«Я всегда в курсе, что в тренде у алкоголиков»: анестезиолог променял работу в Газпроме на больницу

Очередным героем нашей подборки про екатеринбургских врачей, которых считают настоящими профи и коллеги, и пациенты, стал заведующий отделением анестезиологии и реанимации № 2 ЦГКБ № 23 Вадим Туханов. В 2006 году, когда отделение соматической реанимации объединили с отделением хирургической, ему пришлось уйти, но в 2012-м он вернулся — когда реанимация снова стала полноценным отделением.

— Вадим Вадимович, вы работаете в 23-й больнице с 1991 года. Как за это время изменились ваши пациенты и болезни, с которыми они попадают в реанимацию?

— И тогда, и сейчас к нам в отделение поступают крайне интересные пациенты. И те клинические ординаторы, которые занимаются у нас, обычно бывают в восторге от разнообразия клинических случаев и пациентов. Как говорится, всё, что включено в МКБ-10 (Международная классификация болезней. — Прим. ред.), попадает к нам.

В 2014 году у нас в отделении лежала молодая девушка с синдромом Лайелла. Второе название этого заболевания — острый эпидермальный некролиз. Это очень серьёзное заболевание, когда на фоне сильнейшей аллергической реакции у пациента происходит отслойка эпителия слизистых и эпидермиса кожи. У неё площадь поражения доходила до 70%. По всем медицинским канонам такой случай считается летальным. Так вот у нас она лечилась в реанимации, потом в обычном отделении, проходила реабилитацию и была выписана не только без осложнений, а уже после выписки забеременела и родила здорового малыша! Сейчас это молодая красивая женщина. Честно говоря, мы сами до сих пор с трудом верим в произошедшее с ней. Но факт остаётся фактом — мы смогли оказать ей помощь в сложнейшем случае.

Не так давно к нам в состоянии клинической смерти поступил 75-летний мужчина. Он плавал в бассейне «Калининца», из-за остановки сердечной деятельности даже тонул… Причиной стала расслаивающая аневризма аорты плюс инсульт. Он долго лежал у нас в реанимации, потом был переведён к кардиохирургам ОКБ № 1. Сейчас он, к счастью, жив.

— Контингент пациентов в вашей больнице многие считают асоциальным. Насколько это справедливо?

— У нас разные пациенты. Но и алкоголики — это тоже наш профиль (смеётся). Я всегда нахожусь в курсе того, какой «напиток» у них сейчас в тренде. Год назад это была перцовая настойка, которая вызывает тяжёлый судорожный синдром. Сколько было случаев, когда такой пациент поступает без сознания с судорогами, а потом, когда снимаешь его с ИВЛ и спрашиваешь: «Что пил?» — он говорит, что пил он как раз перцовую настойку. Но в последнее время этих пациентов становится всё-таки меньше, и больше мы занимаемся больными с тяжёлой сосудистой патологией, с инсультами, с сердечной недостаточностью.

— В этом году у вас ещё было много больных гриппом. Были ли смертельные случаи?

— Смертельных не было, а тяжёлые были. До сих пор у нас лечится пациент, у которого на фоне гриппа развилась тяжёлая пневмония и эмпиема плевры. Увы, он был не привит от гриппа. И я тоже скажу, как и многие мои коллеги — к нам в реанимацию в этом году не попал ни один привитой от гриппа человек. Все, кто болел тяжело, были не привиты. И за всё время моей работы я не видел ни одного привитого от гриппа с тяжёлой формой этой инфекции. Хотите — верьте, хотите — нет, но это так. Сам я привит, поэтому, несмотря на то, что контактировал с больными, этой зимой не болел.

— Вадим Вадимович, в вашей профессии, кроме опасности заразиться гриппом, есть много других — не всегда приятных факторов, в том числе те же алкоголики. У вас никогда не возникает мысли уйти на административную работу?

— В 2006 году я ушёл из больницы, занимался организацией медицинского обеспечения сотрудников в одном из филиалов Газпрома, а в больнице остался как совместитель. Дежурил 5–6 раз в месяц. Но реаниматолог не может работать не реаниматологом. Ощущение драйва с нашей профессией необходимо. Поэтому, несмотря на то, что Газпром, как принято считать, является работодателем № 1 в стране, там сильнейшая корпоративная культура, я при первой же возможности вернулся в больницу.

— Не жалеете?

— Вы знаете, нет. Сейчас работать очень интересно. Тогда же, когда наше отделение снова стало отделением, в больнице было открыто первичное сосудистое отделение, в которое попадают пациенты с инсультами. Это были два взаимосвязанных события. Пациенты такие были у нас и раньше, но не было таких лекарств и такого оборудования. Да и сами принципы лечения были другими. Ещё 10 лет назад я бы просто не поверил, что у нас когда-то такое будет. Сейчас у нас 6 реанимационных коек и ещё 12 коек интенсивной терапии в неврологическом и кардиологическом отделениях.

Тромболизис (восстановление кровотока в сосуде. — Прим. ред.) мы начинали делать в конце 90-х, в кардиологии. В начале 2000-х стали пробовать его и в неврологии. Успешно провели его молодому мужчине с ишемическим инсультом — тогда это был третий или четвёртый по счёту тромболизис в городе. То есть можно сказать, что 23-я больница стояла у истоков развития этого метода в Екатеринбурге. За 2015 год мы сделали уже почти два десятка таких тромболизисов. Сейчас к нам стало поступать меньше кардиологических пациентов — их скорая увозит в кардиоцентр или в Новую больницу. А неврология идёт к нам.

Но у нас в больнице есть ещё несколько направлений, в связи с которыми мы проводим тромболизис. Это борьба с периферическими тромбозами, мы пытаемся спасти стопы пациентов с тяжёлым диабетом. Два года назад у нас был пациент с массивной эмболией — и только благодаря тромболизису прямо на операционном столе мы спасли его жизнь.

Также тромболизис у нас используется при тромбоэмболиях в систему лёгочной артерии. Когда тромб попадает в лёгочную артерию, то человек или погибает, или, если тромбоэмболия была не летальной, у него развивается тяжёлая сердечная недостаточность. Вот как раз от этого мы и хотим спасти наших пациентов. Эта методика активно используется в Москве и за рубежом, а теперь вот и у нас.

Как я уже говорил — я не жалею, что вернулся, и более того — скажу — со своей работы уходить больше не собираюсь. Работа не в больнице дала мне какой-то организационный опыт, опыт планирования, но всё-таки я врач, и здесь моё место.