E1
Погода

Сейчас-4°C

Сейчас в Екатеринбурге

Погода-4°

небольшая облачность, без осадков

ощущается как -7

1 м/c,

вос.

741мм 71%
Подробнее
4 Пробки
USD 91,98
EUR 100,24
Реклама
Страна и мир

«Дима, бомбят, надо в подвал». Как мать пытается вывезти больного раком сына из Донбасса на Урал

Пациента со сложной опухолью мозга готовы принять в клинике Екатеринбурга

Дима до болезни и после операции

— Мой мальчик не понимает, что происходит, что случилось. Когда начинается обстрел, говорю, ему: Дима, бомбят, надо в подвал. Он ни о чем не расспрашивает. Медленно поднимает голову, тихонько встает. Он всё всегда делает медленно. Мы торопим: Дима, надо быстрее.

Дмитрию, сыну Раисы Аксеновой, 37 лет. Вместе с мамой, отцом и братом он живет в городе Ясиноватая Донецкой области. Когда-то до украинской деревни Авдеевка отсюда можно было доехать за 15 минут на маршрутном автобусе. Пять лет назад Дмитрию поставили диагноз «опухоль головного мозга». Операция дала надежду на спасение жизни, но Дмитрий потерял память, перестал ориентироваться в том, что происходит вокруг. Все эти годы, живя в отрезанном от нормальной жизни Донбассе, Раиса как могла спасала сына. Ей помогали хорошие люди, живущие в городах по разные стороны границ: в Киеве, в Якутске, в Мариуполе, в Москве. 25 февраля Дмитрий вместе с братом должен был уехать на обследование в Ростов. Сейчас они не могут выбраться из города.

Донбасс. Начало


Мы разговариваем с Раисой Евгеньевной по телефону. Иногда звук ее голоса в моей трубке прерывает канонада. Где-то там, в 2,5 тысячи километрах от нас, стреляют из артиллерийских орудий. Раиса говорит, что этого грохота не надо пугаться, — стреляют далеко.

— А вот когда свистящие звуки, надо бежать в наш подвальчик в доме. Спим мы, не раздеваясь, но сейчас все спят так.

Раиса рассказывает нам про Диму. Рассказ о болезни сына перемешивается с другими воспоминаниями. Еще четыре года назад Дмитрий работал на местной железной дороге. Этой работе он посвятил 18 лет жизни. Отец Дмитрия и его младший брат тоже железнодорожники. Раиса работала почтальоном, носила телеграммы.

После окончания девяти классов Дмитрий поступил в железнодорожное училище, а потом пошел работать в депо — ремонтником вагонов. Решил продолжить учебу дальше, заочно, в железнодорожном техникуме, а затем и в железнодорожной академии в Луганске, по специальности «железнодорожные перевозки».

У Дмитрия была мирная и очень нужная профессия: он работал на железной дороге ремонтником

— Получил высшее образование. Всё складывалось хорошо: работа, образование, перспективы роста. Правда, семью создать не успел, — вспоминает мама Дмитрия.

В 2014-м на Украине случился Майдан, а вскоре после — военное обострение на востоке страны. Раиса в тот момент была в Крыму в отпуске, с младшим сыном и племянником. Муж тогда убедил не приезжать: «Тут бомбят, горят дома, устраивайтесь на работу там и оставайтесь».

— Но в октябре мы все-таки вернулись домой. Увидели сгоревшие многоэтажки, руины. Помню, приехали на железнодорожный вокзал, у нас там вокзальная площадь утопала в цветах. Роскошные, ухоженные розы. И в этих розах лежал убитый мальчик лет двадцати пяти — сотрудник-автопарковщик.

...Дом у соседей Раисы сгорел от снаряда, так до сих пор и стоит, весь обгоревший, жильцы уехали. Когда был пожар, по забору огонь чуть не перекинулся на их дом, муж и Дмитрий тушили огонь под обстрелом, был запас воды в 300 литров. А потом полил дождь. Часто бывало, что один за другим выгорало по шесть-пять частных домов. Их дом уцелел.

— В первое время никто не верил, что всё затянется надолго. Ждали, что всё разрешится. Мы все ходили на работу.

