Глаза в глаза

Последняя на данный момент картина Гарреля добралась до отечественного проката не так чтобы очень свежей — календарь отсчитал полтора года с даты мировой премьеры. Однако ожидания можно назвать оправдавшимися. Редкой нервной наполненности получилось кино.

Метафора в названии фильма достаточно проста: пока новая любовь увлекает, как стремительный, будоражащий воображение и кровь поток — это ночь, затмение, — прекрасное и обманчиво бесконечное. Страсть утихающая, перерождаясь в нежность и привязанность, неизбежно ослабляет остроту любви, подрезая крылья, но подарив возможность уверенно и легко ступать по земле. Появляются «узы» и быт — рассвет. Граница его — точка бифуркации. И то, что женщине благо, а часто и единственная преследуемая цель, мужчине — самый страшный ужас. Во всяком случае герою Гарреля.

Молодой фотограф Франсуа (античный Гаррель-младший) заводит служебный роман с актрисой Кароль (Лора Смет, не унаследовавшая ни одухотворенности лица Натали Бэй, ни харизмы Джонни Холлидэя) — барышней богемной, импульсивной, несвободной, но чертовски одинокой. Отношения их развиваются стремительно и в точном соответствии с первым законом «дворников»: чем ближе ты хочешь быть к партнеру, тем меньше он желает отвечать взаимностью. Сначала она лишь позволяет себя любить, затем он мучает ее своей неуверенностью, незрелостью. И вся эта меланхоличная красота в монохроме, на множестве крупных планов: губы в губы, глаза в глаза. Любуясь. Стильно и проникновенно. Филиппу Гаррелю удалось почти невозможное — об иррациональной природе чувственной любви убедительно повествовать с точки зрения женщины. Лора Смет тут почти не причем. Сыграла не она, а ее нетривиальная внешность. Глубины же взгляда не хватало, чтоб компенсировать очевидную поверхностность актерской игры.

Рубежным моментом в фильме становится сцена, когда столкнувшись с неумолимой реальностью, Франсуа покидает дом Кароль навсегда. С ним и присущий реализм оставляет «Границу рассвета». Из уважения к режиссеру сценарный финт с домом для умалишенных очень хочется считать намеренно издевательской метафорой аддиктивной сути любви в целом. Иначе впору рыдать. Вообще, ко второй части картины множество вопросов, если не претензий. Мистическая составляющая в ней настолько провокационно инородна и неестественна, что невольно задумываешься, а не морочит ли режиссер голову, желая проверить зрителя «на вшивость» — сойдет, нет за чистую монету дурновкусная истеричность финала.

Трагическая развязка отношений с Кароль застает Франсуа в объятиях новой нимфы — очередной Вечной Любви. И мук совести на лице Луи Гарреля нет как нет, потому чуть позже вторжение преувеличенно инфернальной экс-возлюбленной в жизнь готовящегося к отцовству и свадьбе героя, подобно новой серии нетленки «маразм крепчал». Более явно, чем удалось Филиппу Гаррелю по факту, о фатализме на последних минутах фильма кричали бы только надписи «все умрут!» на стенах холостяцкой берлоги Франсуа. Но до конца не верилось, что любвеобильный, но бесчувственный как бревно герой, сподобится на сколько-нибудь эмоциональный, решительный поступок. Короче, финал ясен — по завещанию великого Шекспира, рассказавшего историю совершенной взаимной любви мужчины и женщины.

Представляется, что центральной проблематикой кинокартины призвана была стать многотрудность поиска вожделенной гармонии отношений, справедливого компромисса между страстной любовью и семейной привязанностью. Как превратить «границу рассвета» в «белые ночи»? И о том, что невозможность найти в себе силы прервать это бесконечный бег по кругу, возвращаясь каждый раз к точке отсчета, ничем хорошим не завершится… или завершится ничем. Однако не выдерживающее никакой критики воплощение центрального образа Луи Гаррелем заставляет сделать только один вывод из просмотренного: когда мужика арканят, единственное, чего ему хочется буквально до смерти — это сбежать.

Жаль. Могло получиться прекрасное французское кино. Получилось просто французское.