«Она поняла, что сейчас будут убивать». Как на Урале помогают женщинам бежать от мужей-насильников

Лариса Лазарева приехала в Свердловск по распределению. По первой специальности она инженер-механик. Работала сначала на стройке, потом в детской больнице, где впервые и увидела детей-сирот. В 2003 году она с единомышленниками создала общественную организацию «Аистенок», которая помогает женщинам и детям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, вскоре получила специальность педагога, а через несколько лет выучилась на психолога.

— Я понимала, что с техникой и оборудованием общаться у меня получается чуть похуже, чем с людьми, — смеется она.

Мы поговорили с Ларисой Лазаревой о помощи жертвам домашнего насилия, об угрозах со стороны мужчин, о том, почему женщины отказываются от детей.

— Мы начали свою работу по профилактике отказов от детей на базе роддома 40-й больницы в начале двухтысячных. По сигналам медиков я приходила к женщинам, которые планировали отказ от ребенка, выясняла причину их трудной ситуации, предлагала помощь. Причины отказов были разные. Например, девушка приезжала учиться из маленького города, встречалась с молодым человеком, незапланированно беременела.

Домой вернуться девушка не могла: боялась пересудов, присутствовал страх перед родителями. И решала, что отказ от ребенка будет единственно верным решением всех проблем.

Одна из самых главных причин отказа — это отсутствие собственного жилья и нарушенные детско-родительские отношения в собственной семье, когда семья для женщины не поддержка, а даже угроза (отсутствие привязанности между родными людьми, конфликтные отношения с родителями — как правило, это неполные семьи либо девочку воспитывал отчим, на одной территории живут несколько поколений, зачастую домашнее насилие возведено в ранг нормы и т. д.).

Молодые женщины уходят из дома в надежде устроить лучшую жизнь, вступают в незрелые отношения, сталкиваются с материальными и жилищными сложностями. Они вместе снимают жилье, работают, потом девушка беременеет, а мужчина, снимая с себя ответственность за судьбу женщины и будущего ребенка, уходит. Мы таких «ответственных» пап называем «ежик в тумане». Рассеиваются, как туман.

— Как женщины реагировали на помощь в роддоме?

— Обычно нам в организацию звонила юрист роддома и сообщала, что женщина находится в кризисной ситуации и есть риск отказа, либо поясняла, что женщиной планируется отказ от ребенка. Я приезжала, заходила в палату, представлялась. Разговаривала, выясняла причины и быстро реагировала, думая, чем можно помочь только что родившейся семье. Не было ни одного случая, когда со мной не захотели разговаривать. Зачастую я была единственным, хотя и совсем посторонним, человеком, с кем женщина впервые могла выговориться, выплеснуть обиду, когда родные отвернулись.

За первый год работы мы получили хороший результат: из 48 женщин 13 аннулировали отказ, это при том, что у нас не было тогда приюта временного проживания для женщин с детьми. Приют — важный ресурс для того, чтобы женщина с ребенком могла временно получить приют, собраться с мыслями, получить помощь психолога, юриста, справиться со своими трудностями. И главное — чтобы сохранить ребенка в родной семье. Если бы приютов было больше, то многих необдуманных шагов можно было бы избежать, сократить численность сирот при живых родителях.

А с 2007 года резко в графе «Причина отказа от ребенка» стало появляться домашнее насилие.

— Почему так произошло?

— Сложно сказать. Сейчас 80% женщин и детей, попадающих в наш кризисный центр, — это жертвы домашнего насилия и жестокого обращения. Такие конкретные бойцы кухонного фронта, которые держат в страхе собственных детей и жену, как правило, в своем детстве испытали насилие по отношению к себе со стороны либо авторитарной матери, либо учинявшего побои отца. Выросший взрослым мужчина не знает другой жизни и транслирует подобное в свою семью, просто не знает, что насилие как способ решения любых конфликтов не норма.