Спустя год Раиса стала замечать: сын изменился. Он продолжал ходить на работу, но появилось в нем что-то... апатия? отрешенность? Это проявлялось в каких-то простых бытовых вещах: Дмитрий не хотел мыться, бриться.

— Потом его друзья начали говорить мне: «Тетя Рая, с Димой что-то не то». Он же раньше веселый был, жизнерадостный, стихи сочинял на ходу. Я это списывала на стресс, что он так у него проявляется от того, что у нас здесь творится: бомбежка, обстрелы, похороны друга детства, погибшего в дебальцевском котле (активные боевые действия в ходе вооруженного конфликта на востоке Украины в районе поселка Дебальцева. — Прим. ред.). Помню, по городу тогда бегали стаи собак и кошек, оставленных хозяевами. Мы подобрали одного брошенного пса. Он стал любимцем всей семьи: добрый, ласковый, умный. Сильный, большой пес, но панически боялся всех резких звуков. Когда бомбили, я запускала его в дом, его трясло при разрывах. Он умер после очередной бомбежки. Ветеринар сказал — инфаркт. Даже собаки не выдерживали.

Дмитрий во дворе дома. Пока еще всё хорошо

Через два года после первых признаков неблагополучия Дмитрий вдруг упал в обморок.

— Позвонили знакомые. Говорят, ваш Дима в траве лежит. Когда муж приехал за ним на такси, Дима уже сидел, пришел в себя немного. Что с ним, объяснить не мог. Запаха алкоголя не было. После этого он долго спал. На следующий день начала расспрашивать, что случилось — он ничего не помнил. После этого всякие мысли в голову лезли — может, думаю, наркотики начал употреблять на фоне стресса. Он ни на что не жаловался, у него ничего не болело, просто был какой-то отрешенный от всего. Хотя как-то попросил измерить ему давление, чувствую, говорит, с головой у меня что-то не то. Давление было в норме.

Всё выяснилось после медкомиссии, которую Дмитрий проходил на железной дороге. Оказалось, что Дмитрий ничего не видит правым глазом: атрофия зрительного нерва. От работы его отстранили, отправили на обследование в больницу, в Донецк.

Там на МРТ увидели огромную опухоль в лобно-височной доле. Сложные и страшные слова — анапластическая олигодендроглиома, злокачественное образование. Врач предположил, что она развивалась пять лет. У Димы была уже третья стадия.

— Я вспомнила, что в 2012 году, пять лет назад, прямо в день его рождения, его избили по дороге домой. Напали какие-то парни, сломали челюсть. Возможно, удар спровоцировал развитие опухоли, но это лишь предположение. Видимо, опухоль передавила глазные нервы. Теперь я понимаю, что все изменения в поведении начались из-за опухоли. А он уже не мог понять и объяснить, что с ним происходит. Я спросила нейрохирурга в нашей больнице, что нам делать? Ответил: «Ничего, дайте ему месяц дожить».

Киев, Москва. Операции


Но Раиса стала искать возможность спасти сына. Знакомая врач дала ей телефон киевского нейрохирурга. Созвонились.

— Я рассказала, что случилось, где мы живем, отправила ему документы. И он не отказал нам, сказал: «Приезжайте, будем спасать вашего сына». Никаких прогнозов он не давал. Очень хороший человек. Он не взял с нас ни копейки за ту операцию. После операции начался курс облучения. Мы сняли комнатку в домике в деревне под Киевом. Облучение нам оплатили наши друзья из Мариуполя. Сын моей подруги, ровесник Димы. Он не бизнесмен, ни богач, просто нормально зарабатывал, плавал на торговых кораблях. И он выслал деньги на лечение. В последний день облучения у Димы случился эпилептический приступ, я первый раз видела такое. Было страшно, но пережили, вернулись домой.

Убрать опухоль до конца не получилось. Местные врачи дали свои прогнозы: три месяца жизни.

Как раз в то время Раиса вышла на одно сообщество, группу в «Вайбере», где она нашла поддержку. Там было 800 участников: пациенты с опухолями мозга, их родные, врачи. Группа русскоязычная, хотя люди живут в разных странах — России, Украине, в других странах ближнего и дальнего Зарубежья от Турции до США. Здесь никто никогда не писал на политические темы, здесь был другой мир: люди говорили о своей беде и своей надежде, кто-то делился своим опытом, подсказывал контакты нужных врачей.

