«Меня пристегивали цепями, но я сбегал». История бездомного, который стал главой благотворительной компании

— В 14 лет я ушел из дома. Жил у друзей, знакомых. Это были 90-е годы. У нас во дворе в Сургуте бывало, что каждый месяц умирал кто-то из наших ребят от передозировки. Тогда ханка была, сами варили. Мама пыталась меня вытащить, как могла. Даже на цепь сажали как-то, мне лет 15–16 было. Я сбежал тогда. Всё бесполезно было.

Мы разговариваем с нашим героем Артемом Мозжериным в крохотной комнатушке-сарайчике в поселке Северка. Артем знакомит нас с хозяйкой сарайчика Галиной Васильевной, она бывший северский учитель русского языка и литературы. В июле во время грозы в дом пенсионерки попал разряд молнии. Галина Васильевна стала бездомной. Тогда жители Северки написали обращение к меценатам Русской медной компании, где рассказали о ее беде. Сейчас Артем руководит стройкой, он нашел бригаду, стройматериалы, следит за работами.

Когда-то он, так же как Галина Васильевна сейчас, был бездомным. Потерял он дом не из-за молнии, а по своей вине (он сам так говорит). Бывшая учительница литературы слушает рассказ Артема, который начинается с того, как в 14 лет он ушел из дома, подсел на наркотики. Саму Галину Васильевну в 14 лет наградили медалью за освоение целинных земель. У них разные судьбы и поколения, но ветеран труда относится к нашему герою с уважением. Говорит, есть за что. Вот его рассказ.

В 14 лет я ушел из дома. Отец умер рано. Мама со мной не справлялась. Это были 90-е годы. У нас в Сургуте, где мы жили, ужас что было: употребляли массово, во дворе за месяц кто-то из ребят умирал от передозировки. И как-то меня затянуло. Мама, конечно, пыталась сделать всё, что могла. Все способы перепробовала: и врачи, и гадалки, какие-то заговоры-молитвы читали, но это шарлатанство мне, конечно, не помогало. Как-то даже на цепь садили. Вместе с родственниками сняли квартиру, пристегнули. Лет 15–16 мне было. Неделю сидел, перекумаривал. Не помогло. Я сбежал. Теперь понимаю, что родным еще повезло, что я не жил с ними, мамой и старшей сестрой, иначе могло быть как во многих семьях, в которых живут наркоманы, когда тащат деньги, вещи на продажу, ломки на глазах у родителей. Я пытался сбежать от всего этого, сбежать от себя, что-то изменить. Менял города: Пермь, Екатеринбург, Москва, в Грузию уезжал. Уже начались двухтысячные, ханку сменил на героин. Спрашиваете, где брал деньги? Находились деньги… Каким чудом меня уберег Бог, я ничем не заразился — не знаю. Также обошел меня стороной и «крокодил» (изготовленный в домашних условиях наркотик дезоморфин, бытовое название крокодил, видимо, от того, что он, как хищник, сжирал потребителя за очень короткое время, за год-два. Очень токсичен, поражает внутренние органы, сосуды, ткани тела, вызывает гангрену. — Прим. ред.)

Когда пришел «крокодил» (пик употребления пришелся на 2004–2005 годы), меня уже посадили за квартирную кражу. Дали два года. Потом уже в колонии добавили еще три года, всплыл старый разбой. Задержали моих подельников, они сдали меня. Меня объявили в федеральный розыск.

Ищут по всей стране, а я сижу. Через год находят. Смешная немножко ситуация. Но мне было не смешно. Повезло, что дали три года. Подельникам дали по 9–10 лет. Просто один из них дал на суде показания, что, когда все шли на дело, я единственный не знал, что у нас есть оружие. Статья поменялась в отношении меня с особо тяжкой на просто тяжкую. Меня судили за грабеж, остальных за разбой. Прокурор пожалела, решила дать шанс, и добавили всего три года. Я радостный приехал обратно в колонию. Устроился там на работу, научился сыпать картины из мраморной крошки. Очень красивые. Мама один раз приезжала в колонию. Мы с ней практически не общались уже много лет.

