Здесь пережили войну и голодные 90-е: легендарная барахолка на Уралмаше выручает горожан в кризис (видео, фото)

Уралмашевская барахолка стара, как сам Уралмаш. Она существует с середины тридцатых годов прошлого века, постепенно перемещаясь по району. Коренные жители вспоминают, что рынок появился почти сразу после запуска завода. Вначале это был базар с деревянными рядами на пересечении улиц 40 лет Октября и Кировградской, но когда здесь примерно в 1980-х начали строить дом, рынок снесли, а его обитателям пришлось искать новое место.

Вначале они обосновались на перекрёстке улиц Ломоносова и Победы. Люди стояли там, где сейчас парковка автомобилей торгового комплекса «Уралмашевский». Но потом и оттуда их «попросила» администрация комплекса, и они сместились ещё на один перекрёсток — к улице Бакинских Комиссаров. С тех пор уже не одно десятилетие уралмашевский люд собирается здесь вдоль забора школы.

В девяностые рынок работал ежедневно. Потом уровень жизни у народа стал повышаться, поток покупателей упал, и торговцы были вынуждены собираться только по субботам и воскресеньям. В последние годы постояльцам барахолки оставили для торговли лишь воскресенье — по субботам их взялись разгонять полицейские.

Правда, сейчас власть всё-таки может повернуться к ним лицом. На дворе разгорается кризис, который всё больше ощущают на себе простые люди: в магазинах — небывалый рост цен, на работе — волна сокращений. Возвращения к сытым дням на горизонте не видно, поэтому ветераны уралмашевской барахолки уверены: рынок, который выручал город в самые тяжёлые времена — в годы войны, в мрачные девяностые, станет спасительным для народа и теперь.

Торговля здесь начинается, когда ни один магазин в округе ещё не работает: к шести утра сюда приходят старожилы, они занимают «парадные» места поближе к ТК «Уралмашевский». По улице Победы и вплоть до перекрёстка с Бакинских Комиссаров в основном славянские лица: много стариков, толкающих «залежавшуюся древность», радиолюбителей и нумизматов. А за поворотом, по словам ветеранов местной торговли, уже стоят «залётные»: гастарбайтеры, алкаши и прочие маргинальные элементы, продающие тапки из помойки и просроченные консервы. Расходиться начинают часам к трём дня, а некоторые и после первой прибыли.

Если по выражениям лиц «залётной» части рынка видно, что люди зарабатывают на опохмел, то с «парадной» всё не так очевидно. Сюда приходят не «поднимать» прибыль — больше чем на булку хлеба или пачку макарон заработать (пока!) удаётся не многим. Собираются больше для общения: половина торговцев — люди одинокие. Воскресенье на рынке для них — это попадание в центр вселенной. Даже обсуждение событий за неделю — это то, ради чего можно прожить ещё неделю в забвении.

Заглянув на рынок в первый раз, кажется, что на расстеленных картонках и газетках выставлено одно барахло: старые бритвы, знавшие не одну пару щёк, ржавые лопаты с потёртыми ручками, бюстгальтеры, помнящие хозяек ещё девицами, валенки, счётчики. Но если присмотреться, можно наткнуться на настоящие сокровища.

Обход рынка мы начинаем с части «залётных». Найти говорящего по-русски продавца здесь непросто. А те, кто и мог изъясняться нормально, просто убегают от камеры, закрывая лица. По их словам, им стыдно, что кто-то из знакомых узнает, что они вынуждены торговать здесь остатками былой роскоши.

В конце ряда «залётных» наше внимание привлекает одинокий старичок, присевший на ледяном валуне у дороги с огромным белым чемоданом. Как оказалось, 90-летний дед (имя просил не публиковать) — блокадник. Жил в Ленинграде, после войны перебрался в Свердловск. Родных на Урале у него нет, супруга давно умерла. Пенсии не хватает, стоять на паперти стыдно, а кушать хочется. Он перерыл старые вещи в шкафах — отобрал старые треники и советский чемодан, с которым объездил половину Советского Союза. Громоздкий саквояж, обитый кожзамом, с блестящими замками, за десятилетия не растерял былого шика, хоть и трудно представить с ним современного путешественника. Цену на раритет старичок нам назвать постеснялся, предложил даже его подарить, но мы отказались.

Деда это очень расстроило:

— Я уже две недели сюда хожу, но напрасно, так ничего и не продал. Люди проходят мимо.

