Когда снесут хрущёвки и кто спасет старинные дома: интервью с последним начальником Главархитектуры

Главархитектуре Екатеринбурга в 2016 году исполнилось 80 лет. Многие годы властвовавшее над всеми городскими стройками, мощное подразделение мэрии празднует свой юбилей в противоречивых условиях: его градостроительные полномочия – выдача разрешений на строительство, утверждение проектов планировки территорий и так далее – с нового года перешли на областной уровень – в Минстрой региона.

Чем теперь занято важнейшее ведомство, и как оно десятилетиями меняло Екатеринбург, Е1.RU рассказал заместитель главы администрации города по вопросам капитального строительства и землепользования Алексей Белышев, последние полтора года проработавший начальником Главархитектуры.

– Алексей Аркадьевич, хочется сразу обозначить, какую роль Главархитектура, традиционно собирающая в своем составе людей творческих и людей расчётливых, играла в истории развития Екатеринбурга.

– 20 марта 1936 года было образовано Управление главного архитектора города Свердловска и вышел приказ, который узаконил должность главного архитектора. До этого момента город строился по генпланам, которых в истории Екатеринбурга было разработано несколько. Это тоже большая история, начинающаяся с 1734 года, последующие проекты – от 1779 года, 1804 года, 1920 года и так далее. Краеугольным документом стал генеральный план 1974 года, многие из положений которого учитывались и в самых последних генпланах. Наконец, в 2015 году произошло очередное внесение изменений в очередной чертёж генерального плана – и сразу намечены пути по новому генплану, по 2035 год. Сами главные архитекторы, Управление главного архитектора и департамент Главархитектуры как преемник – это те, кто составлял генпланы и участвовал в их реализации.

В самом начале, когда с 1936 года по 1942 год главным архитектором города был Георгий Александрович Голубев, царила эпоха индустриализации, время, когда в Екатеринбурге собралось 445 тысяч жителей и город оказался в десятке крупнейших городов Советского Союза. Это определяло его развитие – создавались мощные индустриальные центры: Уралмаш, Эльмаш, Химмаш – которые и сформировали нынешнюю микрорайонную структуру города. Ну а в годы войны несколько сотен предприятий было эвакуировано из европейской части страны, что повлекло за собой однозначное решение проблемы гражданского строительства – нужно было расселить всех прибывающих работников. В войну работал Петр Андреевич Володин – с 1942 по 1944 год…

– Роль главного архитектора при этом была большой?

– История описывает, что в это время как раз Союз архитекторов играл всё более активную роль – и роль главного архитектора тоже возрастала. Это действительно были уникальные исторические личности. В периоде наиболее, может быть, интересном, в начале 50-х годов, когда главным архитектором был Петр Васильевич Оранский, было сформировано многое из того, что мы можем наблюдать в городе сейчас. Он работал в системе Уралмашстроя и в конечном итоге оттуда перешел в главные архитекторы.

Смотрите, как сейчас организована территория Уралмаша, площади Первой Пятилетки. На втором в этом году заседании городской Градсовет рассматривал проект торгового центра на площади Первой Пятилетки и участники подняли многие факты. Она тогда имела такой… ну, не сакральный, но идеологический смысл: именно такое расположение домов образовывало выход к площади, которая должна была человека труда вести на завод, чтобы он работал на благо страны. И сама площадь была оформлена особым образом, там должны были разместиться памятники лидерам советского государства, и территория, на которую сейчас претендует торговый центр, была под памятником Ленину – аналогом того, что у нас сейчас на площади 1905 года.

– Оранский проектировал объекты, даже будучи главным архитектором?

– Да. Началась эта работа в Уралмашстрое, но закончилась, когда он уже был главным архитектором. Более того, после ухода на пенсию он долгие годы преподавал ещё и в архитектурном институте.