Со мной сидел парень, мой одногодок. Сам он бывший наркоман, прошел реабилитацию, начал новую жизнь, женился. Но были раскрыты старые дела, его судили. Он постоянно убеждал меня после освобождения пойти в ребцентр. Парень этот, его зовут Алексей, рассказывал про центр христиан веры евангельской, это протестанты. Я отказывался, мол, нет, мне это не надо. Вышел. За три месяца свободы я совсем скатился. Был бездомным, жил в подвалах, пил, кололся. Была попытка наладить жизнь. С одной девушкой пытался строить отношения. Не получилось.

Помню этот день: 7 декабря 2007 года. Сижу и пытаюсь вспомнить, что хорошего у меня было в жизни. Я ничего не мог вспомнить хорошего. Вообще ничего. Думаю, может, в школе был хорошим. Нет. Потом вспомнил, что грамоту как-то получил за первый класс. Но ее, видимо, всем давали. В общем, ничего хорошего я в жизни не сделал. Решил покончить с собой. Выбрал способ простой, безболезненный. Сижу плачу. Потом зачем-то телефон включил. Смотрю в книгу телефонную, никому не нужен.

Я — зло, вокруг меня зло. И в этот момент, когда смотрел в телефон, позвонил тот самый Леха, с которым мы сидели. Артем, говорит, поехали в центр. А я нерелигиозный человек, далекий от всего этого. Подумал, разницы нет. Еще день проживу, посмотрю, что они там делают. Он сказал, в восемь утра надо там быть. Я наркотики напоследок проколол, утром приехал туда...

В комнату заходят рабочие бригады Артема. Сообщают, что надо прокачать скважину на участке. Говорят: «Насос кинули. Сутки надо будет прокачать, чтобы чистая вода пошла. Пить пока нельзя».

Артем продолжает:

— Мне было 30 лет тогда. Приехал в ребцентр, смотрю: какой-то бред. Молятся, Библию читают... Думаю, ладно, переночую. Завтра уеду. Но я остался здесь надолго. В тот первый вечер мне сказали: «Ты у Бога прощения попроси». Я человек не религиозный. Но тут почему-то согласился. Ладно, думаю... И сказал искренне, обращаясь к Богу: «Приди в мою жизнь, я устал...» Прошел день, два, три... Я спал, ел, жил без наркотиков. Шли дни. Стал думать, что делать дальше. Как раньше, жить не хочу, как по-другому, не знаю. Я не инженер, нигде не учился. Устроился работать в ребцентр администратором. Тогда же я и начал кормить бездомных. Кормил и говорил им речи, что они могут всё изменить, что я был таким же, как вы. А я в тот момент уже был на человека похож. Зубы, правда, пока не вставил еще. Говорил, есть варианты: ребцентр, приют. Всякие реакции у них были. Одни говорили, мол, что ты гонишь, дебил, а кто-то денег просил.

— Я ушел из ребцентра, снял квартиру в Верхней Пышме, работал на стройке. Продолжал подкармливать бездомных. Тогда у меня родилась идея нынешнего проекта: создать приют и возвращать людей в нормальную жизнь. По себе знаю, что безнадежных не бывает. Я снял за восемь тысяч частный деревянный дом. Стал приводить туда людей, которых кормил. Первых постояльцев было человек пять. Мы вместе работали на стройке, ночевать приходили в этот дом, у нас была общая касса, из этих денег мы оплачивали аренду, покупали продукты. Кому-то делали документы, оплачивали госпошлины, даже зубы лечили.

Помню одного из моих первых постояльцев: токсикоман, бомж с Уралмаша. Двухметровый парень. Страшно было. Думаю, убьет ведь. Не убил. Просто ушел. Помню, первое время приезжала полиция, выясняла, что за люди у меня живут. Да, выглядело всё подозрительно. Я показывал свой паспорт, показывал договор аренды дома.

