«Там делают из человека животное». Как двух екатеринбурженок спасли от заточения в доме для престарелых

— В пансионате ты не могла куда-то пойти гулять? Или могла?

— Нет, почему, могла. За ворота только не могла.

— А где лучше жить — в пансионате или самостоятельно?

— Самостоятельно, конечно.

— Почему?

— На воле же всё равно лучше.

Люди, которые приезжают в тренировочную квартиру из психоневрологических интернатов и пансионатов для престарелых и инвалидов, говорят, что они оказались «на воле». Они не совершали преступлений, не отбывают наказание, ни в чем не виноваты. Но здесь для них воля, а там, получается, тюрьма.

Тренировочную квартиру, единственную в Свердловской области, в 2018 году создала организация «Благое дело». Взрослые люди с инвалидностью, которые провели всю жизнь в детском доме, психоневрологическом интернате или пансионате, в этой квартире под присмотром сопровождающих учатся самым простым вещам, которым большинство из нас научили родители: как выбрать продукты в магазине, сварить суп или пожарить картошку, спланировать бюджет на месяц, записаться к врачу.

Смена в тренировочной квартире длится два месяца, после чего «ученики» возвращаются в интернаты и пансионаты и продолжают мечтать о «воле». Настя и Вероника были первыми жителями квартиры. Когда два месяца закончились, волонтеры поняли, что не могут позволить им вернуться обратно. Так, благодаря нескольким неравнодушным людям, у девушек появился шанс на нормальную жизнь — как у нас с вами. Рассказываем эту историю.

Настя и Вероника познакомились в Березовском в интернате для умственно отсталых детей. В 2012 году к ребятам стали приходить волонтеры, среди них была Юлия Ярошевская, сейчас она один из основателей волонтерского движения «Про.Добро».

— Я тогда вообще не задумывалась, что у этих ребят особо нет будущего, — рассказывает она. — Я из такой семьи, где у всех по два высших образования, музыкалки, кружки и прочее, и мне казалось, что так у всех. А когда среди наших ребят появился первый выпускник, оказалось, что для него не существует возможности получить высшее образование, а есть какое-то другое, коррекционное. И что для них не прописан никакой светлый и радостный маршрут, а после выпуска из детдома они попадают в эти пансионаты [для инвалидов и престарелых], боятся их как огня, говорят страшные вещи: «Я покончу с собой, сопьюсь, в 18 лет жизнь кончится». Слушать такое страшно.

Вероника старше Насти, и, когда девушке исполнилось 18 лет, ее определили в пансионат «Семь ключей». Волонтеры продолжали навещать ее там и видели, как она изменилась. «Погасла», — говорит Юля.

— Мы знали Веронику яркой, талантливой, у нас была театральная студия, мы везде ездили, дети на глазах из маугли превратились в обычных подростков, классных, веселых. И вот такой человек попадает в заведение закрытого типа, где у него прекращается жизнь, к которой он привык. Там другая атмосфера, безысходность. Пансионат не плохой и не хороший, в нем есть замечательные сотрудники. Но это учреждение. В нем живут такие же выпускники детских домов без навыков самостоятельности, или никому не нужные старики, или люди с психиатрическими патологиями. Как бы мы ни старались (на праздники и выходные забирали ребят, в театр их возили, в кино), это всё было абсолютно не то. Потому что им нужна занятость, труд, чтобы каждый день у человека было дело, которым он занимается, тогда он становится нужным и важным, чувствует себя полноправным членом общества.

Когда Насте исполнилось 18 лет, она отправилась не в пансионат, а к маме, которая отказалась от нее в роддоме, а потом «нашлась». Она не забрала Настю из детского дома, но незадолго до совершеннолетия дочери оформила над ней опекунство. Несколько месяцев Настя, передвигающаяся на коляске, прожила с почти незнакомыми мамой и сестрами на пятом этаже в доме без лифта и пандусов.

Волонтеры поняли, что надо вытаскивать из системы Веронику, которая к тому времени жила в пансионате несколько лет, и помогать Насте. Как раз в это время «Благое дело» собиралось запустить проект тренировочной квартиры в Новоуральске. Юлия познакомилась с руководителем «Благого дела» Верой Симаковой, и Настя с Вероникой вошли в число первых жителей этой квартиры. А после переехали в другую съемную квартиру, оплачивать которую помогает движение «Про.Добро». Хотя большая часть затрат не жилье, а оплата специалистов, которые помогают девушкам учиться жить самостоятельно.

Помогать должны профессионалы, говорит Юлия Ярошевская.

— Эту работу нельзя делать на волонтерских началах, это должны быть люди, которые бывают в разных странах, видят разные примеры, постоянно учатся, консультируются. Ребята сами оплатить их услуги, конечно не могут, поэтому нужна или государственная поддержка, или спонсорская.

Когда Насте и Веронике впервые предложили выбрать продукты, они ходили по магазину три часа и купили шоколадки. А потом пять часов варили суп.

Как рассказывает координатор проекта Дарья Машанова, сейчас она приходит к девушкам один-два раза в неделю, чтобы удостовериться, что у них всё в порядке. А в самом начале с ними необходимо было находиться круглосуточно.