Большую роль в развитии города сыграл главный архитектор Владимир Иванович Смирнов – с 1953 по 1961 год. Это уже была хрущёвская оттепель, время так называемых хрущёвок, и многие районы, в частности, так называемый Юго-Запад, были тогда построены, чтобы выполнить наказы советского государства по обеспечению граждан жильём в максимально короткие сроки. С 1961-го по 1973 год главным архитектором был Владимир Алексеевич Пискунов: я сознательно подробно рассказываю о них, потому что это люди-легенды, но обычно мы говорим о них мало, но нужно доводить это до наших граждан и до тех, кто сегодня работает в Главархитектуре.

Вне всякого сомнения, такой человек-легенда – главный архитектор Геннадий Иванович Белянкин, 1973–1996 годы. И это начало уже современной эпохи, и всё, что этим гениальным человеком было заложено, мы видим и сегодня – памятник Комсомолу Урала, Дворец молодежи, киноконцертный театр "Космос": хотя там были авторские коллективы архитекторов-разработчиков, но они работали под его непосредственным руководством. Площадь Советской Армии, комплекс зданий НПО Автоматики, площадь Куйбышева со зданием Цирка, Октябрьская площадь с постановкой Дома Советов – многие объекты появлялись в эти годы, и надо отдать должное: Геннадий Иванович просто был очень творческой, разносторонней личностью, он написал множество стихов, у него есть изданные книги, ведь талант – он во всём.

Далее возьмём период с 1996 по 2002 год, главным архитектором тогда был Сергей Александрович Луканин, который тоже принял большое участие в развитии города: в это время был сформирован Литературный квартал, Музей писателей Урала, здание Метростроя, был поставлен памятник Татищеву и де Геннину к 275-летию города. А также экспозиция "Каслинский павильон" в музее на Плотинке – руководил работой над ее созданием Сергей Луканин. На его счету также проект благоустройства центральной части города и проект обелиска погибшим в годы Великой Отечественной войны на Широкореченском кладбище.

– Мне показалось, что этот период был не самым благоприятным для капитального строительства – ну, по экономическим причинам?

– А это особый вопрос; я бы здесь хотел отметить Михаила Борисовича Вяткина, возглавлявшего Главархитектуру 20 лет – до лета 2014 года – он столько лет вложил в то, чтобы у Екатеринбурга в период, когда экономические реалии не очень это позволяли, сохранился свой собственный стиль, чтобы работала местная архитектурная школа – практикующих архитекторов сегодня в Екатеринбурге около 300.

– А вас в исторических особенностях города что больше всего впечатляет?

– Если честно, когда мы стали готовиться к юбилею, я получил возможность обобщить все эти исторические факты, связанные с конкретными фамилиями и объектами. У нас действительно сформировался уникальный город, которым можно гордиться. И каждая эпоха была многослойна, решала собственные задачи – но оставляла после себя и памятники.

Я отношу себя к современному поколению – отдаю дань технологически уникальным объектам, в том числе высотным. Здесь, помимо архитектуры, важна инженерная мысль, такой объект возвести и сделать его неповторимым гораздо сложнее, да и большее количество людей – и окрестностей в целом – попадает в его сферу влияния. Требования к ним выше – это не просто какая-то местность сама по себе, а новые доминанты.

У нас сейчас три небоскреба выше 150 метров – башня Исеть, Высоцкий и недостроенная "Призма", которые считаются одновременно самыми северными и самыми восточными небоскребами…

– 150 метров – это в данном случае ключевая отметка? Просто "Уралэнергостройкомплекс" несколько дней буквально назад объявил, что в конце года таки начинает первый 150-метровый небоскреб – они свой проект, конечно, "подрезали" по высотности с 200 метров, но вот эта отметка осталась. Вот как вы считаете, он у них в "Призму" не превратится?

