«Что значит "зачем рожают"?» Православная активистка с шестью детьми объяснила, почему идет во власть

В «Справедливой России» не осталось толковых людей, и партия пошла в церковь за кандидатами в депутаты. Свердловские «эсеры» сделали неожиданное предложение православной общественнице Оксане Ивановой. Она ходила в сквер у театра Драмы для защиты храма святой Екатерины, попадала в полицию из-за поста про губернатора и выступала за переделку гигантского креста Покраса Лампаса во время скандальной акции на площади Первой Пятилетки а теперь идет в гордуму. Мать шестерых детей и директор Музея святости рассказала E1.RU, как собирается менять жизнь в Екатеринбурге.

— Вы идете в гордуму от «Справедливой России», как это предложение к вам пришло?

— Андрей Кузнецов (глава cвердловского отделения «Справедливой России». — Прим. ред.) позвонил мне, мы знакомы с ним уже 30 лет. Он, кстати, тоже многодетный отец, у нас с ним много общего. Переговоры длились два дня. В партии посчитали, что те идеи, которые я озвучиваю и за которые сражаюсь, созвучны стратегии, которую она выбирает. Если честно, я даже не знаю особо их стратегию. Я выяснила, какие условия они предлагают, посчитала, что они вполне приемлемые — и все. Важно, что мы доверяем друг другу.

— Знают ли про вас люди в третьем избирательном округе, по которому вы идете на выборы?

— С Юго-Западным районом я связана тесно, сердечно, потому что трех детей я родила именно там. Я коренная екатеринбурженка, я знаю, как менялся район, что там происходило, какие люди там живут. У меня там много друзей, я состою в некоторых общественных организациях, которые там базируются и бываю там часто.

— Предвыборные расходы «Справедливая Россия» берет на себя?

— Да, они сказали, что откроют избирательный фонд, положат туда партийные деньги, ну и дальше рассчитывают, что я буду просить, и кто-то откликнется. Я много лет отдала церкви и не вращаюсь в кругу элиты, но мне сказали, что есть люди, которые хотели бы меня поддержать. Возможно, они захотят со мной обсудить вопрос о помощи. Я правда не знаю, что тут можно обсуждать. Но как только будет номер счета, я попрошу всех, кто меня любит и на меня надеется, и имеет возможность, сделать туда взнос.

— Вы получили благословение духовного наставника?

— У меня есть духовник, конечно, с которым я все серьезные вопросы своей жизни обсуждаю, но не могу сообщить всем, что он мне сказал, для православных это неприлично.

— Дума — жесткая среда. Даже сейчас по вашему округу на выборы идет Владислав Постников, активист, один из тех, кто был против строительства храма в сквере. В думе работает Константин Киселев, который был одним из идеологов движения за сквер. Как вы готовы с этими людьми взаимодействовать и разговаривать?

— На текущих выборах у меня вообще нет конкурентов. Я одна женщина среди кандидатов, у меня своя повестка. Я не против кого-то, я за правду, чтобы все было по-божески. У меня нет никакого ожесточения по отношению к тем людям, которые будут в выборах участвовать. Говорят, что в думе с моим приходом к «партии сквера» добавится «партия храма». Но я это так не воспринимаю. Мне кажется, мы можем работать и вместе. Конечно, молодежи ближе либеральные идеи, люди более старшего возраста консервативны. Это естественно, и мы не враги друг другу, даже если можем быть политическими оппонентами. Это не означает, что мы обязаны ненавидеть друг друга. А потом, для чего нужна политика? Чтоб мы все друг с другом договорились.

— Одна из интриг этих выборов в том, получит ли антимэрская коалиция сторонников из числа двух новых депутатов. В теории это может облегчить им задачу добиться отставки главы. Какую позицию в этом случае заняли бы вы?

— Я буду исходить из здравого смысла и ориентироваться из интересов и задач городских семей.

Мне кажется, это на сегодня надуманный вопрос.

— С чего бы вы начали в думе?

— Да в общем-то, с простого: у меня есть шесть детей, и я знаю все проблемы, с этим связанные. Это типовые проблемы, не какие-то уникальные. Дело в том, что у нас дума обсуждает все, что угодно, кроме вопросов, которые реально волнуют людей, от которых зависит их жизнь.