Про своих подопечных говорил, что это просто мои друзья. Полиция уезжала. Претензий от соседей к нам не было. Люди к нам приходили на определенные условия: не пить, не курить, не ругаться матом, никаких тюремных понятий не насаждать. Я понимаю, что человек сразу не может бросить материться. Если случайно, прощаем. Но если видим, что специально, а замечания не помогают, просим уйти.

Людей, которых мы принимали, становилось всё больше. Я снял уже три частных дома, появилось женское отделение. В 2014 году я зарегистрировал автономную некоммерческую организацию «Дари добро». Стал писать письма, обращаться в разные организации, компании с предложением оказать спонсорскую помощь, поучаствовать в развитии проекта. С какого-то момента я перестал работать на стройках, стал заниматься только проектом. Я не мог работать на стройке, когда мне, например, в разгар рабочего дня надо было ехать на встречу с директором завода или руководителем бизнеса.

Хотя первое время было тяжело, занимал деньги. А что делать, мне надо людей кормить, дедам памперсы покупать. У меня жили немощные старики, которых забирал с улицы, из больниц. А куда их девать? Сам весь в долгах, мою их, обслуживаю, сам думаю, что делать.

Сейчас мы получили президентский грант. У меня есть кризисная квартира в Верхней Пышме, где живут семь человек, и большой дом в поселке Студенческом, там 20 постояльцев. Разрушенное здание в Студенческом нам подарил один хороший человек, бизнесмен. Там не было крыши, только стены, но даже в таком состоянии оно стоило миллион — я до этого смотрел на «Авито». Мы начали восстанавливать его с помощью спонсоров. В Екатеринбурге очень хорошо развита меценатская помощь. В самое сложное время нам помог Сергей Чепиков, знаете такого чемпиона мира? Я обратился к нему, всё рассказал. С его стороны был вал помощи: обеспечил нас бетоном для дома, который мы строили. Бизнесмен Вячеслав Брозовский тоже помогал стройматериалами. Русская медная компания помогла отремонтировать первый этаж. Мы попросили помочь с крышей, а в РМК решили полностью нам сделать второй этаж. Спасибо всем им. Скоро мы построим курятник, помещение для коз, кроликов, чтобы люди при деле были. Мне уже звонят из одного хозяйства. Когда, спрашивают, коз у нас заберешь.

Сейчас мы сотрудничаем с органами власти, социальными службами, с заведующими отделениями больниц. Сколько раз мы зимой в холод забирали людей из больниц на инвалидных колясках, которым некуда идти. Врачей я нисколько в этих ситуациях не виню, в больнице они их держать уже больше не могут. Забираем, оформляем пенсию, инвалидность.

Судьба у моих подопечных, когда они уходят от нас в жизнь, складывается по-разному. Кто-то высылает радостные фото: вот, мол, купил новую машину, всё у меня хорошо. Кто-то снова скатывается, умирает от наркотиков или попадает в тюрьму, потом звонят с зоны, клянчат деньги. Был у нас один парень: бывший детдомовец Леха, а детдомомцы, мне кажется, самая сложная категория бездомных. Этот Леха такой трудный был. Ему тогда чуть больше двадцати было, когда к нам попал. У него была комната, которую ему дали как сироте. Комнату он сдавал, а сам бомжевал. Мы сначала кормили его, потом привели к себе. У нас частный дом был тогда, туалет на улице. Он начал возмущаться, мол, никаких условий, где нормальный туалет? Сейчас другой человек этот Леха, всё нормально у него сложилось. Рабочий человек, а еще занимается с молодежью как волонтер. Скидывает фотографии с разных спортивных праздников.

…Артем достает телефон и показывает фотографию: на ней крепкий мужчина средних лет на пляже.