– Ну да, есть желание у этой компании реализовать 62-этажные жилые здания, хотя сейчас они стали чуть меньше. Ну, как говорится, флаг в руки смелому инвестору – если проект будет успешен, то появятся уникальные объекты – а высотные объекты всегда уникальны, потому что на каждое из инженерных решений требуются специальные технические условия. Хорошо, когда кто-то – не комментирую, кто – стремится к этому.

– Мы какой-нибудь небоскреб-"новичок" этой осенью увидим в проектах?

– У нас продолжает развиваться "Екатеринбург-Сити" – этим занимается УГМК, и там сейчас привлекаются известные мировые архитекторы для разработки идей, каким он будет. Понятно, это долговременные проекты – но стремление к тому, чтобы реализовать высотную часть "Екатеринбург-Сити", улучшенную архитектурными умами – это похвально.

– А проект бюро "Вернер-Зобек"? Решили, что он неактуален, как когда-то проект Жана Пистра?

– Его идеи мы уже слышали. Может быть, он, может, и не он: всё это входит в процесс проектирования.

– То есть центр города, по вашему мнению, должен превратиться в композицию таких высотных "сфер влияния"?

– Это вечные споры – какая модель, полицентричная или моноцентричная – больше подходит Екатеринбургу, и окончательно спор не разрешен.

– А мы ближе к…

– К моноцентричной пока, конечно.

– Но стремиться, по-вашему, куда следует?

– Здесь нет какой-то догмы, к чему надо стремиться; всё зависит от того, как организована городская ткань и как в ней формируются центры притяжения людей. Удачный пример моноцентричной модели – Париж, полицентричной – немецкие города, тот же Мюнхен. А есть проблемы агломерации, характерные, например, для Лондона и Праги как полицентричных городских структур. Мы себя с ними не сравниваем, но мы можем развиваться по нескольким моделям – нам нужно привязывать пространственное развитие к социально-экономической стратегии, к потребностям Екатеринбурга. Но другое дело – время, период, когда выбранная модель начинает, наконец, работать в их интересах.

Я сейчас говорю, в том числе о проекте "Большой Екатеринбург", потому что сейчас мы пока имеем лишь констатацию факта, что спутники, такие как Арамиль, Берёзовский, Верхняя Пышма, Среднеуральск – будут вовлечены в единую территорию. Но они остаются административно самостоятельными, перспектива в том, что мы, наверное, получим какую-то общую транспортную инфраструктуру, инженерные решения, возникнут общие экономические объединенные интересы – и только после этого получится какое-то административное объединение, которое создаст полицентричную модель по аналогии с Лондоном или Прагой.

– Но потребность в этом проекте назрела или пока еще рановато?

– Лично мое мнение – рановато; эта все-таки работа, не опирающаяся на желания того или иного руководителя, это научно обоснованная стратегия развития конкретной территории – транспортные, инженерные, экономические аспекты. Сейчас такого обоснования нет, а если его не найдётся, то на выходе будет некое подобие существования нескольких посёлков, связанных условным названием.

Цель любого объединения – повысить какое-либо качество, например, получить экономический эффект. Если мы не понимаем, что может произойти от какого-то политического объединения путем объявления общей границы, то это значит, что ситуация пока ничего не изменила ни в обществе, ни в экономике.

– То есть уже тот факт, что эффект непонятен, показывает неготовность? А вопрос улучшения транспортных связей?

– Давайте рассмотрим проблему: житель Берёзовского – в десяти километрах от центра Екатеринбурга, житель Химмаша – в пятнадцати. Кто живет дальше, житель соседнего или своего города? С Химмаша доехать до центра города гораздо проще, чем добраться из Березовского, по одной простой причине: транспортная инфраструктура не обеспечивает свободного передвижения из Березовского в Екатеринбург. Почему? А потому что нет потребности в пуске транспорта, потому что экономические мощности Березовского пока справляются с обеспечением центров занятости на территории своего городского округа, и эта "маятниковая миграция" пока носит внеплановый, вынужденный характер; какое-то предприятие стало работать менее эффективно – появилась высвобожденная рабочая сила, которая передвигается в сторону Екатеринбурга. Иной эффект ещё не проявился.

