«Уважаю их конфигурацию тараканов»: журналист — о том, как дружить с COVID-диссидентами

В марте Свердловская область официально села на самоизоляцию. Людей в масках на улицах становилось все больше, теперь их меньше, но некоторые все еще стараются соблюдать санитарные требования. Журналистка Инна Бартош столкнулась с тем, что ее друзья борются с тревогой по-своему: отрицают существование коронавируса. Она написала колонку о том, как не перестать с ними общаться из-за этого, и о чувстве вины за то, что дети не гуляют.

Народ устал от карантина. А тем временем больных везут в область, потому что в Екатеринбурге нет мест в больницах. Я стараюсь вообще избегать COVID-обсуждений, потому что я не оцениваю опасность, у меня нет мнения о ее степени, я просто ношу маску, держусь подальше от людей, мою принесенное с улицы. При этом я не нервничаю про вирус, я просто делаю действия, которые, как мы договорились внутри семьи, делать стоит.

Многие подруги живут как жили, выбрав отказаться от тревоги с помощью отрицания COVID. Я же пытаюсь совместить отсутствие тревоги с версией, что COVID есть, опасен и надо принимать некие меры безопасности. Напоминает анекдот про шизофреника и неврастеника, в котором первый уверен, что дважды два — пять, и спокоен, а второй точно знает, что дважды два — четыре, но нервничает.

Что приятно: мои подруги, COVID-неверующие, пару раз изложив, почему они выбрали верить в то, во что они выбрали верить, перестают тратить мои и свои силы на попытки перетащить в свой стан, убедить, что надо вести себя иначе. Это очень трудно вообще-то.

Люди с иной картиной мира угрожают прочности твоей картины мира. Согласиться с их неправильными установками — значит допустить, что ты можешь оказаться неправ. Поэтому простейшая идея жить каждому в своей версии реальности и пересекаться в нейтральных темах — на самом деле очень, очень сложна в исполнении.

Несколько разных человек спрашивали, что я делаю с чувством вины из-за того, что мои дети не хотят выходить на улицу. А у меня нет чувства вины. Вот в обычное время — есть, и я их зазываю в походы, поездки, уговариваю. А сейчас просто радуюсь, что им повезло с настройками: сидеть на карантине гораздо легче, когда ты и сам по себе не хочешь никуда. Удачно совпало.

Я их по-прежнему зову в лес, куда угодно. Но если человек не хочет? Мы открываем окна нараспашку, лето заходит в квартиру, ветер, птицы, солнце, небо — все с доставкой, и это не тюрьма, потому что выйти можно, я поспособствую. И все, дальше это не моя зона ответственности, чего моим детям хотеть правильно. Установка «ходить на улицу полезно» нейтрализована установкой «ходить на улицу вредно». Ничья. Мое чувство вины за «плохую мать» этим летом в отпуске. Но теперь я испытываю чувство вины за отсутствие чувства вины, что мои дети не гуляют, потому что не хотят гулять.

И я очень благодарна моим девочкам [подругам], что они пилят опилки в моей голове не больше двух-трех раз, а потом просто запоминают, что у Инны вот такая конфигурация тараканов, она ведет себя так, как будто опасность есть. И мы наконец получаем возможность перейти к другим темам для трепа, благо их хватает.

Кстати, а я тоже молодец, потому что я не перевоспитываю подруг. Не убеждаю в опасностях, не гневаюсь на безмасочье. Уважаю их конфигурацию тараканов. Я скучаю по личному общению. Я в баню, в сад хочу, и поехать куда-то с друзьями. И сковородки в «Икее» купить. И еду из кафе поесть. По событиям скучаю.

Очень жду, когда мы внутри семьи решим, что можно начать встречаться с друзьями. Но пока что в больницах мест нет и я треплюсь по телефону и гуляю в лесу. А мои девочки, приняв неизбежное — мое упрямство — стараются не сдергивать мне чеку и не травить душу.

Ранее социологи выяснили, что 9% екатеринбуржцев не верят в реальность коронавируса. Почитайте ответ уральца всем COVID-диссидентам. И монолог фельдшера скорой о коллегах, которые не верили в существование вируса и заболели.