— Это мой первый помощник в проекте. Подобрали его на Уралмаше на остановке «Веер», бывший опер уголовного розыска, бомжевал уже два года, спивался. Сейчас ведет все финансовые дела приюта. Наградили его поездкой в Сочи, отправили отдохнуть. А помню еще один случай шесть лет назад. Не буду говорить, из какой больницы выкатили человека на коляске. Видимо, тот жил на улице, упал от инсульта, его подобрали, отвезли в больницу, потом выписали. Звонят нам. Приехали, он, бедный, сидит в коляске, мокнет под дождем. Ноги после инсульта отказали. Забрали. Он рассказал о себе: сам из деревни, пил, бродяжничал. Я спрашиваю: что будем делать дальше? Он: «Я готов изменить всё, но я хочу к родным». А ему за полтинник уже. Называет адрес, какая-то деревня в Шалинском районе. У меня древняя «двенашка» тогда была. Приезжаем по адресу. А там дом пустой, заброшенный, трава выше дома. Все, говорит, высаживай. Я понимаю, оставлять нельзя. Требую: говори, где родные живут! Он называет адрес в соседней деревне. Приезжаю: там здоровый мужик выходит, племянником оказался. Объясняю: «Помнишь дядю Валеру? Он оказался в такой ситуации… Примете?» Он: «Примем». Я говорю: «Пообещал, что изменится». Это лет шесть назад было, в начале. Помню до сих пор эту встречу. Этот здоровый парень увидел дядю, тот племянника. Так искренне обрадовались друг другу, обнялись. Надеюсь, что всё классно у них, потому что ни он, ни родные не звонили мне. Раз не обращались, значит, хорошо всё.

До этого мы много раз родственникам пытались вернуть наших бездомных, все напрочь отказывались. Даже в самых трагичных ситуациях. Как-то звонят нам неравнодушные люди: «Парня возьмете?» Его из больницы только выписали, бездомный, молодой, 33 года, немного хромает. Конечно, говорю. А этого слегка хромающего заносят в одеяле. Пока везли его к нам, он сознание терял. Оказывается, у него букет заболеваний, ВИЧ и много чего еще, его умирать к нам отправили. Срочно нашел родных. Не помню, кого именно, но не родителей. Звоню: «Он умирает, возьмете?» Те отказались даже приехать, чтобы повидать напоследок. Я не осуждаю, он наркоман, видимо, много лет родных с ума сводил. Я ведь так же был никому не нужен когда-то по своей вине.

В 2011 году я посчитал, что свою маму видел за 18 лет четыре раза. Я был для них потерян. Когда жизнь изменилась, позвонил маме, нашел ее телефон через родственников. Рассказал ей всё. Она не поверила мне тогда. Мама с сестрой перестали сомневаться во мне, когда приехали на мою свадьбу. Со своей женой Анной я познакомился семь лет назад. Я тогда открывал в приюте женское отделение и искал работу для женщин в клининговой компании. Уборщицами. Позвонил в одну из компаний. Приехала директор Анна. Пообщались. Начали переписываться. Чувствую, влюбляюсь. Думаю, надо остановиться. Она такая красивая, высшее образование, красивая, хорошая машина.

А у меня тогда ни прописки, ни зубов, ни машины, даже прав водительских еще не было. Когда перестал писать, она сама написала: «Куда пропал?» Я позвонил, говорю: «Мимолетных отношений не ищу, я два раза судим, у меня ничего нет. Но есть желание жить. И еще помогаю бездомным и всегда буду это делать». Мы дружили полгода, потом поженились. Анна тоже помогает мне в нашем проекте. Нашему старшему сыну сейчас шесть лет. Младшему три года. Мы путешествуем на машине на море, собираемся купить в ипотеку большой дом. Уже 12 лет я счастливый человек. Хотя есть одно но. Жена сейчас болеет. Я не хочу говорить об этом подробно. Просто верим, что всё будет хорошо. Ведь моя жизнь, остановившись в 14 лет, сейчас только началась заново.

Прочитайте наш репортаж из дома престарелых в Екатеринбурге: истории уральских стариков, от которых отказались родные.

А вот рассказ девушки-волонтера, которая помогает ребятам из детских домов социализироваться в обычной жизни.