После операции

— Но опять не судьба еще была нам умирать. Вскоре мы сделали МРТ, оно показало, что у Димы улучшения, — вспоминает Раиса. — Мы прошли три курса химии. Все препараты доставали сами. Помогла девушка-волонтер из Киева, покупала препараты и передавала нам. Дима не раз попадал в реанимацию, его спасали. Помню, я искала доноров, когда ему нужно было переливание крови, тромбомассы. База-то доноров осталась, а люди все уехали. Мы искали через интернет доноров с третьей отрицательной группой крови. Киевские врачи рассказывали, как перевозить тромбомассу, как быстро вливать.

Как заботливая мать доставала лекарства все эти годы — отдельная история. Помогли ей участники того самого сообщества.

— Я договаривалась с пассажирским автобусом, который курсировал в Москву, где были холодильники. В России кто-то из наших заказывал препарат, кто-то забирал, передавал другому, потом отдавали водителю автобуса. Я выезжала встречать автобус с сумкой-холодильником, забирала. Многие отдавали лекарства бесплатно: их родные уходили, лекарства оставались. Девушка из Якутии после ухода сына отдала шесть штук «Авастина» (флаконов с концентратом для приготовления раствора). Организовать нам привоз лекарства из Якутии — подвиг с ее стороны. Это ведь надо выстроить целую цепочку: кто кому передает, кто где встречает.

Через какое-то время очередное МРТ показало рост опухоли.

— И снова помогли в группе: дали телефон врача, нейрохирурга госпиталя Бурденко, который может помочь Дмитрию. Я набралась смелости и позвонила. Врач, посмотрев снимки, которые я ему выслала, сказал, нужна повторная операция. Сказал, какие документы нам как жителям Донбасса нужно оформить, чтобы получить квоту на операцию. Мы сделали всё, что нужно, и выехали в Москву.

27 ноября 2018 года Дмитрия прооперировали в Москве. После второй операции Дима потерял память, перестал ориентироваться в пространстве и времени.

— Возможно, были задеты какие-то важные центры в головном мозге. Но, видимо, по-другому было нельзя. Такие операции — всегда риск. Я благодарна врачу, что он спас жизнь моему Диме. Он живет, он рядом со мной. После операции я начала заниматься с ним: заново учила его читать, писать. Играли в игры, которые развивали память. Выкладывала перед ним разные предметы: спички, ручки, тетрадь, накрывала полотенцем, он вспоминал, что там лежит. Как я радовалась его успехам! Муж и сын целый день были на работе, а я занималась с сыном. Мы уже с ним начали решать сложные примеры, например, 1822 плюс 780. Он справлялся.

А потом начались эпилептические приступы. Один, второй, третий. И — откат.

— При эпилептических приступах умирают клетки головного мозга. Он забыл, как его зовут. И по новой начали учиться. Снова и снова я повторяла ему: ты Аксенов Дмитрий Валерьевич, родился…Математику снова пришлось начать с нуля: один плюс один, два плюс два. Считали на пальцах.

Дмитрий с мамой, Раисой Евгеньевной

После операции наступила ремиссия на год и два месяца. Потом снова случился рецидив. Удалить опухоль до конца хирургическим путем было невозможно. Раиса с сыном снова приехали в госпиталь Бурденко. Посмотрели КТ, провели химиотерапию.

— Пошло улучшение, очаг ушел, — вспоминает Раиса.

Аппарат МРТ в донецкой больнице сломался, из России привезли новый, готовили кабинет в больнице. Но пока не сделали, Дмитрию приходилось выезжать в Ростов на обследование. После этого Раиса отправляла снимки московскому нейрохирургу, который оперировал сына, он делал заключение и высылал на почту назначения.

В феврале Дмитрий с младшим братом должны были выехать в Ростов на очередное обследование, МРТ. Раиса Евгеньевна поехать не могла: сильно заболела нога, которую она когда-то оперировала.

Раньше погреб в доме был для хозяйственных нужд, хранили заготовки. Сейчас там прячутся от бомбежек

Младший брат взял отпуск с 21 февраля. Выезжать планировали 25-го. Но за день до этого всё изменилось: началась спецоперация и выехать не получилось.