В нашей думе представлены интересы власти и бизнеса. Моя задача, чтобы там были представлены семьи, благодаря жизнедеятельности которых люди, находящиеся на вершинах власти, имеют свои преференции, возможности и сладкую жизнь. И в принципе, я не думаю, что надо конфликтовать, нам надо договориться и жизнь нашу обустроить. Сейчас она налажена плохо. Посмотрите, что с медициной: у моего ребенка падает зрение, я не могу записаться к специалисту сразу, а должна обратиться за направлением к терапевту, который даст талон на запись к окулисту.

— А вы уверены, что вам удастся со своей житейской мудростью и шестью детьми переломить их взгляд на мир?

— Я не собираюсь ничего переламывать. Против лома нет приема. Я иду туда не бороться с ними, там такое превосходство в живой силе и технике, что это даже смешно.

За мной никто не стоит — ни ОПГ (организованная преступная группировка), ни ФПГ (финансово-промышленная группа), никакая другая «Г» — я самостоятельная. И это один из моих плюсов. «Справедливая Россия» уже однажды обожглась, с ними вот так поступили, они понимают.

— Вы сейчас про Антона Швалева и Виталия Чачина, которые были в «Справедливой России», а недавно со скандалом победили на праймериз «Единой России»?

— Да, на одного из них справедливороссы точно рассчитывали (на довыборах). Если честно, это все для меня так ново. Могу сказать, что буду руководствоваться заповедями: не укради, не убей, не лжесвидетельствуй, это для меня приоритет. Также в приоритете интересы верующих и интересы семей. Это очень большая группа людей и очень большая поддержка, которая поможет мне выиграть выборы. У меня есть ощущение, что так может случиться, хотя это будет чудо, учитывая, сколько у конкурентов административной и финансовой поддержки.

— Вы будете говорить о проблемах религии с депутатской трибуны? Например: людям негде молиться, давайте строить храм.

— Это вопрос городской жизни.

Люди будут требовать, чтобы построили. Вы уплотняете районы, в городе будет больше людей, а значит — больше религиозных запросов. Вы как собираетесь вопрос решать? Это конфликт, потому что у людей будут потребности, потому что у нас во всех соцопросах в 70–80% людей, которые так или иначе идентифицируют себя с христианской православной традицией. Должен быть храм, куда может зайти каждый человек хотя бы один раз в жизни.

— Храм святой Екатерины строили-строили, но пока не построили. Как вы сейчас смотрите на историю с противостоянием в сквере?

— Я очень рада, это здорово, что она случилась у нас. Потому что открылись помышления многих сердец. Это встряхнуло православную общину нашего города, это ее качественно изменило.

Он был центром социальной жизни города и социальных инноваций, там было до десятка благотворительных обществ. Там было даже общество содействия просвещению, знаете, чем оно занималось? Собирало деньги для учителей, просто, чтобы они чувствовали себя достойно и могли отдаваться своему делу.

В 1917 году церковь перестала быть государственной, соответственно она должна занять свое место в обществе. Архитектура — это символика и отображение места церкви в социуме. В Екатеринбурге, когда город закладывали, на равном расстоянии от Исети построили канцелярию городского управления и Екатерининскую церковь. Та часть, где сейчас мэрия, называлась канцелярской, а потом торговой, но она такая и есть сейчас, это сплошные торговые центры вокруг мэрии. Часть восточная, называлась церковной, собственно так и есть, мы продолжаем эту традицию. Я к чему это говорю. Даже архитектурно идея симфонии была отражена в архитектурном решении первых строителей, а сейчас ответа на вопрос «какое место занимает церковь в нашем обществе?» нет. Мы в процессе поиска, церковь отделена от государства, но не от общества.

— По-моему, сейчас церковь очень близка к государству.

— Это миф. Вспомним недавнее прошлое пандемическое. Государство пыталось церкви закрыть, но как это ни странно, епископы как могли отстаивали возможность молитвы в храмах, иногда вопреки воле властей. Хотя на епископат вроде бы все махнули рукой и расписали его в каком-то низкопоклонстве властям. Этого нет, это просто старые штампы. Церковь меняется очень динамично. И Екатеринбург в каком-то смысле стал центром этих перемен.

