«Напишите, что я жива-здорова и очень скучаю». Что просят у Деда Мороза в приюте для брошенных взрослых

— Несчастной я себя не чувствую. Наоборот, считаю, что мне очень повезло. Всё могло сложиться гораздо хуже, просто страшно представить как. В тот вечер, когда некуда было идти, мне попались хорошие люди. Сначала в полиции, я пришла в отдел и рассказала свою историю. Полицейские договорились с одной из больниц и на ночь привезли в приемный покой. Утром за мной приехала директор приюта. Я, когда услышала слово «приют», представила себе серый убогий барак, а здесь оказался настоящий дворец.

Людмиле Владимировне 70 лет. Больше года она живет в социальном приюте «Дари добро», он находится в частном секторе на юго-западе Екатеринбурга. Дом действительно похож на дворец, раньше он принадлежал цыганскому барону. Приют арендует здание. Весь шик и роскошь в виде огромной хрустальной люстры, широкой лестницы с резными перилами, паркетного пола — всё это от прежнего хозяина. Мы приехали в приют накануне Нового года и поговорили с постояльцами об их желаниях и мечтах.

В огромном просторном холле приюта на первом этаже стоят кровати. На них лежат в основном немощные люди, кому тяжело ходить. Тех, кто хорошо ходит, стараются селить на второй этаж.

Директор учреждения, наша давняя знакомая Ольга Бахтина показывает комнаты и знакомит с постояльцами.

Татьяна Ивановна живет во «дворце» уже четыре года. Когда-то у Татьяны была своя квартира в Екатеринбурге на улице Шейнкмана. Объясняет, что ей дали жилье в центре города от работы. Она была инженером в Свердловэнерго. В этой квартире она жила вместе с мужем, воспитывали двоих сыновей. Муж умер, когда дети уже были взрослыми.

У старшего, по ее словам, в жизни всё складывалось нормально, работал менеджером. Младший, видимо, не мог себя найти, работал то грузчиком, то разнорабочим, то вообще не работал.

— На жизнь не хватало, брала кредиты, были долги (видимо, за коммуналку. — Прим. ред.). Старший сын предложил разменять эту квартиру, взять жилье поменьше, подешевле. Он занимался всем этим [продажей квартиры], поселил нас с младшим в однокомнатной квартире.

По словам Татьяны, квартиру сын оформил на себя, при этом не прописав ни ее, ни младшего сына. Жилье она потеряла. Рассказывала, что вернулась однажды домой, но попасть не смогла, там были врезаны новые замки.

— Попала она к нам в очень плачевном состоянии, еле стояла на ходунках, ходунки все разбиты, переломаны. — вспоминает директор приюта. — Какое-то время она прожила на улице. Сейчас сами видите — нормальный, социальный, домашний человек.

— Даже милостыню просила на паперти, — стесняясь, шепотом добавляет Татьяна Ивановна.

А Ольга продолжает разговор:

— Что там было на самом деле тогда, несколько лет назад, почему сын так поступил, что случилось — не знаю. Злоупотребляла ли она алкоголем, брала кредиты или младший неработающий сын просто забирал ее пенсию и вгонял в долги? Мне она подробности не рассказывала, я не лезла с расспросами. Когда она только приехала к нам, я позвонила ее сыну, он мне сказал: «Не ваше дело», больше разговаривать не стал. Но я точно знаю, что вышвыривать мать на улицу, в никуда точно нельзя.

Со всеми кредитами Татьяна давно расплатилась — часть денег у нее вычитали с пенсии. Долги были не такие уж большие.

Татьяна — одна из немногих постояльцев, которую навещают. Как она говорит, приходят бывшие коллеги из профсоюза, но сыновья не были ни разу. Под матрасом она хранит фотографию. На ней старший сын в компании каких-то друзей. Это фото нашла по ее просьбе подруга в соцсетях (у самой Татьяны ни телефона, ни выхода в интернет нет). Распечатала, поместила в аккуратную рамочку. Каждый Новый год она загадывает одно же желание.

— Прошу, чтобы всё вернулось на круги своя, чтобы сын вернул жилье, чтобы я жила дома, мы бы общались по-хорошему. Но понимаю, что это невозможно. Поэтому хочу просто увидеть сыновей, узнать, как они, что с ними. Напишите, что я жива-здорова и очень скучаю по ним.

У Юли (соседки Татьяны по комнате) фотография сына приклеена к прикроватной тумбочке. Юлин сын сейчас бы всё отдал, чтобы забрать мать отсюда, но сделать он этого не может: ему всего 16 лет. Он сам живет в приюте, только в детском.

Бывают тут и молодые постояльцы, те, которые из-за болезни не способны себя обслуживать. Юлии 37 лет, после инсульта она не может ходить. А двоюродный брат, не зная, куда ее пристроить, приехал в Екатеринбург, на прием к Евгению Ройзману (внесен Минюстом в список иноагентов-физлиц). Брата и другую родню понять можно.