Есть и женщины, у которых из поколения в поколение передается насилие. Бабушка, мать, теперь вот и она попалась. Таким женщинам нужно гораздо больше времени, чтобы выбраться из созависимых отношений, у них часто нет на это ни сил, ни воли, да и родные часто предлагают терпеть.

Чем больше у пары детей, тем сильнее может быть связь. Манипуляции, угрозы отобрать детей и даже убить до последнего привязывают жертву к насильнику.

И тут женщина прозревает и сбегает. Психологическое и физическое здоровье детей в ситуации насилия под угрозой. Жестокое обращение оказывает влияние на всю последующую взрослую жизнь человека. У маленького ребенка это может проявиться в реакциях тела: тики, недержание мочи. Посттравматический синдром — страхи, неврология, психические расстройства. Дети постарше в ситуации насилия замыкаются, в них может копиться неконтролируемая агрессия, которая в самый неожиданный момент может прорваться наружу.

Когда они идут в школу, начинаются конфликты со сверстниками, возможны суицидальные попытки. В будущем выросший мальчик может вести себя так, как и его отец. Многие во взрослой жизни повторяют паттерн поведения в семье своих родителей. Так насилие порождает насилие, продолжаясь из поколения в поколение. И кто-то должен его остановить. Это внушительный довод для некоторых женщин, чтобы насилие от них не передалось детям.

— Были мужчины, которые прекращали насилие?

— Бывало, но очень редко, человек пять за всё время нашей работы. Как-то приехала женщина с тремя детьми к нам на проживание. Начали беседовать — пил, как выпьет, начинал рукоприкладствовать. А тут еще и за топор взялся, да и ну гонять по деревне. Следом за внуками и невесткой приезжает к нам мать мужчины и удивляется тому, что женщина не стала всё это терпеть и убежала. «Так у нас многие мужики такое исполняют, когда выпьют. Ничего, увернешься и дальше живешь, пока не протрезвеет», — поясняет свекровь.

Мы начали работать с семьей, так как все трое в этой истории хотели всё-таки сохранить отношения. Пригласили мужчину, поговорили, поместили в реабилитационный центр, помогли закодироваться, пока женщина с детьми в приюте получала психологическую помощь. Семья восстановилась. Но это исключение, когда и пил, и бил, и признался в своих пагубных привычках.

— Как появился кризисный центр?

— Когда не было своего центра, чтобы помочь женщинам с детьми, мы отправляли их на проживание в государственный центр в Богданович. Но любая кризисная ситуация требует, особенно на первых порах, частого живого общения со специалистами. На расстоянии много не сделаешь. К тому же в государственных центрах проживание ограничено месяцем, за столь короткое время проблемы, копившиеся годами, не решить.

С 2009 года мы сняли для центра трехкомнатную квартиру, сделали ремонт, но хозяин квартиры всё время необоснованно повышал арендную плату. Стало понятно, что нужно другое решение. Мы написали в благотворительный фонд «Солнечный город» Новосибирска, который в 2011 году купил пятикомнатную квартиру и отдал нам в безвозмездное пользование. Позже по такому же принципу они купили жилой дом, теперь у нас есть места для 14 семей. Платим теперь лишь за коммунальные услуги.

— Сколько времени женщины могут жить в кризисном центре?

— От месяца до полугода. Был случай, когда год жила женщина, у нее была серьезная ситуация, судебные процессы постоянно переносились, ей и детям была угроза жизни. Самое короткое время проживания — один день. Женщина, кстати, психолог по специальности, заселилась в наше отделение по причине острого конфликта с матерью. Иногда мы кратковременно берем такие случаи в работу, давая места для проживания.

Она пообщалась с другими женщинами, узнала их истории, ситуации насилия. Утром, когда она пришла на консультацию, сказала: «Боже мой, я поняла, что у меня вообще ситуация не кризисная и даже не трудная, я просто занимаю чье-то место. Спасибо вам». Ходила только на консультации психолога, вернувшись в родной дом.

