«Травля — причина, но не оправдание»: психолог — о том, откуда у уктусского стрелка желание убивать

В ближайшее время в областном суде вынесут приговор Алексею Александрову, которого обвиняют в убийстве двух девушек на Уктусе. При этом в социальных сетях всё с большей силой разгораются споры о том, действительно ли он виновен. Психолог и соавтор книг про безопасность детей и подростков Анастасия Беренова попыталась разобраться не в последствиях, а в первопричинах того, что привело к трагедии двухлетней давности. Почитайте ее колонку.

— Я обучался в школе № 102 на улице Авиационной в Екатеринбурге, меня распределили в класс ЗПР (детей с задержкой психического развития), там были некоторые личности, осуществлявшие издевательства в отношении меня, это наносило мне урон, который мне нужно было куда-то девать. В связи с чем в 1997 году в моей голове было создано отдельное формирование ЦБВХ (центральный буфер временного хранения), в которое попадал весь полученный урон, — говорится в показаниях Алексея Александрова.

Конечно, вы сразу догадались, что речь идет о травле или издевательствах. И это, к сожалению, не первый случай, когда насилие, случившееся в детстве, создало почву для нового витка насилия. В признательном тексте стрелка то и дело идут обращения к прошлому, к произошедшей травле.

Я не хочу сейчас рассуждать, действительно ли виновен мужчина или это оговор, такие вопросы решают в других местах. И я даже не буду рассуждать о диагнозах. Это тоже не вопрос заочной оценки, хотя я бы задалась вопросом, имеет ли здесь место психиатрия, очень уж его монолог наводит на размышления об этом. Мне хочется найти ответ на другой вопрос: что делать, если буллинг так страшен? Или даже так: как не пропустить такие случаи?

Начнем с того, что буллинг, или травля — агрессивный, повторяющийся конфликт, описать который проще всего метафорой «ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать». И, как всякое насилие, травля, особенно если она зашла далеко, может травмировать ребенка. Я намеренно пишу «может» не потому, что оправдываю травлю, а потому, что наличие травмы и/или ПТСР (посттравматическое расстройство) зависит не только от события, но и от устойчивости психики, и от того, какая поддержка или ее отсутствие было дома, и от того, какие иные ресурсы были или нет у ребенка. Поэтому один прошедший через травлю ее тиражирует или вовсе увеличивает насилие, второй — уходит в аутоагрессию (ужасны оба варианта), кто-то справляется и даже начинает помогать другим, кто-то всю жизнь доказывает своими успехами, что может быть лучше.

Поэтому я не оправдываю ни одно насилие тем, что «вот у него в детстве было». Каждый, к сожалению, может стать жертвой или наблюдателем травли, но то, как переработать этот опыт, уже личная ответственность.

И здесь возникает еще один вопрос: как помочь в таком случае, если человек понимает, что его агрессия, его поведение здесь и сейчас порождено ситуацией прошлого, как включить сознание и сказать «стоп»?

Есть психологические практики и терапия, где человек может получить помощь, но это всё личные решения. Для того чтобы переработать такой опыт, нужны готовность и внутренние ресурсы. Поэтому шаг № 1 — это возможность вообще говорить о какой-либо помощи: курсы управления гневом, группы поддержи или управления эмоциями. Но самое главное — понимание, что так жить нельзя.

Тут у меня, конечно, вопрос к близким: а разве ничего не было видно (кроме случаев расщепления личности, когда и правда с тобой живет совсем иной человек)?

И тут же ответ. При нашей низкой, увы, психологической культуре, когда мелкие формы насилия (обесценивание, ругань, насмешки) вросли в быт каждого, действительно, не всегда понятно обывателю, какие признаки. Депрессивные эпизоды, внезапные проявления беспричинной агрессии, эмоциональные откаты — можно перечислять очень долго. Поэтому шаг второй — это повышения общего уровня психологической культуры. Вовремя обучить детей навыкам саморегуляции, разъяснять родителям, как не пропустить опасные отклонения, давать ответы на вопросы «что делать». И делать это профессионально.