Вот что написал экс-мэр об этой встрече на своей страничке в Facebook (соцсеть запрещена на территории РФ): «Мужик из Ревды приехал, сапожник хороший, Данила зовут. Привез сестру двоюродную в инвалидной коляске. Та непутевая. Бухала, четырехкомнатная квартира муниципальная, разрушена и загажена вся; свет, газ, воду — всё отключили. Ноги еще отнялись. Сидит в прострации.

Один раз встрепенулась только, когда брат сказал, что она лишена родительских прав, она вскрикнула: "Нет!", ей говорят: "Кого нет! Уж несколько лет как. Сиди молчи!", и она заплакала. Я спрашиваю Данилу: "А чего ты ее сюда привез?" Он говорит: "А куда? Ее никто не берет <…> Кому она нужна?" Короче, решили мы с ней. Договорились с одним приютом, которому помогаем много лет, попросили взять и сказали, что это наша личная просьба. Я вышел проводить и говорю: "Смотри, это твой шанс. Если не упустишь, то, может, даже и детей своих увидишь"».

В Транзитном переулке Юля живет полгода. Над кроватью висят ее рисунки. Рисовать она начала здесь, а еще много читает.

Ольга возит ее на лечение и консультации. Врачи говорят, что восстановление возможно. Младшая дочка живет у бывшего мужа. Видимо, Юля всё-таки не лишена родительских прав, а временно в них ограничена. Опека дала ей шанс, потому что старший сын навещает ее, из детского приюта его сюда в гости привозит воспитатель. Через два года парню будет 18, он пообещал: как только встанет на ноги, заберет маму отсюда домой.

— Я попросила на Новый год передать детям теплые носки. Нет, не потому, что они в одежде нуждаются. Это на самом деле просто символ того, что я их люблю и желаю, чтобы им было тепло, — говорит нам Юля. — Не знаю, смогу ли я всё исправить до конца. Сейчас пока у меня единственное желание и мечта на Новый год — видеть детей чаще.

Сергей еще недавно работал трактористом в одном частном хозяйстве, у фермера. Год назад он на своей машине по пути на работу попал в аварию. Как он сам говорит, по глупости, по неосторожности.

— Пустая грунтовая дорога, — вспоминает Сергей. — На секунду отвлекся, чуть наклонился, чтобы одной рукой поднять упавший телефон, и съехал в обочину. Скорость была маленькая, не больше 70 километров в час. Но хватило, чтобы перевернуться.

Под футболкой у Сергея трубки: катетеры, мочеприемник. Он неходячий, травма позвоночника, передвигается на коляске. Своего жилья здесь нет, родные живут в Крыму. Доехать до них сам он не может, родственники тоже не могут за ним выехать: говорят, что нет денег. Одно время он снимал квартиру, платил сиделке, женщина приходила на несколько часов, ухаживала за ним. Были накопления, потом закончились. Так Сергей оказался в приюте на Транзитном. От Нового года он ждет перемен, надеется восстановиться.

— Может, покрепче буду — уеду поближе к родне. Там, конечно, тоже в приют, чтобы не напрягать людей, но всё равно буду рядом с родными, — говорит нам Сергей.

Когда мы зашли в комнату, Марина Владимировна на кровати читала книгу. Ремарк «На Западном фронте без перемен».

Поделилась с нами впечатлениями:

— Очень тяжелая вещь. До этого читала в юности. Сейчас, конечно, острее, больнее воспринимаю ее.

Марине Владимировне 70 лет. Юрист по образованию, она окончила наш юридический институт. Работала в Сбербанке оператором в одном из городов области, оттуда ушла на пенсию. Живет в приюте чуть больше года. Ее история очень похожа на истории еще нескольких постояльцев. Попала сюда после смерти мужа. Жили 15 лет вместе, брак не был зарегистрирован.

— Жилье было муниципальное, так и не приватизировали. Муж умер, пришли из администрации, попросили освободить помещение, — рассказывает женщина.

В квартире, где она была когда-то прописана, продолжал жить бывший муж, от которого она ушла к другому.

— Приехала по месту прописки, а что еще делать? Бывший муж сказал, что я тут никто, что меня выписали по суду: мол, я утратила право пользования. Как так получилось, что выписали — не понимаю, ведь для этого меня должны были объявить в розыск, бывший муж прекрасно знал, где я, — говорит нам Марина Владимировна. — Но в тот момент я не знала, что делать. Позвонила сыну, он сказал, что его нет в городе. Поехала к нему всё равно, надо было где-то переночевать. Мне никто не открыл. Пришла в отдел полиции и рассказала свою историю. Полицейские договорились с одной из больниц и на ночь меня привезли в приемный покой. Утром за мной приехала директор приюта. Я, когда услышала слово «приют», представила себе серый убогий барак. А здесь оказался настоящий дворец.

Марина говорит, что сын с ней на связь так и не выходил. Уверяет, что никаких явных ссор и конфликтов за все годы не было.