— Почему после сквера проявил себя «силовой блок» православия, например, казаки. Откуда они появились?

— Спасибо Киселеву. Всякое действие вызывает противодействие.

— По-вашему, важно, кто первый начал?

— Конечно. Важно, кто начал войну, Сталин или Гитлер?

— Ну, это так себе параллель.

— Вероломно, без объявления войны… Они же соглашались с Октябрьской площадью. И Киселев и [Федор] Крашенинников (уральский политолог и публицист, один из противников строительства храма в сквере у театра Драмы. — Прим.ред.) и другие, я всех не знаю, активные борцы. Они все говорили: «Ладно-ладно, там чиновники, это их территория, пусть у них там храм стоит, в колокола звонят, а нам на это наплевать».

Кому бы рассказывали про этот сквер как любимое место отдыха горожан, но только не мне! Я в школе № 104 училась, мы бегали туда, к заброшке. Никакого там места отдыха горожан, ничего не было (сквер открыли в честь 275-летия Екатеринбурга в 1998 году), разрушенные дома стояли, и все. Поэтому вероломно, без объявления войны та часть общественности, которая занялась активно антицерковной пропагандой породила неизбежный ответ православной общины, которая вдруг осознала, что христианская традиция не самоочевидна в современном обществе и требует защиты. Я думаю, что мы видим целое народной движение, как самиздат. То, что мы сейчас наблюдаем — это форма народной религиозности.

— Я тоже не понимаю, зачем казаки в XXI веке.

— Ну, их 14 тысяч у нас в области, пусть защищают веру.

— Проблема в том, что как только возникает ситуация, когда люди в казачьей форме пытаются выступить с позиции силы, как было с «Неделей гордости ЛГБТ», после этого ни одна казачья организация не берет на себя ответственность. Все говорят: это не наши, это просто родители из Челябинска приехали.

— Точно не знаю, я исследования не проводила, но думаю, что это реально народное движение. Ну, казаки так казаки. Нужна какая-то легальная форма, чтобы высказаться и защитить ценности в публичном пространстве.

— Но тогда они получали на охрану полномочия от государства, были пограничниками, по сути. А сейчас у них нет полномочий выступать полицией нравов.

— Это наш народ, он такой.

— Как сделать так, чтобы не искрило? Чтобы и те и другие жили вместе и не давали друг другу поводов для агрессии? Сегодня люди в казачьей форме определяют половую ориентацию по цвету волос или фенечкам, а завтра придумают причину, по которой мне нельзя ходить в кожаной куртке.

— Надо выбрать меня в думу и искрить не будет. Я смогу вербализовать и объяснить доступным языком тем, кто принимает решения, что надо сделать, чтобы не было эксцессов. Я знаю это, я внутри всего этого.

— Вам понравился масштабный фестиваль семейных ценностей «Скрепа», который спешно организовали в ответ на мероприятие ЛГБТ «Неделя гордости»? Ответ получился, прямо скажем, несимметричный.

— Вы зря, мне кажется, вы не понимаете. Сам по себе повод, действительно, незначительный. Но СМИ поставили «увеличительные стекла. Получилось, как будто два миллиона жителей Екатеринбурга очень волнует внутреннее неустройство местных лесбиянок.

— Это работа СМИ, рассказывать о том, что происходит в городе…

— Не надо мне голову морочить, я все про вас знаю. Большое социальное событие из этого ЛГБТ-фестиваля сделали СМИ. Вышло несколько статей, в том числе на E1.RU. Еще один момент: эта тема понимается ничтожно, она увеличивается прессой, а еще она очень поддерживается из-за рубежа. Поэтому само по себе незначительное событие, имея два увеличительных стекла, превращается в такой маркер: это круто, это здорово. А я знаю, что на молодежь, которая еще не очень хорошо соображает, это действует. Я разговаривала с мамочкой, которая приходила в храм и плакала из-за того, что у нее дочь пошла в лесбиянки. Она не то чтобы долго мучилась и все такое, ее раздирала ее природа, она не справилась со страстями.

— Но бывает и так — и это проблема.

— Бывает, проблема, но дело в том, что молодые девушки, или юноши, под влиянием пропаганды очень хотят нового, необычных ощущений, еще чего-то. Это трагедия, понимаете, это трагедия.