При работе над стратегией социально-экономического развития, да и в работе над генпланом до 2035 года у нас есть целый раздел, который называется "Большой Екатеринбург" – он существует с 2004 года. Просто та работа, которую мы видим сейчас перед собой на ближайший период, – это работа над исследованием, анализом и формированием плана.

– Что сейчас представляет собой Главархитектура? Не секрет, что ее полномочия в настоящий момент "урезаны" – чем в итоге станет это мощное муниципальное ведомство, где архитекторы даже когда-то сами и проектировали и воплощали проекты в жизнь от А до Я?

– Опыт, передаваемый в течение этих 80 лет, позволил создать ту систему, в которой любые градостроительные и архитектурные решения связаны со всеми компонентами жизни города. Главархитектура существует не в отрыве от других подразделений администрации города, а в совокупности с ними: я говорю и о Комитете по благоустройству, и о Комитете по транспорту, и по связи, и по экологии, и о Комитете по внешним связям, и по промышленности – все структурные подразделения работают на единую задачу. Есть система взвешенных показателей, по которым принимается то или иное градостроительное решение.

Проект генплана, например, создавался Главархитектурой – а согласовывался всеми подразделениями. Так что Главархитектура – это подразделение администрации города, которое отвечает за градостроительную политику.

– По-прежнему?

– По-прежнему, безусловно. Потому что все те материалы, которые наработаны в системе генплана, сохраняются, эти специалисты остаются в структуре администрации города, у нас работает "Мастерская генерального плана", и это не просто некое количество физических лиц – это те базы данных, та накопленная информация, те предварительно много раз проработанные градостроительные решения, которые находятся в промежуточной стадии, анализируются и обсуждаются. Поэтому сегодня у нас Главархитектура, которая разрабатывает Стратегию пространственного развития Екатеринбурга, делает это совместно с Департаментом экономики, который разрабатывает Стратегию социально-экономического развития. Две эти стратегии создают показатели, которые будут учтены в новом генплане. Они, в свою очередь, создадут требования к функциональным зонам, которые должны быть отражены в градостроительном регламенте в виде "Правил землепользования и застройки". А они, в свою очередь, создадут новый уровень местных нормативов градпроектирования.

– Но ведь о создании новых "Правил землепользования и застройки" недавно объявили на уровне субъекта федерации – структурой выше, по факту?

– А теперь вопрос: если все сведения, накопленные системой, находятся в городе, то, что есть перенесение какого-то количества градостроительных полномочий? Можно ли перенести интеллект и опыт по приказу?

– По нашей информации, как минимум три десятка специалистов всё-таки встали – и перенесли свой опыт в область.

– И сколько это, 30 человек и те 64 рабочих места, которые были созданы в Минстрое, – от нескольких сотен человек? Ну, процент. Может ли этот процент заменить 99 процентов? Никогда. Будут ли эти люди опытнее? Тоже никогда. Потом, "если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло". Так что мы однозначно продолжаем заниматься градостроительной политикой города, при этом на первом плане перед нами не выдача разрешений и ГПЗУ – градостроительных планов земельных участков, а более важные стратегические задачи. Это Стратегия социально-экономического и Стратегия пространственного развития, новый стратегический и генеральный планы – трёхлетняя работа, которая нам предстоит, и многие специалисты погружены в неё. И второй момент: информационное обеспечение градостроительной деятельности сохраняется в ведении Екатеринбурга, и любая вновь выдаваемая информация может быть выдана на основе информационно-справочной системы. Чтобы получить эти данные, Минстрою приходится их каждый раз запрашивать у нас.

– И они их получают? Сколько на это уходит времени?