Есть женщины, которые возвращаются к мужьям после насилия. Это их право, многие не слышат специалиста, другие не понимают всех трагических последствий для своих детей. Кто-то опять обращается к нам за помощью спустя годы.

— Адреса квартиры и дома скрываются. Как часто мужчины пытаются выследить женщин?

— Выследить пытаются. Приходят, караулят, иногда вычисляют. Но у нас правила заселения: требуем выключать телефоны, менять симки и не поддерживать до определенной поры с насильником никакой связи: запеленгуют моментом. Удивительное качество насильников: действуют они изощренно, бьют так, чтобы следов не оставалось, как будто их где-то этому специально обучают. При потере жертвы стараются быстро подать заявление в полицию на розыск жены, включают все свои ресурсы и связи в правоохранительных органах. И полиция находит, делая к нам запрос, мы отвечаем: «Да, такая у нас проживает». Тогда полиция может сказать мужу: «Мы нашли вашу жену, с детьми всё в порядке». Но адрес ему не говорят.

Дети им не нужны, о любви речь не идет. Да и любить они не умеют, болеет их любовь… В общем, хитры на выдумку. Любимое их занятие — это выследить, напугать, ударить, проткнуть колеса. Предпринимают всё возможное, чтобы вернуть в собственность жертву.

Но, конечно, бывает, когда выслеживают женщину и врываются в наш офис. Бывают такие случаи.

— Угрожают?

— Да, угрожают. И мне, и сотрудникам. Отбиваемся.

— Вам не страшно?

— Вообще жить страшно. (смеется. — Прим. ред.) Ну конечно, каждый может что-нибудь сделать, если об этом думать… Как правило, такие мужчины только со своей жертвой агрессивные, а в социуме вести себя агрессивно боятся, при полиции принимают вид агнца. На людях порядочные, в семье демоны и деспоты.

У нас нет закона о профилактике семейно-бытового насилия. И пока так: жертва сама должна доказать, что она жертва. Искать доказательства, нанимать адвоката, ведь адвокат полагается насильнику, но не жертве. Иногда насилие заканчивается трагедией.

Была такая клиентка, муж избивал ее целых два года, замазывала синяки, шла на работу. Потеряла беременность, когда ударил со всей силы в живот. Никому не рассказывала о личной трагедии, даже родителям, в полицию не обращалась.

Какими-то нечеловеческими усилиями увернувшись, направила рукоятку ножа в другую сторону, убила насильника. Что думаете? Ее судили за самооборону? Нет. Дали по полной — за убийство. И вернуть приговор на доследование, и пересмотреть статью после такого практически нереально.

И подобных убийств немало. А были бы у них дети. Отец убит. Мать в тюрьме. Дети — сироты. Вот что страшно… Необходимо понимать причины и следствие насилия.

Женщина, особенно с маленьким ребенком, — самое слабое звено в семейной истории. Ей некуда уйти, особенно если есть общая собственность с насильником. У нас такой случай был. Женщина уже четыре года переезжает в разные города, ютится с тремя детьми по съемным квартирам, скрываясь от бывшего мужа-насильника. Он ее везде настигает, алименты много лет не платит. Он вскрыл ее машину, поставил жучок, повредил топливный шланг, они с детьми попала в аварию и чудом спаслись.

Но в психиатрической больнице была выдана справка, что человек он адекватный. Психолог по одному лишь тесту, на который отвечал мужчина, выдала заключение, что «…отец очень любит детей» (я бы сказала, что «аж до смерти»). А дети, проходившие беседу с тем же психологом, оказывается, любят ездить с папой на рыбалку (дети с матерью скрываются от насильника уже более четырех лет, старшему сыну пять лет, то есть с года старший сын рыбачит). Психологи, врачи тоже ошибаются, и их ошибки порою стоят жизни.

— Как вы думаете, будет принят закон о домашнем насилии?