Когда началась организованная эвакуация, вся семья Раисы заболела коронавирусом. Болели все тяжело, с пневмонией. Уехать в первые дни так и не смогли. Не могут выбраться и сейчас. Хотя предполагает, что какие-то перевозчики все-таки есть — «за сумасшедшие деньги». Она снова рассказывает:

— Как только началась …(спецоперация), всех участников, живущих в России и в Донбассе, за один день выкинули из нашей группы. Администратором и организатором нашей группы был парень с Украины, мы писали ему: Саша, тут больные люди, мы всегда были вне политики. Ответил грубо: «Пошли вон». Зря он так, хороший парень. Пришлось срочно организовать свою подобную группу. Я, кстати, тоже создала свою подгруппу из пациентов и родных. В ней есть участники и с Украины, и из России, я никого не удаляю. Это молитвенная группа.

Это окно в доме уже много лет заколочено

Раиса говорит, что никто заранее не договаривался не обсуждать политические темы. Но кроме молитв никто в эту группу ничего больше не пишет. А молитвы у всех одинаковые.

— С Димой я продолжаю заниматься. Сейчас мы уже умножаем и складываем двузначные числа. Еще читаем с ним маленькие рассказы из сборника школьных диктантов. Простые такие: наступила весна, потеплело, распускаются цветы, дети идут в школу. У нас сейчас тоже весна, снег в огороде еще не растаял, но скоро совсем потеплеет, начнет всё цвести. Недавно наши власти объявили, что скоро у детей (тех, кто остался) начнется дистанционное обучение. Но не знаю, реально ли это…слышите, стреляют?.. Недавно разбомбили депо, где мой сын работал до болезни. От бомбежек мы прячемся в нашем подвальчике, он у нас в коридоре. Мой мальчик не понимает, что происходит сейчас, что снова случилось. Когда начинается обстрел, говорю, ему: Дима, бомбят, надо в подвал. Он ни о чем не расспрашивает. Медленно поднимает голову, тихонько встает. Он сейчас всё делает медленно. Мы торопим: Дима надо быстрее. Муж нервничает, говорит: «Уезжать вам надо отсюда». Я понимаю, что надо.

Это домашнее бомбоубежище, крохотный подвальчик.

«Первый раз я проводила диагностику под бомбами»


Об истории Дмитрия узнала екатеринбургский врач Ирина Волкова, руководитель реабилитационного центра.

Раиса Евгеньевна нашла Ирину Геннадьевну в соцсетях. Прочитала пост про шестилетнюю Лиду, которая проходит реабилитацию у них в центре — девочке удалили опухоль спинного мозга в госпитале Бурденко. В реабцентр в Екатеринбурге ее принесли на первое занятие на руках, а сейчас она уже бегает по коридорам, обычный ребенок… Мама Дмитрия заинтересовалась, почитала еще — и эта история вселила в нее надежду. А что если уральские врачи смогут помочь и ее взрослому сыну? Здесь же, в Екатеринбурге, можно было бы сделать и МРТ для более точной диагностики.

Вскоре они созвонились. Этот разговор впечатлил невролога Волкову.

— Мы разговаривали с ней и с Дмитрием по видеосвязи. Первый раз я проводила диагностику под бомбами. Можно ли полностью восстановиться — пока обещать нельзя. Бывают случаи, когда сделать что-либо уже невозможно. Но у Дмитрия реабилитационный потенциал, конечно, есть. Мы готовы принять его на реабилитацию, сейчас ищем единомышленников, кто может нам помочь привезти Дмитрия к нам. Главное сейчас вывезти его с Донбасса.

Любые советы и контакты для осуществления такой транспортировки важны — поэтому, если у вас или ваших знакомых есть возможность помочь Дмитрию попасть в Екатеринбург как можно раньше, напишите нам. Сейчас важен каждый день.
Звоните круглосуточно8 (343) 379-49-95
Мы в соцсетях

Кстати, мы рассказывали и про шестилетнюю Лиду, которую спасли врачи, удалив сложную опухоль внутри спинного мозга Как раз эту историю прочитала мама Дмитрия из города Ясиноватая и связалась с екатеринбургскими врачами.

Прочитайте также историю беженцев с Донбасса — о том, как сложилась их жизнь спустя восемь лет на Урале.

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
Форумы
ТОП 5
Рекомендуем
Знакомства
Объявления