Опасные отклонения — это не внешний вид и цвет волос и даже не грустные постики во «ВКонтакте». Это неумение, например, управлять той самой грустью или вовсе резкий разрыв с социумом (у керченского стрелка Владислава Рослякова не было аккаунтов в соцсетях — это куда более опасный признак, чем их наличие).

На мой взгляд, неидеальная инструкция на вопрос «что делать» может выглядеть так:

• Профилактика. Как бы банально ни звучало это слово, но нужна работа по профилактике насилия.
  

• Желание и умение руководителей и учителей работать с травлей. Подчеркиваю: умение тоже! Яркое желание изменить мир при отсутствии профессионализма тоже приводит к новому витку травли. Приведу простой пример. Один ребенок «тихушничает», шепчет на ушко гадости другим. Ребята не выдерживают и бьют. Кто в чем виноват? Несомненно, в том, что побили, виноваты побившие. Но, если учитель детально не разберется и не выберет тактику помощи каждому из участников, в том числе в коррекции поведения, травля не прекратится лозунгом «давайте жить дружно». Более того, агрессия может уйти на новый виток. И это только самый простой пример. В работе приходиться разбирать понимание справедливости, инаковости, разумного проявления силы и многого другого.

• Взрослые! Да-да, взрослые подают пример детям, как бы это ни звучало банально. В школе может быть прекрасная атмосфера, добрый и понимающий учитель, но, если дома ребенок находится под грузом психологического или физического насилия, это не просто ужасно, это гораздо страшнее травли, от которой можно сбежать в другую школу. Более того, ребенок, который приносит такие паттерны поведения в коллективе, сам может стать зачинщиком травли или жертвой.
  

• Дети. На самом деле, чтобы не началась травля, дети могут сделать гораздо больше, чем нам кажется. Чтобы в классе был костяк, который может дать отпор и сказать: «У нас так не принято», важно иметь мудрого авторитетного лидера. Чаще всего, но не всегда это учитель, и он может обучить детей, как общаться, как разрешать конфликты, как управлять эмоциями — всё это нарабатываемые навыки. Более того, они нужны всем нам в будущем куда больше, чем зубрежка наук.

• Работа с начавшейся травлей. Во-первых, помощь всем участникам, в том числе агрессору, в навыках экологичного проявления силы, в выдерживании границ. Во-вторых, разумные меры воздействия. Нет, не «онижедеточки, виноваты взрослые всегда» и не оголтелое наказание виноватого. И уж тем более не наказание руководителя, если что-то пошло не так: тогда он просто будет раз за разом заметать проблемы под ковер.

• Очень важный аспект как в работе с травлей, да и вообще с насилием, так и с профилактикой ее — ранняя диагностика психиатрических нарушений. Как минимум эта тема должна перестать быть стигматизированной, а в идеале — должна быть система грамотной и доступной помощи, которую не захотят избегать родители, чей ребенок совершает нарушения, будь то агрессивные проявления или, наоборот, из-за особенностей психики попадания в роль жертвы.

Работа с травлей и борьба с насилием — это прежде всего системная практика, которая помогает отдельным людям. Более того, я опасаюсь, что под флагами борьбы с травлей может начаться кампания по изобличению причин чуть ли не всех преступлений, хотя еще раз скажу: это не оправдание, а возможная причина, профилактировать которую можно и нужно. Поэтому вопрос вины — это вопрос для суда. Вопрос причины, вопрос профилактики, вопрос реабилитации — это вопрос ко всему обществу.

По версии следствия, Алексей Александров 25 августа 2018 года расстрелял из пневматического ружья двух незнакомых девушек, которые устроили пикник на склоне. Больше года следователи не могли выйти на след убийцы. Вскоре после ареста Александров во всем признался. Он объяснил, что убил девушек, чтобы компенсировать школьные обиды. Мы опубликовали полный текст его признания. Родственники убитых потребовали компенсацию в 30 миллионов рублей.