Концерт памяти Владимира Высоцкого в Екатеринбурге проходит каждый январь. Помимо известных артистов приезжает его сын Никита. По сути именно он является главным наследником и хранителем достояния своего отца.
За несколько часов до концерта мы пообщались с ним в музее Владимира Высоцкого, который находится в одноимённом небоскрёбе.
— Насколько я знаю, все билеты на концерт памяти Высоцкого были проданы. Это о чем говорит?
— Это говорит о том, что Высоцкий и его день рождения — дата для огромного количества людей.
— Получается, что имя Высоцкого до сих пор продаёт концерт.
— Совершенно верно. Согласен с вами. Высоцкий востребован. А потом ещё в Екатеринбурге каждый день работает его музей, в котором очень хорошая посещаемость. Я вам скажу, что она даже лучше, чем в московском музее Высоцкого. В Екатеринбурге всё время идёт созидательная работа, именно поэтому 27 января большой зал полностью заполняется.
— В моем понимании вы являетесь главным пропагандистом Высоцкого, потому что вы главный наследник его имени. Как считаете, популярность Владимира Семёновича сейчас находится на пике или внизу некой синусоиды?
— Вы правильно подметили, что интерес к Высоцкому волнообразный: бывает, что перехлёстывает, а потом вдруг происходит совершенно обратный процесс. Думаю, что на данный момент мы находимся где-то внизу. Рассчитываю, что сейчас начнётся подъём. Знаю, что сейчас готовится несколько интересных проектов к следующему году, когда мы будем отмечать 80-летие Высоцкого. Будут телевизионные программы, новые издания, а также скандалы, сплетни и грязь, без которых, увы, никак.
— Мне кажется, что на пике интерес был в момент выхода фильма «Спасибо, что живой». Готовится ли нечто подобное сейчас?
— Да, про пик интереса вы правы. Но кино сейчас не готовится. Думаю, что в ближайшие годы никто не возьмётся за съёмки фильма. Зато появляются спектакли. Например, перед отлётом в Екатеринбург смотрел постановку Сергея Безрукова «Рождение легенды». Я знаю, что ещё в одном театре готовится нечто подобное.
Также у меня в голове бродит мысль сделать один проект. Может быть, получится поставить один из его нереализованных спектаклей «Необычные на волжском пароходе», который он сделал с Кириллом Ласкари и хотел отдать в театр комедии в Питере. Но этого так и не случилось. Мы с Ласкари общались десять лет назад, и он мне говорил о том, что надеется на появление музыкального спектакля.
— Получается, что на появление «бомбы» рассчитывать не стоит?
— Посмотрим. Есть, например, несколько идей создания мюзиклов. Но это будет не проект о жизни Высоцкого.
— Скажите, а для вас в биографии отца уже обо всём известно, всё понятно?
— Нет, постоянно что-то открывается новое. Оговорюсь, что я не главный специалист в этом вопросе — есть люди, которые этой теме отдают большую часть своей жизни. Я в музее не занимаюсь исследовательской работой.
Но открытия происходят не только потому, что появляются новые факты, но и потому, что я взрослею и начинаю иначе трактовать мотивы его поступков. Например, тут встретился с человеком, который долго работал в театре на Таганке в 60–70-е. И он мне рассказывал о том, как ставили «Гамлета». И сначала это был совершенно иной спектакль.
Для меня было большой загадкой, почему отец в конце жизни отошёл от очень близких ему людей. В итоге вокруг него оказались какие-то непонятные люди. И недавно я понял, почему так случилось. На мой взгляд, он сознательно отдалился, чтобы не потерять и не разрушить эти важные для него отношения.
— Музей Высоцкого в Москве сам себя обеспечивает?
— Нет, он является государственным учреждением и имеет бюджетное финансирование. Я не согласен с тем, что культура сама должна себя обеспечивать. Мы стараемся как-то зарабатывать, но эти деньги не позволят нам нормально существовать.
Если бы освободили все комнаты, сделали бы там баню, массажный салон и назвали бы это всё «Высоцкий», то смогли бы получать совсем другие деньги. Тогда были бы не нужны научные работники, климатические системы для хранения документов и прочее. Но наш музей — это серьёзное научное учреждение.
— У меня есть такое воспоминание с начала 90-х: вы на пресс-конференции очень жёстко отзываетесь о Марине Влади. А сейчас у вас какие отношения с ней?
— Никаких. При этом я уважительно к ней отношусь. Другое дело, что я до сих пор не принимаю многого из того, что написано у неё в книге об отце. Там очень много несправедливого, того, что она узнала не от отца, а в книге выглядит как его мнение. Особенно что касается моей семьи. Я этого до сих пор принять не могу.
Эти высказывания она мне до сих пор не простила. Ровно так, как и я не простил её за написанное. После этой книги моему деду угрожали физической расправой, например. Именно поэтому у нас с Мариной Влади исключительно деловые отношения — мы иногда вынуждены чем-то заниматься вместе. Мы наследники Высоцкого, а потому вынуждены решать какие-то вопросы.
— В 2016 году вы вошли в совет «Российского авторского общества». Творческое наследие Высоцкого до сих пор какие-то существенные деньги приносит?
— Да, но они очень несущественные. Проблема в том, что у нас к интеллектуальной собственности относятся слишком просто — берут и всё. Но в РАО я оказался не для того, чтобы поднять поступления от Высоцкого.
— Никогда не встречал цифры, а сколько в год наследникам приносят авторские права?
— Это некорректный вопрос. Я же не спрашиваю у вас, сколько получите за статью. Скажу только, что это совершенно небольшие деньги. Их даже не хватает, чтобы оплатить услуги юристов, которые находят нарушителей прав. Я так скажу, что эти сборы даже меньше моей зарплаты в музее, а она совсем небольшая.
— Ранее вы говорили, что пытаетесь добиться, чтобы стихи Высоцкого вошли в школьную программу. Каковы шансы, что это случится в ближайшее время?
— Это так, но пока не получается этого добиться. Я уверен, что это когда-то всё равно случится. Другое дело, что имело бы смысл сделать это ещё 20 лет назад. И никто бы от такого решения не проиграл. Просто нельзя преподавать литературу 60–70-х годов и не говорить о Высоцком.
Есть уже наработки школьных программ. Например, есть предложение обсуждать военные стихотворения Высоцкого в конце шестого класса перед 9 Мая. Более поздние стихотворения — «Банька», «Охота на волков» и прочие — где-то в девятом классе. Он должен быть там же, где и вся остальная советская литература.