Екатеринбург или Владивосток? Пять неожиданных сходств между двумя городами

Василина Березкина переехала в Екатеринбург из Владивостока два года назад. Поначалу Урал показался ей новым миром — с другой историей, архитектурой и городскими байками, с заводчанами вместо моряков и Исетью вместо Тихого океана. Но чем дальше, тем больше неожиданных параллелей она находила между разными регионами.

Прочитайте о ее наблюдениях.

Сказать, что Урал и Приморье разные, — ничего не сказать. В них живут разные коренные народы, у местных жителей разные привычки и профессии; в конце концов, они ориентированы на разные вещи. Исторически горный Урал — это промышленность, а пограничное Приморье — логистика и торговля. И из этого вытекает очень-очень многое.

При этом меня удивляет, сколько у этих двух регионов схожих черт, которые лишь оттеняют уникальность. Особенно первая из них.

Любой приморец вам скажет: граница Европы и Азии проходит, собственно, по Приморью. Владивосток — последний оплот европейской цивилизации, который с трех сторон зажат Китаем, Северной Кореей и Японией. Жители этих стран, к слову, считают так же, а туризм в дальневосточные города для них — то же самое, что европейские туры для нас.

Как же удивленно расширились мои глаза, когда на столь далеком Урале я увидела стелу «Европа — Азия»! И узнала, что, оказывается, много-много лет границу между двумя частями света чертят именно здесь.

Да простят меня уральцы, но это всё еще кажется мне нелогичным. Географически — да, по Уралу легко провести границу. Но культурно, исторически, фактически — за горным хребтом еще тысячи километров российской территории. И тут либо Россию считать за Азию, либо признать, что она начинается гораздо дальше.

Впрочем, идея такой черты как туристического маршрута — прекрасна, и географического аргумента для нее достаточно. Если на Урал поедут толпы туристов (что, на мой взгляд, им стоит делать), то при них я обещаю и не заикаться о каких-то других пограничных претензиях.

Я выросла на таком понятии, как «дальневосточный характер» — то есть сильный, самостоятельный, стойкий, смекалистый. Такой, чтобы поселиться в чаще, отбиться от медведей, покорить моря и построить города на месте буреломов. Это характер, выкованный тяжелой историей переселенцев и освоением новых земель. Могучий, не боящийся трудностей, одним словом — дальневосточный.

Только историческая подоплека здесь своя — с горами, заводами и бурными реками. Логично, что на этой неприветливой земле уральские переселенцы выработали ровно то же понятие, что и приморские. Или, скорее, в обратном порядке — если вспомнить, что Урал русские заселили раньше.

Обойдусь сухими фактами: с 1920 по 1922 год существовала Дальневосточная республика. Ее называют «буферной» и «марионеточной», но, как ни крути, она охватила 1,4 миллиона квадратных километров территории, держала свою армию и валюту. И поверьте, на Дальнем Востоке о ней помнят.

Спустя чуть меньше века на карте России внезапно появилась Уральская республика. И узнала я о событиях 1993 года не из учебников по региональной истории, а от гордых уральцев, которые тоже ее не забывают. Стремление к большей независимости от Москвы — очевидная общая черта регионов. Вероятно, вытекающая как раз таки из схожести характеров.

Еще одна параллель — роль иностранцев в истории и в самом строительстве жизни. Приморье до революции было покрыто сотнями заводиков, магазинов и домов, которые держали европейцы (либо их обрусевшие дети). Во Владивостоке стоит памятник Элеоноре Прей — американке, которая переехала туда и оставила огромный архив писем и фотографий. В 1930 году она покинула страну, но до конца жизни не прекращала скучать по Владивостоку и признаваться ему в любви.

По Уралу за две сотни лет до этого шагал генерал де Геннин, англичанин Петр Тет закладывал в Екатеринбурге механическую фабрику, а швед Андреас Беэр разрабатывал месторождения самоцветов. Иностранные концессии, европейские технологии, ученые из-за рубежа — без уточнений и не поймешь сразу, об Урале идет речь или о Приморье.

Конечно, подобный культурный обмен на корню пресекли большевики, но ничто не проходит бесследно, и сегодня памятник Вильгельму де Геннину отлично смотрелся бы рядом с изящной фигурой Элеоноры Прей.

Они проскальзывают то тут, то там. Вот я прилетаю из города-порта — а вот губернатор Куйвашев вдруг говорит, что собирается сделать из области «сухой порт». Вот смотрю из окна квартиры в Академическом, и, если долго глядеть только на двор, под завязку заставленный машинами, то начинает казаться, что я снова в городе-парковке Владивостоке. Хотя для Екатеринбурга это районная проблема, а для Владивостока — столь огромная, что стала образом жизни.

Важнейшее из них — тот факт, что на Урале Россия уже больше трех сотен лет, а в Приморье — лишь около века. Так что здесь гораздо толще «культурный слой». Мелочь, но после переезда я долго не могла привыкнуть к тому, что тракт — это не только Королевский тракт из «Игры престолов», но и вполне реальный Сибирский или Тюменский. В Приморье нет трактов, там только трассы. Плюс-минус новые, с порядковыми номерами.

Еще в Приморье нет такого количества архитектурных памятников и исторических мест, нет пласта собственной мифологии и сказок. Я не о коренных народах (с этим всё в порядке и крайне разнообразно), а о мифологии именно российского Приморья — которой для Урала стали сказы Бажова или книги Мамина-Сибиряка (отлично описавшего местную «золотую лихорадку»).

Приморские мастера не ковали оружие для войн с Наполеоном, на Дальнем Востоке не было крестьянских восстаний вроде пугачевщины, туда не приезжал Александр Первый, чтобы лично вырубить из породы золото. В конце концов, приморские города не называли в честь венценосных особ.

К слову, я действительно люблю то, как Екатеринбург до сих пор перекликается с Екатериной Первой — и я не про имя, я про общее впечатление. Про то, как Екатерину не любили поборники традиций, как она своей историей «из грязи в князи» возмущала столичную общественность, как шла против устоев. Слишком смелая, слишком свободная, слишком уж нетипичная (если не сказать, «неприличная») у нее для своего века была биография.

И вот Екатеринбург — то «город бесов» и «мерзотной либероты» в исполнении пропагандиста Соловьева, то «столица оппозиции» (из последнего интервью Noize MC), то борется с храмами (как посмели!)

Хотелось бы сказать: мол, зато Владивосток обогнал Екатеринбург с точки зрения современности — но нет, не буду «натягивать сову на глобус». Владивосток не такой большой, не такой богатый, а о екатеринбургских небоскребах он пока только мечтает. Многие проблемы у городов общие, но в Екатеринбурге они куда менее запущенные.

Оба города, к примеру, объединяет мечта о метро. Однако в Екатеринбурге есть уже хотя бы одна веточка, а во Владивостоке — только старые советские схемы, по которым так никогда и не начали копать. А еще оба региона теряют население. Но, как вы можете заметить, я из Владивостока переехала в Екатеринбург, а не наоборот, и при моей огромной любви к Приморью почти не грущу из-за этого. Если бы ученые в УрФУ еще придумали, как притащить на Урал море, то, думаю, перестала бы грустить совсем.

Прочитайте и другие колонки Василины. В них она на своем примере рассуждает о том, почему из вундеркиндов редко вырастают гении, и рассказывает, как после одних-единственных раскопок передумала быть историком.

В отдельном обзоре она сравнивает Екатеринбург с Владивостоком. Возможно, после него вам очень захочется побывать в последнем.