— Представьте себе, девочки за 20 лет жизни никогда не были одни и ничего не умели делать: ни хлеб нарезать, ни бутерброд сделать, ни посуду помыть, ни пол. У нас был год, чтобы их этому научить — и бытовым навыкам, и навыкам обращения с деньгами, обеспечения собственной безопасности, отслеживания состояния своего здоровья. На протяжении восьми месяцев я жила с ними четыре дня в неделю, на пятый приходил второй сотрудник, который отвечал за их сопровождение вечером, а в выходные приезжали волонтеры, чтобы помочь купить продукты, составить списки, планы на неделю, — рассказывает Дарья.

Она замечает, что поначалу было сложно относиться к Насте и Веронике как ко взрослым девушкам. Несмотря на возраст, их представления о мире были детскими. И не из-за ментальных проблем, а потому что они жили в условиях, в которых невозможно было получить знания и представление о мире.

— Когда человек находится в интернате, он фактически не несет за себя ответственность. Там есть сотрудники, которые всегда всё за тебя знают, сделают, порешают, неважно, хочешь ты этого или нет. Первое, что Вероника мне сказала: «Я чувствую себя на воле». Это был момент эйфории. Через полгода к ней стало приходить осознание, что это действительно ответственность, что не всегда придет добрый дядя или хорошая тетя и поможет тебе или вытащит из какой-то ситуации. Но, с какими бы сложностями они ни сталкивались, ни разу я не слышала, что они хотят вернуться.

Настя и Вероника

Сейчас Насте 19 лет, а Веронике 23 года. Мы встретились с ними в поселке Верх-Нейвинском, где они обе работают в «Благом деле», Вероника в столовой, а Настя в мастерской «Особые дизайнеры». Настя ловко выехала на коляске из мастерской к нам в холл.

Она говорит охотно, чуть торопливо. Рассказывает, что сначала жила в детском доме на Вторчермете, именно туда однажды к ней пришла мама:

— Если бы не тетя, мама бы меня не нашла вообще. У тети была уверенность, что найдет, и вот нашла. Мама пришла, мы общались часик, а потом ей надо было домой ехать, это же далеко.

— Где?

— У меня детский дом был на Агрономической, а у нее дом на Бисертской улице, на Елизавете.

Настя говорит, что с мамой «пока что» не общается, но почему, не рассказывает. Она мечтает «вылечить одну проблему», а еще снова поехать в Сочи, куда впервые попала пару лет назад с волонтерами из «Про.Добро». В Сочи она впервые увидела не только море, но и, например, лифт, который объявляет этажи.

Вероника не так разговорчива, как Настя, она внимательно слушает, отвечает без подробностей. Но, когда мы заговариваем о детском доме, подчеркивает, что она — «домашняя». Когда ей было 7 лет, умер папа, когда исполнилось 12, не стало мамы.

— Я вам не хочу говорить, как они погибли, — она смотрит прямо в глаза. — Потом [я жила] с опекунами до 15 лет. А потом меня отдали в детский дом.

В пансионате для инвалидов и престарелых Вероника жила до 22 лет. Она рассказывает, что там проводились мастер-классы, была танцевальная студия. А еще — что сотрудники по-разному относились к постояльцам.

— Есть любимчики, но ко мне они относились плоховато чуть-чуть, не знаю почему.

— Обижали?

— Ну есть такое.

— Как?

— Говорили, что у нас [в комнате] беспорядок, хотя у нас был порядок. Искали повод, чтобы прикопаться. Вот я еще почему уехала оттуда, потому что они деньги забирали (имеется в виду, что бОльшая часть пенсии по инвалидности остается у пансионата на содержание. — Прим. ред.) И они всё время грозились, что выгонят мою кошку.

Про кошку Вероники рассказывает и Настя.

— Да, ей не нравилось, что кошку хотят выбросить. Она говорила, что вечно забирают то, что она купила, в кладовку всё убирают. Если одежду не постирал, выкинули. Но она не очень-то любит разговаривать про свою жизнь.

Основатель и руководитель «Благого дела» Вера Симакова называет ситуацию с пансионатами и психоневрологическими интернатами нечеловеческой.

— Там абсолютно иные правила, ты выживаешь. Люди, которые долго там живут, учатся манипулировать, чтобы просто выжить. Сама система делает из человека животное, абсолютного потребителя. И это страшно. Есть люди, которых это устраивает. А есть люди, которые мечтают оттуда выйти, — говорит Вера Симакова.

Насте и Веронике удалось вырваться. В перспективе у каждой из них будет свое жилье.

— Мы насобирали 600 тысяч, постараемся купить для Насти квартиру [в Верх-Нейвинском]. Потом надо будет собирать на ремонт, — рассказывает Вера Симакова. — С Вероникой пока сложно, нужно разбираться с комнатами, которые у нее есть по документам, но она там никогда не жила. Мы надеемся, что тоже можно будет решить вопрос с жильем.

Периодическое сопровождение Насте и Веронике будет нужно и в будущем, говорит Дарья Машанова. Это помощь с оформлением документов, в финансовых вопросах, общении с банками. Но в целом они живут и будут жить сами: выбирать одежду, которая нравится, готовить блюда, которые любят, и обнимать кошку, которую никто чужой не сможет выбросить.

Подробнее о работе мастерских «Благого дела», в которых занимаются и зарабатывают деньги взрослые люди с инвалидностью, мы рассказывали в этом материале.