— А как родителям правильно принимать такие решения их детей?

— Кто я такая, чтобы давать советы родителям. Со своими детьми мы об этом беседуем. Но я напомню, что [публичные разговоры про ЛГБТ] это пропаганда. Как человек, имеющий возможность включенного наблюдения, сообщаю следующее.

Под влиянием пропаганды они могут совершить много трагических и глупых поступков, которые обратно не отыграть. Вот и все. Я читала ужасный крик души одной девушки из Англии, которая под влиянием этой информации пошла и сделала из себя юношу. Хочешь, есть деньги — вперед. И никакого морального барьера. У простого народа нет прессы, чтобы так же ярко заявить о другом. Аудитория большая, а спикеров нет, нет инструментов, чтобы донести [контрпропаганду] до людей. При этом я читала чаты, следила за информацией, родители, особенно мамы, говорили — я пойду вместе с казаками против пропаганды ЛГБТ. Но давайте о чем-нибудь другом поговорим.

— У вас шесть детей, два высших образования, музей и общественная деятельность. Как вы с этим справляетесь?

— Мой муж — святой человек. Ему не понравятся эти слова, но это так. Кроме того, у меня же не враз шесть детей появились, а постепенно. Между старшим сыном и младшей дочкой разница 25 лет. Когда родились два старших и появляются третий, а потом четвертый ребенок, они водят друг друга в садик, секции, родителям остается только наладить систему, кто куда кого поведет. Главное — не забыть забрать ребенка из садика. Жизнь большой семьи — большое счастье. Если поначалу было тяжело, то сейчас, когда дети выросли, я пожинаю радостные и добрые плоды.

— Вы с детства хотели большую семью?

— В 10-м классе у нас был предмет «этика и психология семейной жизни». И мы писали сочинение «Как я вижу свою будущую семью». Неожиданно для себя я написала, что хочу четверо детей, потому что среди моих родных многодетных не было. Мы с мужем шестерых не планировали. Я человек верующий, сколько детей бог дал, столько я и родила, ни одного аборта не сделала. К тому же муж хотел дочь, а она родилась четвертой.

— Когда мы пишем про многодетные семьи на E1.RU, самый популярный вопрос от комментаторов: «зачем рожают»? Как бы вы ответили на него?

— Что значит «зачем рожают»? Ребенок — не кружка, которую захотел и купил. Это какой-то вульгарный материализм.

Взаимная любовь двоих увеличивается, ее становится так много, что ее надо на кого-то выплескивать. Поэтому появляются дети, чтобы их любить. Никакой другой утилитарной цели в современном обществен нет. Дети — это радость и семья тоже. У нас же не только дети, есть родители, братья, сестры, у которых тоже дети. Мы — большая семья, как экосистема, внутри этой семьи должна быть любовь, должны быть дети. Иначе из чего будет состоять семья.

— Почему некоторые готовы запретить людям рожать, лишь бы у них не было детей?

— Да, я сталкивалась с этим. Врачи мне предлагали после четвертого ребенка сделать так, чтобы я больше не могла иметь детей. Говорили, давайте, мы вам поможем. Я отказалась. У абортов есть социальная проекция: женщина после аборта ненавидит жизнь и все живое вокруг себя. Я поддерживаю позицию святейшего патриарха Кирилла о том, что аборты надо обязательно вывести из системы обязательного медицинского страхования.

К сожалению, наши женщины на это идут, это наша общая боль. Моя младшая дочь, она у нас особенная, мы знали об этом еще до ее рождения. Нас отговаривали рожать. Жизнь показала полную несостоятельность такой позиции, потому что такие дети становятся источником любви, настоящим центром семьи. Забота о таком ребенке дает очень многое. Кто это прошел, тот это понимает. Но вульгарный материализм, который царит у нас, приводит к нетерпимости. Я хочу быть первым политиком — нематериалистом в гордуме.

Мы уже рассказывали, что православная общественница Оксана Иванова примет участие в довыборах в городскую думу от «Справедливой России». Она будет баллотироваться по третьему избирательному округу. Отметим, что пока ее фамилия в списках кандидатов, которые подали документы в избирательную комиссию, не появилась. Довыборы назначены на 22 ноября.