«Держатся храбро»: педиатр из Екатеринбурга рассказал, как дети болеют коронавирусом

На этой неделе свердловский оперштаб по борьбе с коронавирусом сообщал, что в шестой больнице в Екатеринбурге наблюдаются 23 ребенка. Они — контактные первого уровня. О том, как их лечат, как дети переносят пандемию, а также о трех причинах, почему маленькие уральцы переносят COVID-19 лучше пожилых, в интервью E1.RU рассказал педиатр, пожелавший остаться анонимным.

— Как и где присматривают за детьми с коронавирусом?

— На базе шестой клинической взрослой больницы два корпуса выделено на «инкубационные» семьи. Это контакты первой линии. То есть кто-то в семье заболел коронавирусной инфекцией и был госпитализирован в сороковую [больницу], а семья находится на карантине. И взрослые, и дети обследуются на коронавирусную инфекцию. Условие выхода оттуда — это два отрицательных теста. За период моего наблюдения первые тесты у кого-то положительные, у кого-то отрицательные, у кого-то тест пришёл отрицательный, а через двое суток ребёнок выдал клинику, то есть мы, скорее всего, ещё не совсем знаем про то, как протекает инфекция. Возможно, что первый тест отрицательный, и вот только-только появилась клиника, возможно, следующий будет положительный. Нюансов очень много, семьи находятся сейчас в изоляции для того, чтобы исключить дальнейшее распространение коронавируса.

— Больница № 6 для взрослых, педиатров же там нет?

— Да, поскольку шестая больница — это «взрослое» учреждение, там работают кардиологи, терапевты, соответственно, у них и сертификатов [для работы с несовершеннолетними] нет, как и опыта работы с детьми. Они [руководство учреждения] просили одиннадцатую детскую больницу помочь с наблюдением за детским населением, находящимся там. Я и ещё один доктор, педиатр из одиннадцатой детской, мы по очереди ходим, деток наблюдаем, проводим симптоматическую терапию, если она необходима. Следим за их состоянием, так скажем. А непосредственно за детьми приглядывают родители.

— В шестерке на карантине находятся целыми семьями?

— Да, это семьи, допустим, папа и ребёнок либо мама и двое детей, а папа в 40-й [больнице] с клиникой [клиническими симптомами проявления COVID-19] проходит лечение. У кого-то, кто заболел в семье, достаточно тяжёлое состояние, это 55 лет и выше, у кого и сахарный диабет, какая-то почечная патология, они, конечно, в тяжёлом состоянии. И этим семьям действительно страшно, они очень надеются, что у них будут отрицательные [тесты на коронавирус], но это не всегда так.

— У детей как-то иначе проявляется коронавирус?

— У детей инфекция протекает в достаточно лёгкой форме. Есть средне-тяжёлое [состояние] у одной девочки, но в принципе мы справляемся с её клиникой, симптоматически ей помогаем, она уже вполне себе в удовлетворительном состоянии. Планировалось, что детки будут госпитализироваться в «девятку» [девятую больницу], поскольку там есть детская реанимация, детская профильная помощь помимо оказания помощи по профилю лечения ОРВИ.

— Но их не перевели? Почему?

— К сожалению, девятая больница уже переполнена, и в принципе, чтобы не создавать стресс [для детей и родителей], решили, что семьи будут оставаться там, где они и госпитализированы. Там соблюдается полнейшая инфекционная безопасность. Мы надеваем каждый раз защитные костюмы, а выходя из палаты, полностью обрабатываемся, обливаемся, чтобы пойти в следующую палату. Решено лечить уже там. Сначала это был обсервационный пункт для выявления коронавируса и госпитализации в другое профильное учреждение, теперь профильные учреждения переполнены, и «шестёрка» является ещё и базой лечения.

— Насколько тяжело технически работать с детьми?

— Я испытываю некоторые трудности. Хочется, чтобы защитный инвентарь у нас был всегда, нецелевого расходования мы не допускаем, жертвуем своим удобством. Если я оделась и пошла в отделение с кем-то, то не просто же посмотреть ребёнка, [но и провести необходимые процедуры].

Недавно [у ребенка], может, был забор крови, это тоже стресс, и ЭКГ снимали — тоже стресс. То есть это всё достаточно длительно — это как лично я работаю с детьми, чтобы минимизировать стресс.

— А что с родителями?

— Родителям тоже страшно, скучно, они напуганы, у них нет медицинского образования, они просто видят, как вывозят в Италии гробы, и думают, что с их детьми или с ними тоже что-то такое произойдёт. И даже когда с семьёй обсудишь, что ничего страшного, что у них нет сопутствующих патологий, всё хорошо, [их не покидает волнение]. Я где-то часа четыре трачу на то, чтобы обойти два этажа с детками, собрать первичный анализ, поэтому четыре-пять часов находишься в этом костюме. Ни сходить в туалет, ни попить, но просто хочется минимизировать стресс и для семьи, и для детей, поэтому, да, есть какие-то неудобства. Я-то ушла, а они сидят там, поэтому я всё прекрасно понимаю и терплю.

— Вы справляетесь?