– Они их получают, конечно, это регулирует 210-й федеральный закон – от трёх до пяти дней. Причём количество этих запросов много раз увеличилось; если раньше специалисты занимались межведомственными запросами и занимались получением информации и принятием решений, то сегодня мы занимаемся передачей части информации, которая продолжает храниться в информационной системе администрации города.

– Транспортные вопросы – когда приходит на совещание застройщик и говорит: хотим вот так выезд сделать или дорогу продлить – в этом вы тоже участвуете?

– Безусловно, у нас существует и Транспортный совет, и Технический, и Архитектурно-градостроительный совет, причём, как вы знаете, его форма в 2014 году поменялась – новый состав в связи с новыми задачами был сформирован по профессиональному признаку: из 24 членов совета 20 – это практикующие архитекторы, имеющие звания за реализованные проекты.

– Есть информация, что администрация в последний год усилила запросы на федеральное финансирование строительства ветки метро – в сторону ВИЗа, до Викулова. Конкретных ответов на письма президенту, в федеральный Минтранс, Минэкономики и так далее еще нет?

– Недавно мы приглашали к нам директора Института транспорта и транспортной политики Высшей школы экономики Блинкина – его взгляд нам был интересен, и он подтвердил, что одним из немногих возможных решений транспортных проблем Екатеринбурга является строительство новой ветки метро. Потому что центр, безусловно, переполнен автомобилями, и эта проблема будет возрастать. Это дорогой способ, но идея эта сохраняется. По нашим запросам конкретных решений пока нет, но мы продолжаем искать разные варианты – в том числе и в формате государственно-частного партнёрства, и муниципально-частного партнёрства – сегодня такие формы концессионных соглашений прорабатываются юридически. Сейчас, конечно, период не самый благоволящий нам, но работать мы продолжаем.

– Какой вы видите в дальнейшем политику работы с объектами культурного наследия? В муниципальной собственности их много, вот, например, госпиталь на ВИЗ-бульваре, который, по многим данным, уже присмотрел себе инвестор, способный его восстановить…

– Памятники – богатство, которое есть у города, и наша задача – осуществлять такое обновление городской ткани, чтобы сохранять историческое наследие. Единственное, что полномочия в этой сфере находятся у субъекта федерации, это определили закон об охране объектов культурного наследия, а сейчас на уровне области создано отдельное управление по охране памятников. Безусловно, здесь мы должны найти единый подход для достижения общих целей – а работа с памятниками должна вестись с особыми требованиями.

В планах Администрации города – несколько вариантов развития событий: есть часть инициативных людей – архитекторы Эдуард Кубенский, Борис Демидов, сторонники конструктивизма – и сегодня с помощью этих энтузиастов, а также молодой группы "Подельники" по многим памятникам мы ведём систематизацию, вместе собираем их историю, прорабатываем возможные варианты реконструкции – но с сохранением исторического облика, разумеется. Это всегда боль, когда происходит их потеря или разрушение. Там, где нам позволяют полномочия, надо вмешиваться и препятствовать этому. И здесь задача каждого – быть гражданином, быть неравнодушным, и это даже не вопрос административной ответственности.

– Если мы будем просто неравнодушными, эрозия все равно продолжит действовать и рано или поздно свое дело закончит. Интересно, как рассматривается работа с инвесторами, которые могут восстановить здание, но, возможно, с необратимыми переменами или без должной осторожности? Благо они для памятников или зло – и почему не торопятся вкладывать деньги?

– Многое определяет инвестиционная привлекательность. Нужно рассматривать практику применения закона об ОКН. Хороший пример у Москвы, хотя это такой отдельный город в нашей стране. Но они своими законами создали ситуацию, в рамках которой достаточно большое количество исторических зданий и целых комплексов было реконструировано, отреставрировано, восстановлено зачастую из руин – но там были особые условия, на которых инвестор получал этот объект и что мог с ним сделать.

– И какой там был ключевой момент, который определял привлекательность?

