«Стремлюсь выжить из огромного любопытства»: журналист-колясочник — о том, может ли пациент помочь себе сам

Бывший журналист «Комсомольской правды» Александр Беляев с 2019 года живет без ноги. Оказавшись в инвалидной коляске, он столкнулся с проблемами, о существовании которых даже не догадывался. По просьбе E1.RU Беляев пишет колонки о том, как в Екатеринбурге живется человеку с ограниченными возможностями здоровья. В прошлый раз он развеял мифы про колясочников и рассказал, как учится ходить на протезе, а в этот раз рассказал истории своих соседей по палате и порассуждал о том, может ли настрой человека помочь в его лечении.

Когда-то мне казалось, что ключ к спасению жизни человека находится исключительно в руках медиков и близких людей, ухаживающих за умирающим. А герои книг и фильмов, выжившие в самых опасных ситуациях с помощью волевых усилий, — чистая литературщина. Но личные наблюдения со временем поколебали эту уверенность.

Одним из моих соседей по палате в отделении гнойной хирургии оказался мужичок с точно таким же диагнозом, как у меня, того же возраста и перенесший такую же операцию — полную ампутацию правой ноги. Нас можно было использовать в каком-нибудь медицинском НИИ как материал для испытания методов лечения. Одного — как подопытного, второго — как контрольную группу.

Поскольку не существует способов определения величины физической боли, то не знаю, кто из нас сильнее страдал. Предполагаю, что примерно одинаково. Сосед постоянно атаковал жалобами всех, кто попадался на глаза: медсестер, платную сиделку, приходивших в гости дочь и зятя. А заодно и нас, соседей-калек, ставших свидетелями его мучений. При этом концентрация мата в этих монологах день ото дня становилась всё гуще.

Ему предложили сделать еще одну операцию. Не без труда, с помощью дочери, врачам удалось его уговорить. А ночью, уже лежа на каталке перед отправкой в операционную, пациент начал кричать и отказываться от медицинского вмешательства. Его было слышно до тех пор, пока не закрылись двери лифта. В палату он не вернулся — умер не то в операционной, не то в реанимации.

Утром бомж Коля, отморозивший руки и ноги, помолился за упокой души, а я нахальным образом занял койку покойного — единственную в палате современную кровать с электроприводом и неплохим матрасом. А еще договорился об оплате с сиделкой умершего клиента. До сих пор не знаю, стоит ли стыдиться этого поступка. Всё-таки получается, что извлек выгоду из чужой смерти.

Но сейчас не об этом. В палату поселили другого дедушку, моего ровесника. Не вдаваясь в медицинские подробности, скажу, что новичок часто повторял, как ему надоело мучиться по больницам. Он умер в день моей выписки.

Вот такая невеселая нарисовалась картина. Покалеченный бомж без всяких просьб молча помогал нам, неходячим, а мужики, словно в пьесе Гоголя, «как мухи выздоравливали». Я тоже старался помалкивать, даже когда ко мне подступали хирургические сестры с устрашающими инструментами для болезненных манипуляций. Правда, по словам соседей, стонал от боли во сне. Но тут уж, извините, претензии не принимаются.

Уже дома, когда перерывы между приступами боли стали увеличиваться, что позволило думать связно, я решил проверить, случайно ли то, что в опасных для жизни ситуациях выживают те, кто меньше ноет и старается не обрушивать свои проблемы на головы окружающих.

Оказалось, что воля к жизни — это не поэтическое словосочетание, а вполне себе медицинское. Хочу заметить, что я не принимал во внимание полумифические истории о Маресьевых, а также записи в сомнительных блогах и библейские предания. Существует даже медицинское определение воли к жизни: «чувство самосохранения, как правило, существующее в паре с идеей о будущем данного человека, которая проявляется в мечтах, стремлениях и ожидании будущих улучшений в жизни».

А некоторые исследователи утверждают, что тот, кто получает опыт предсмертья (это я сам термин придумал!) и при этом имеет причины жить или цель в жизни, часто преуспевает в деле выживания лучше, чем те, которые могут счесть такие переживания подавляющими. Правда, ученые оговариваются: вопрос о том, что заставляет человека продолжать жить в таких ситуациях, является открытым и имеет множество различных объяснений. По-моему, эти ученые — огурцы моченые. Я, например, стремлюсь выжить из огромного любопытства. Интересно же, как будут жить мои дети, внуки. В конце концов, как и когда умру. И не зря же время от времени в голову приходят строки Высоцкого: «К каким порогам приведет дорога? В какую пропасть напоследок прокричу?»

Правда, не слишком порадовал авторитетный журнал Psychosomatics, отметивший такое странное проявление воли к жизни, как увеличение количества смертей сразу после крупного праздника (например, Рождества) или дня своего рождения.

То есть судьба дала тебе возможность отметить долгожданный день в кругу друзей и близких, а потом — бац! — «прости-прощай, Одесса-мама» и, как говорил классик, где стол был яств, там гроб стоит. Нехорошо как-то получается, невежливо по отношению к родным. Впрочем, мне пока волноваться не стоит. Рождество далеко за спиной, а до дня рождения еще полгода.

Ранее Александр Беляев рассказывал, что ему приходится постоянно подтверждать свою инвалидность. Также Александр писал о том, как уберечь психику после ампутации и сохранить душевное равновесие. Еще он поделился своими размышлениями о правах инвалидов на удобное жилье.