— Ну да, мы справляемся. В принципе, если поступление деток будет больше, то одиннадцатая детская [больница], думаю, спокойно выделит дополнительную группу педиатров. Мы будем либо по двое, либо поменьше как-то, поочерёдно работать. Это всё организуется в зависимости от потока.

— Дети действительно так опасны для старшего поколения?

— Раньше бабушки и дедушки всегда своих родителей спасали, сидели с их детками, когда они температурили, потому что маме надо на работу. Сейчас дети болеют бессимптомно, у кого-то может быть даже 37 температура. Ребёнок прыгает, скачет, и родителям не придёт в голову даже померить температуру ребёнку. И в этот момент детки обнимают, целуют бабулю, или, наоборот, ребёнок затемпературил, а маме надо на работу, в полиции, допустим, она работает. Она просит остаться бабушку, дедушку, а ребёнок является источником коронавирусной инфекции.

Поцеловав бабушку в гостях, когда приехал, чтобы тут конфетами накормили, он может бабулю заразить. Поэтому сейчас в семьях детей с лёгкими признаками ОРВИ в идеале к бабушкам, дедушкам не подпускать. Весь смысл карантинных мероприятий — это уберечь от заражения наше пожилое население, людей с сопутствующей патологией.

Работоспособный, допустим, 50-летний мужчина может иметь сахарный диабет или болезнь сердца. Человек может занимать руководящую должность, но, подхватив коронавирусную инфекцию, он будет болеть тяжело и не факт, что без осложнений в виде пневмонии или почечной недостаточности. Механизм передачи — контактно-бытовой, воздушно-капельный, и у детей с диареей — фекально-оральный. То есть у деток ещё жидкий стул бывает.

— Кто представляет наибольшую опасность?

— Человек, у которого есть или были респираторные проявления коронавирусной инфекции. Потому что детки до четырех лет — у них [заболевание проявляется] в основном температурой, у более старшего возраста уже начинается кашель, диарейный синдром. Если любой человек, необязательно ребёнок, заражён коронавирусом респираторными явлениями, покашлял, чихнул — это симптом, он не может его сдержать. Если это произошло в лифте, рядом с панелью, где кнопочки, и попала слюна туда, то определённое количество часов эта зона будет заражённой. И если вы нажали кнопку, а потом потёрли себе глаз, то риск инфицирования достаточно высокий.

— И к деткам это тоже относится?

— Да. Они же познают мир через рот до определённого возраста. Поэтому соблюдение мер личной гигиены априори всегда необходимо, чтобы также не болеть ротавирусной, норовирусной инфекцией, любой вирусной инфекцией, и бактериальной тоже. Не тянуть в глаза, на слизистые грязные руки, когда ты только что что-то потрогал, что не находится у тебя дома.

— Детей тоже подключают к ИВЛ?

— Инфекция, вызывающая бронхиолит, любой вирус, который влияет на верхние дыхательные пути, может вызвать пневмонию. Коронавирусная инфекция характеризуется двусторонним течением пневмонии чаще всего, как показывает клинический опыт. Если с двух сторон у человека достаточно большой объем лёгких отключен из-за воспаления, туда не проходит воздух, то есть человеку просто не хватает кислорода. Вот такое состояние требует подключения к аппарату ИВЛ.

Любое другое состояние, то есть трахеидный кашель, бронхит, диарея, просто повышение температуры [так коронавирус проявляется у детей] этого не требует. Только тяжелейшее состояние требует госпитализации и реанимации. Таких форм в России не так много, может быть, у нас супермегажелезобетонный иммунитет у населения.

— Есть версии, почему дети переносят COVID-19 в более или менее легкой форме?

У меня есть догадка, что у детей постоянно стимулированный иммунитет, ему вводятся ослабленные вирусные антигены [вакцины от различных заболеваний]. Простая вакцинация — это лёгкая тренировка иммунитета.

Он получает БЦЖ [вакцина против туберкулеза], гепатит, гемофильные инфекции, грипп, корь, коклюш — все инфекции по чуть-чуть, — иммунитет достаточно тренированный. Может быть, это как-то помогает деткам.

— А есть другие догадки?

— Да, я предполагаю, что у них есть физиологическая особенность, их кровь до четырех лет «сдвинута». Лейкоциты [в крови] делятся на лимфоциты и нейтрофилы. Нейтрофилы кушают бактерии, лимфоциты кушают вирусы. Дети находятся в определенном лимфоцитозе, то есть противовирусный иммунитет у них изначально более активен, чем бактериальный. Поэтому дети к вирусной инфекции достаточно устойчивы. И третий факт — тропность [привязанность вируса к определённым системам, тканям и клеткам] коронавируса доказана к рецептору ангиотензинпревращающего фермента.

— А это как влияет?