– У каждого инвестора в проекте должна быть некая "точка окупаемости" – а далее всё зависит от социальной ответственности – потому что нет в этой среде абсолютно филантропских настроений, чтобы просто потратить деньги. В Москве движущим фактором оказалось закрепление в правах на очень долгий срок – от 50 до 100 лет на право пользования этим объектом, если они его восстанавливают, и это опыт не только московский, он есть и в Европе. Но у нас не всегда есть условия, в которых объект может приносить коммерческую прибыль, многое зависит от того, где он находится, в каком он состоянии и как его разрешено использовать.

– А возможность отдать памятник на 100–50 лет – она Екатеринбургу поможет, если вдруг появится?

– Вне всякого сомнения, нужно трансформировать законодательство, направленное на сохранение объектов культурного наследия. Никто никогда не должен рассчитывать, что у государства найдутся деньги, которые целиком будут на них направлены. Конечно, есть памятники с особым статусом, но терять жаль любой. Надо говорить о соответствующей целевой программе, создавать ее – мне, по крайней мере, неизвестно, существует ли подобная на уровне области.

– Недавно в муниципальную адресную программу по расселению аварийных домов, ориентированную на расселение застройщиками, внесли изменения – из нее убрали тысячу домов, оставив там двести. Это логично с той точки зрения, что механизмом передачи застройщикам этих домов на расселение были аукционы по развитию застроенных территорий, а право на их проведение вместе с другими градполномочиями перешло области. Тем не менее, по этой тысяче домов, выключенных из программы, была прокурорская проверка – не ущемляются ли этим жители в правах. Прокуроры вас проверили? Что они сказали?

– Что мы действуем в пределах своей компетенции в полном соответствии с законом. Но, исключая дома из программы, мы исходили не из-за той причины, что вы назвали, а в первую очередь из положений здравого смысла: работа, которую мы вели с 2011 года, позволила нам сделать стопроцентный анализ территории Екатеринбурга. Например, было много юридических коллизий по определению, ветхий дом или неветхий, или в список попадали дома, которые многоквартирными не были.

Кроме того, экономический смысл очень прост: за 5 лет у нас было отторговано около 36 застроенных территорий под развитие – на 4 млн квадратных метров жилья, которые могут быть построены по условиям заключенных договоров. И отметьте: каждый миллион квадратных метров городского жилья требует 15 миллиардов рублей на инфраструктуру. 4 миллиона умножаем на 15 – получаем цифру 60 миллиардов, которые должен найти бюджет в ближайшие 10 лет, чтобы обеспечить социальной и транспортной инфраструктурой все эти построенные метры. Есть у нас такие источники в бюджете? Ответ: нет или по крайней мере нет в полном объеме. Стоит ли дальше раздувать эту программу?

Сейчас ее срок сократился до 2020 года, в ней остались дома на уже отторгованных территориях. К этому сроку мы должны сделать дополнительный анализ – потому что в условиях уже нового генплана у нас 30% всего ввода жилья заложено именно на месте старых кварталов. Жилой фонд ветшает, и эта работа однозначно будет продолжена – а на сегодня сделана трезвая оценка экономической способности по развитию этих территорий.

– Хочется попросить прогноз – а когда у нас – ну, примерно в том же масштабе, как сейчас, допустим, бараки, или хотя бы по нескольку штук в год, – у нас начнут расселять хрущёвки, как сделали в Москве?

– Единичные случаи у нас были, и мы неизбежно к этому идем – об этом говорит физический износ этих объектов. А, во-вторых, это как раз и есть та программа следующего уровня развития застроенных территорий. Пример Москвы это показал, там есть экономические условия, позволяющие переходить к этому замещению. Когда это у нас произойдет? Я думаю, пройдет от 5 до 10 лет, когда мы начнем говорить о том, что это позволяют сделать экономика и технологии – и эти объекты будут замещаться.