— Думаю, что нет. В огромном количестве в первом чтении принимаются такие недружественные к гражданам законы, а те, которые могут им помочь, игнорируются десятилетиями. Много противников закона о профилактике бытового насилия, реализация закона потребует больших затрат. До сих пор бытуют мифы и расхожие фразы: «бьет — значит любит», «сама виновата», «муж и жена — одна сатана».

Мотивировка противников закона — что у нас уже есть и Уголовный, и Административный кодексы, многие статьи в них прописаны и исполняются. Но это неправда, лукавство. Много чего нет. Нет ни программы защиты свидетелей, ни охранного ордера, насильник может приближаться к жертве, жить в ее доме, даже если это собственность жертвы. Был бы закон — насильника могли изолировать, с ним могли начать реабилитацию по управлению гневом. Закон заставит по-другому работать правоохранительные органы, которые к этому не готовы.

Позиция противников закона — что женщины начнут специально заявлять о насилии, чтобы отобрать собственность у мужа, обвинять его в педофилии и прочих крамолах. Ну, видно, у законодателей слишком много собственности, им есть что терять и чего бояться.

— Сколько женщин к вам обратились за почти 18 лет?

— Даже не могу посчитать, сколько-то тысяч точно. Но это не только связано с домашним насилием, это по всем нашим услугам. В общей сложности в год у нас 600 семей на учете и сопровождении. Среди них — малообеспеченные, многодетные, одинокие родители (отцы, матери), которые могут встать к нам временно на учет и получить тот ресурс, которого им не хватает для выхода из временного кризиса: одежду, обувь, продукты.

— А как часто обращаются именно по насилию?

— Через день-два. На заселение в кризисный центр раз в неделю точно кто-то просится. У нас есть правила: не берем женщин с психическими заболеваниями, в острой фазе зависимости, не берем женщин из числа детей-сирот. Взять последних на проживание практически равносильно приемному родительству, поселить их на много лет в кризисном отделении, пока девушки не получат жилье от государства. И все-таки это не наша целевая аудитория, у нас есть сроки проживания. Мы почти 18 лет работаем для того, чтобы помочь родной семье справляться с кризисом, для сохранения детей в родной семье при условии, что ребенку в ней ничего не угрожает. Делаем всё возможное, что в наших силах, чтобы не увеличивалось количество сирот при живых родителях.

Вы не подумайте, что мы помогаем только женщинам, мужчинам тоже. Помогаем сохранить семью от распада, если это возможно, помогаем при разводе выйти с наименьшими потерями для ребенка и родителей. Работа с домашним насилием не вся наша деятельность. Ухаживаем за отказными детьми в детских больницах, сопровождаем приемные семьи, когда встречаются с трудностями и не справляются с детьми, обучаем специалистов.

— Вы рассказывали о причинах отказов от детей в начале 2000-х, а сейчас они какие?

— Отказов стало намного меньше. Рождаемость сейчас немного снизилась. В женских консультациях и перинатальных центрах есть теперь ставки психологов, которые ведут работу со случаями кризисных беременностей и отказами.

Основные причины отказов сейчас — всё те же нарушенные детско-родительские отношения в семье женщины, отсутствие постоянного жилья, трудное материальное положение семьи, зависимости родителей, рождение ребенка с нарушением развития — тогда к роженице зовут профильного специалиста. После роддома дети поступают в больницу, потом в дом ребенка. Если не усыновят, то в центр сопровождения детей-сирот. В таких центрах долго задерживаются три категории детей: дети с инвалидностью, дети старше 12 лет и дети, имеющие много братьев и сестер (по закону их не должны разлучать).

Когда мы начинали работу с отказниками в больницах в 2006 году, в двух палатах одной больницы лежало 38 отказных детей, а в четырех больницах города — 136. Это почти полтора дома ребенка. В год в Екатеринбурге было до 300 отказов, а по Свердловской области — 470. Сейчас — больше 20. Это прогресс.

Мы много раз рассказывали о женщинах, которые живут в кризисном центре. Почитайте историю подопечной «Аистенка», которая смогла наказать мужа-насильника и добилась, чтобы он получил реальный срок.