Следом натыкаемся на мужчину в окружении радиоприёмников всех сортов и годов выпуска. Он называет себя старожилом рынка — уже 12 лет на одном и том же месте продаёт электронику.

— А откуда технику-то берёте? — спрашиваем.

— Скупаю у знакомых, ремонтирую, несу на рынок, — говорит техник, попутно разглядывая приёмник, который ему принесла для продажи женщина из соседнего дома. За годы у него даже сформировался свой пул клиентов. — Особенно люди любят советские радиоприёмники с УКВ, они совсем не чета современным китайским — «ветераны» ловят сигнал даже в самом дремучем лесу.

Прямо среди приёмников у мужчины стоят бытовые весы с табличкой «Узнай свой вес. 5 рублей» — подработка. Пока мы общаемся, люди действительно подходят, передают пятак и взвешиваются.

Рядом весёлый старичок Михаил Васильевич в компании ровесников толкает уралмашевцам наполированный самовар:

— Настоящий тульский! Антиквариат! Брать будешь?

Цену за раритет обозначает сначала в 700 рублей, потом, окинув нас с фотографом взглядом, сразу же повышает до трёх тысяч. Как оказалось, Михаилу Васильевичу 73 года, из которых 52 он проработал на Уралмаше. Откуда взял самовар, так и не признался. И цену не снизил.

— Уже двадцать лет сюда хожу, — рассказал он. — В ельцинские времена, когда денег на заводе месяцами не платили, приходилось пи…ть из цеха помаленьку и сюда тащить. А сейчас я на пенсии, приходится за товаром на помойки ходить. Найдёшь чайник или утюг, настроишь — и на продажу. Пенсия у меня 13 тысяч. А тут за один день ещё на сигаретки и бокальчик пива заработать можно. Такой бизнес.

На соседнем прилавке замечаем гибрид санок и старого ящика. Продавец поясняет — это рыболовецкий короб:

— Я всю жизнь рыбачил, уловы на нём возил, а сейчас старый стал, уже не до рыбалки. Короб надёжный, я его двадцать лет назад из детских санок сделал. Эксклюзив! В магазине такой, если найдёте, тысячи две будет стоить, а я за 600 рублей отдам.

Ассортимент товаров мужчины дополняют поношенные шапки и сумки, которые надоели дочке и жене, а также потертые «парадно-выходные» чёрные ботинки:

— Как вышел на пенсию, некуда их стало надевать, — разводит руками хозяин ботинок.

Соседка пенсионера по торговой площадке, доброго вида бабуся, стоит в окружении наволочек и стелек, наспех упакованных в целлофановые пакеты. По её словам, она до пенсии работала в «бюджетном учреждении».

— Не хочу, чтобы меня снимали! — отворачивается от нас женщина, но разговор продолжает: — Мне стыдно. Хожу сюда уже семь лет, и до сих пор стыдно. Внучка учится, дочь медсестрой работает — 10 тысяч получает. Вот я им и помогаю, как могу. У самой пенсия 6 000 рублей. Нахожу дома старую ткань, из неё шью наволочки. Вот была ткань на костюм мужу, но так и не пригодилась. Не выбрасывать же её? Наволочки продаю по 30 рублей за штуку. Люди берут. А ещё стельки делаю и продаю. Внучкины куклы, с которыми она уже не играет, тоже продаю.

Тут же торгует и известный в городе Вениамин Макаров — единственный в стране мужчина, имеющий статус «Мать-героиня». Выглядит он неважно — запущенная щетина, уставшее лицо, ещё и передвигается с трудом.

— Мне 70 лет. Я мать-героиня, первая десантная семья. Воспитал 80 детей, — рассказывает Макаров. — Сейчас на пенсии, у меня она 12 тысяч, а я за коммуналку и за кредиты плачу. Денег не хватает, продаю личные вещи. Жить же на что-то надо. Рынок не прокормит, конечно, но и умереть не даст.

«Не прокормит, но и умереть не даст» — готовый слоган для рекламы уралмашевской барахолки. Здесь, кстати, не только продают и покупают что-нибудь ненужное, но и обмениваются товаром. Одежду меняют на продукты с собственного огорода, куклы внукам — на рабочую электронику.

Такой вот внутренний бартер. Экономика, не привязанная к курсу доллара и решениям Центробанка. На цену влияет лишь настроение продавца и погода.

С потеплением, кстати, свободных торговых мест здесь почти не остаётся. Благо за аренду платить не надо.