— Это такой рецептор на клетке, при его активации организм повышает у себя давление. Поэтому [тяжелее болеют] старики, кто находился на гипотензивной терапии, [пьют лекарства, чтобы снизить артериальное давление] принимают эналаприл, каптоприл — это такие препараты, которые этот рецептор гасят, и организм не может поднять себе давление до запредельных цифр. У этих людей немного больше этих рецепторов становится, потому что организм против того, чтобы его таблеткой напрягали, а он хочет поднять давление. Если этих рецепторов становится больше, то и вирусу есть куда прикрепиться. Поэтому пожилые люди с артериальной гипертензией и сахарным диабетом, все, кто получает эти препараты, они болеют тяжелее, потому что у них просто больше этих рецепторов. У детей этих рецепторов очень мало, крепиться [вирусу] некуда, поэтому болеть достаточно сложно. Дети защищены, но если в кишечный эпителий попадает вирус, то будет диарея. Если [вирус] нашёл рецептор в верхних дыхательных путях, то будет покашливание, чихание. Но, в основном это просто температура, потому что иммунитет начинает бороться. Но опять же повторюсь, это сугубо мое представление, пока на этот счет нет никаких клинических, данных.

— А как дети переносят лечение? Как девочка, у которой похуже состояние?

— Она достаточно храбрая, говорит, у меня ничего не болит, со мной всё хорошо. Единственное, она всё-таки жалуется, когда у неё температура была 39,3, что у неё болела голова. Пьёт она хорошо. Тут даже относительно ротавирусной инфекции рвоты нет, ребёнок не измучен тетаническими мышечными сокращениями. То есть она удовлетворительно себя чувствует даже при [температуре] 39,3, она хорошо пьёт. Колоть в вену, чтобы вводить ей растворы, не нужно.

— Как проходит ее лечение?

— Мы даём ей жаропонижающее, парацетамол, в возрастной дозировке по весу. Папа делает ей обтирание для того, чтобы механически температуру снизить, и ребёнок через 30 минут в удовлетворительном состоянии, даже температуру эту не чувствует. Что касается диареи, подкрепляем немножко стул абсорбентами, уменьшаем количество дефекаций. Достаточно мучительно шесть раз в день иметь жидкий стул. Стул уменьшили, температуру снизили, и ребятёныш вполне хорошо себя чувствует: играет, кушает, пьёт.

— За детками в палатах приглядывают в основном родители?

— Да, и медицинские работники. Они отвечают за выполнение назначений. Они [медсестры] выдают необходимые препараты, сообщают доктору о том, что ухудшилось состояние. Доктор делает коррекцию терапии. Следит, кормит.

— А как детки переносят одиночество?

— Ребёнок — это достаточно динамичная структура.

Для мамы это, конечно, выглядит, как какой-то психоз, но на самом деле это нормальная реакция человека, которому не хватает информации. Как мы психуем: что это за коронавирус, какой кошмар, какой кошмар, — так же ребёнок психует: блин, я уже не могу смотреть на эту кровать и на свою игрушку, я хочу больше информации.

Задача родителя — придумать сказку, общаться со своим ребёнком. Мы все привыкли дать какой-то планшет или надеяться на мультик, уйти на работу скорее. Воспитатели, учителя — это просто не люди, хотя они являются развлекающим, развивающим моментом для ребёнка. То есть нужно теперь вместо своей воспитательницы стать самой воспитательницей и придумать игру, сказку, как-то общаться и развлекать своего ребёнка.

— Вы как педиатр можете дать какой-то совет помимо того, что нужно общаться со своими детьми?

— Всегда это режим дня. Почему дети в стационаре выздоравливают быстрее? Не потому что мама дома не может сделать ему ингаляцию или дать вовремя антибиотик. Мама всё это может, но мама не хочет организовать по часам режим лечения. Точно так же и с обучением — нужен просто режим дня.

— То есть ставить будильники, просыпаться и учиться в одно и то же время?

— Если мы возьмём школьную систему, у них 30 минут идут уроки, более старший возраст — 45 минут, и уроки парами идут уже у 10–11-х классов и студентов. То есть пара — это два часа. [У маленьких деток] это не просто 30 минут, это режим дня. 30 минут — это фатально для восьмилетнего ребёнка. Он больше просто не может концентрировать внимание, какой бы он усидчивый, умненький ни был.

Если это дети младшей школьной группы, не реже, чем раз в полчаса делать ребёнку какую-то переменку. Пусть он отвлечётся на какой-то мультик, на что-то очень коротенькое, поприседает, поиграет минут 10–15, и снова 30 минут он работает. У него должна быть смена деятельности раз в 30 минут, как у него проходит это в школе.

Если мы говорим о средней школьной группе, то это 40 минут. Через 40 минут у ребёнка должен быть перерыв, потому что это уже вредит его зрению, его осанке, потому что он постоянно сидит. Его интеллектуальная деятельность истощена, и нужно сменить род деятельности. Это либо физическая нагрузка, либо отвлечься и не думать. И уже старшая группа. Два часа взрослый человек вполне может заниматься умственной деятельностью и потом устроить себе перерыв. С временными рамками я не совсем уверена, но насколько я помню, это примерно так. Если это дошкольный возраст, то у них 12 или 15 минут напряжённой работы, и потом должна быть игровая деятельность.

Ранее мы рассказывали о том, как дети и педагоги переносят дефицит общения, поскольку они уже больше месяца не видели друг друга живьем. Почитайте, про то, как ребята и учителя успешно пытаются разнообразить время на самоизоляции.