. Я это всегда ощущаю. Слава богу, я доволен своей жизнью, ни о чем не жалею и ничего не боюсь.

— Не хватает прямых выборов, не хватает бюджета и полномочий им распоряжаться. Екатеринбург в пореформенное время (речь о второй половине XIX века) 20% дохода отдавал в казну, 20% — в губернию, и городу оставалось 60% заработанных денег. Сейчас это недостижимые показатели.

Часть из того, что делается сейчас в городском хозяйстве, была задумана очень давно, просто ждали возможности для осуществления. Но в мое время город убирали лучше. Сейчас больше проблем, я понимаю четко, с чем они связаны. Люди стараются, но у них нет самостоятельности и бюджета.

И еще я считаю, что несправедливо забыт Евгений Липович. Это был один из немногих чиновников, который был готов выходить на открытый диалог с людьми, у него было много хороших идей, и многие им заложенные осуществляются сейчас. Потом эти люди уйдут, а город продолжит жить и развиваться.

— Этот вопрос всегда будут поднимать, когда надо, перед выборами. На самом деле проблема заключается в том, что у города недостаточно денег, чтобы войти в процесс. Допустим, чтобы начать пробивать тоннели, только на откачку воды потребуется заложить 100 миллионов. Это очень большие деньги, город не может себе это позволить. Нужно очень серьезное вливание из федерального бюджета. При наличии самостоятельного формирования бюджетов в городе Екатеринбург строил метро, ни у кого не спрашивая.

Почитайте, как прошли выборы в гордуму в 2023 году и чьи интересы защищают победители. О голосовании в первый день мы рассказывали в режиме онлайн.

* Признан в РФ физлицом — иностранным агентом.