— Возможно, обиделся, что я ушла от его отца. Но это ведь жизнь, так получилось, встретила однокурсника спустя много-много лет, любовь, — говорит она. — Сын-то ведь в тот момент был уже взрослый, я его не бросала. Хотя общались мы мало, у него своя жизнь, у меня своя. Но это уже не новогодняя история, давайте о хорошем...

Марина Владимировна говорит, что чувствует здесь себя вполне счастливой.

— Комната у нас хорошая, с соседками дружим. Бывают иногда ссоры, но всё это от скуки, от того, что постоянно рядом [в замкнутом коллективе]. Меня чтение всегда спасало, а летом — прогулки. Я считаю, этот год был для меня удачным, я провела его здесь.

В приюте к Новому году нарядили три елки. Одну поставили в комнату с лежачими женщинами, вторую в коридоре на втором этаже, а еще одна — на большой кухне. В новогоднюю ночь накрывают праздничные столы, правда, без шампанского — спиртное здесь запрещено.

— Но салаты, сладкое, вкусные блюда — это обязательно, — говорит нам директор Ольга Бахтина.

Каждый год она предлагает всем постояльцам написать письма Деду Морозу и, как в детстве, попросить у него подарок.

Ольга высыпает перед нами листочки с письмами. Они очень похожи на детские: с рисунками снеговиков, заснеженных елочек, цветных шаров, снежинок. И просьбы у многих тоже детские: сладкие подарки, конфеты. Еще просят электробритвы (в основном те, у кого плохо работают руки и тяжело бриться станком), кремы, слуховые аппарата, телефоны (скромно уточняя: «Самые простые кнопочные»).

Ольга читает письма.

— Марина (та, которая осталась без жилья после смерти гражданского мужа) попросила набор косметики, Татьяна, которая ждет сыновей — спортивный домашний костюм.

Директор приюта показывает письмо одной из постоялиц Раисы и рассказывает ее историю.

— Несколько лет назад Раису «усыновила» приемная семья. Ну как усыновила — просто прочитали в соцсетях историю женщины, которой негде жить, и взяли ее себе, юридически никак не оформляя. Эту историю показывали на центральных каналах, возили всех на ток-шоу. А семья через какое-то время отказалась от бабушки. Из-за коронавируса и локдауна у них начались проблемы с деньгами, плюс не устраивало, что бабушка не очень хорошо справляется с домашними обязанностями. В общем, Раиса сейчас у нас. Попросила у Деда Мороза духи.

Фотографии писем Ольга каждый год выкладывает в соцсети на страницу приюта.

— Люди читают, пишут мне. Например: «хочу быть Дедом Морозом для Раисы». Без подарков у нас никогда никто не оставался. Для каждого постояльца всегда находится свой Дед Мороз или своя Снегурочка. И сейчас всем нашлись. Часто люди интересуются историей человека: как попал в приют, почему. Я никогда не приукрашиваю, чтобы вызвать жалость. Рассказываю правду. Скажу честно, что есть у нас и такие, кто попал сюда, стал одиноким по своей вине, из-за своих же ошибок, которые они совершали в молодости. Из-за слабостей, например. Кто-то не мог справиться с какими-то жизненными потрясениями, утешение искал в алкоголе.

При этом есть и те, кто просто пил безо всяких причин. Так люди теряли квартиры, нормальные отношения с родными. Сейчас жалеют, но что-то поменять уже не могут. И всё же, даже узнав правдивую историю конкретного постояльца, ни разу люди не отказывались дарить ему подарок от себя.

Сама Ольга — пример человека, который смог победить тяжелые обстоятельства, никуда не скатиться и встать на ноги — и в прямом, и в переносном смысле. Несколько лет назад она попала в страшную аварию. Ехала по трассе, когда на встречку вылетел автомобиль с пьяным за рулем. Травмы оказались тяжелые, был задет позвоночник.

Ольга передвигалась на инвалидной коляске, точных прогнозов, встанет ли когда-нибудь, врачи не давали. И вот в этот тяжелый момент от нее к другой женщине уходит муж. Она остается одна с двумя детьми; хорошо, что помогли тогда родные. Ольга восстановилась после нескольких долгих курсов реабилитации. Их она оплачивала сама, в том числе из компенсации, которую суд взыскал с виновника аварии. Встала на ноги с инвалидной коляски и вернулась в обычную жизнь.

Мы спросили у Ольги, чего она сама ждет от Нового года. Она призналась, что последнее время ничего не загадывает на Новый год лично для себя. Уверяет, что всё есть для счастливой жизни. Единственное желание — новое помещение для ее бездомных постояльцев, потому что этот шикарный дом приговорен под снос вместе со всем цыганским поселком.

Прочитайте также, как празднуют Новый год бездомные в доме ночного пребывания на улице Машинной. А вот истории екатеринбуржцев, которые встречают Новый год на работе.