«Что такое сон, мы уже не знаем»: екатеринбурженка бросила работу, чтобы искать пропавших людей

Дом — работа — дом, в выходные — шопинг и кино. Многие живут в таком режиме, и это нормально. Но есть люди, которые ухитряются между этими делами искать пропавших людей, кормить брошенных собак, навещать заболевших ребят. Мы решили рассказать вам о волонтерах — екатеринбуржцах, которые тратят силы и свободное время на помощь другим. Сегодня — история Наталии и Николая из поискового отряда «Прорыв».

Ночь накануне нашей встречи они почти не спали — искали сначала 7-летнего мальчика на Уралмаше, потом женщину на ЖБИ. Всех нашли.

— Вчера к нам обратился инспектор ПДН, пропал ребенок, — рассказывает Наталия. — Я написала пост «Внимание, сбор на поиск», тут же люди стали отписываться, звонить, спрашивать, куда подъехать. Пока волонтеры собирались, мы опрашивали папу. Ребенок нашелся, слава богу.

— Где он был?

— Он был в соседнем доме. Папа, видимо, немножко недоговорил. Мальчик пошел мусор выкидывать и решил погулять. Это нормальная ситуация.

Каждый раз, когда потерявшийся человек находится, у Наталии, по ее словам, на глазах появляются слезы.

— Особенно когда по рации громко звучат заветные слова: «Найден, жив!» Улыбка на лице, дрожь в ногах. Охота расцеловать всех присутствующих, а потерявшегося крепко обнять и пожелать долгих лет жизни и больше никогда не теряться.

Создали отряд после поисков Димы Пескова

«Прорыву» еще нет полутора лет. Супруги Наталия и Николай решили создать группу в июле 2017-го. Они четыре дня участвовали в поисках заблудившегося в лесу под Рефтинским Димы Пескова (об этой удивительной истории мы подробно рассказывали), а когда поиски успешно завершились, договорились с друзьями продолжить дело.

— Когда мы создавали отряд, были муж, я и еще два человека, друзья семьи. Я 10 лет проработала в полиции, муж охотник, хорошо ориентируется в лесу. Думали, ну увидим в интернете, что пропал человек, позвоним. А потом о нас стали узнавать. В группе появилось 4600 подписчиков, как-то все стало раскручиваться. Теперь к нам сами обращаются. После каждого поиска поступают заявки на вступление в наши ряды. Еще лекции читаем, обучаем по возможности. У меня остались после полиции навыки, опыт, куда-то же надо это девать? Затянуло сразу после первого поиска, не раздумывая поняла, что это моё.

— В середине ноября мы подбивали статистику, получилось за год 140 с небольшим размещенных ориентировок, — добавляет Николай. — Из них около 100 детей. Но мы не размещаем в открытом доступе «бегунков» (дети, которые постоянно уходят из дома. — Прим. ред.) и если явный криминал.

— Почему решили свой отряд сделать, а не присоединились к существующим?

— У каждого отряда свое отношение к поискам, — отвечает Наталия. — У меня взаимодействие другое с полицией, отношение к волонтерам.

Николай работает начальником отдела технического контроля в фирме по производству металлоконструкций. Говорит, повезло, что руководство относится к его поисковой деятельности с пониманием, поэтому получается совмещать.

У Наталии так не вышло, когда создавался отряд, она работала, но пришлось уйти:

— Я уже год пытаюсь устроиться, но никак не получается. Работала по месяцу, по два, работодатели не выдерживают такого моего режима. Звонят же все мне — и заявки, и полиция, и репортеры. И когда после поисков приезжаешь не выспавшаяся… Конечно, все говорят, вы молодцы, таким делом занимаетесь, но только на словах. Поэтому тяжело, муж один работает. А у нас все за свой счет — бензин, оборудование. После каких-то поисков, бывает, родственники подарят фонарик или рацию, на бензин подкинут. А бывает, что мы не можем выехать, потому что денег на бензин нет, звоним своим, занимаем. Самая большая проблема — транспорт, сменили за год две машины, обе ВАЗ, потому что просто убили их.

Каждый день у Наталии подстраивается под поиски — а они могут быть и ранним утром, и ночью.

— Бывает, что утро начинается в пять вечера, — говорит она. — Бывает, ложимся только утром. Если нет заявок, провожаю мужа на работу, кормлю собак, гуляю с ними, параллельно мониторю наши группы в соцсетях на предмет заявок, комментариев, свидетельств. Обзваниваю больницы насчет поступления неизвестных. Весь день проходит очень сумбурно, телефон постоянно звонит — полиция, СМИ, родственники пропавших интересуются, как идут поиски. Также отрядные моменты с ребятами обсуждаем.

Иногда родственники могут позвонить ей и глубокой ночью — поговорить, поплакать:

— Им тяжело от того, что нет новостей о пропавшем. Разговариваю, успокаиваю, говорю, что все будет хорошо. Человек успокаивается, утром звонит, благодарит за поддержку. Что такое сон, мы уже не знаем. Стараемся поспать при каждом удобном случае. Но это приятные моменты, потому что есть результат недосыпа — найден, жив!

Недосыпают в отряде все. Бывало, после двух-трех суток поисков приезжали на работу и засыпали за столом. А после работы — опять искать. И так — пока не найдут.

Искать потеряшек в лесу легче, чем в городе, говорят ребята. Город страшнее тем, что в нем очень много направлений, и если потерялся ребенок, то произойти с ним может все что угодно. Схема работы такая: заявка поступает Наталье, она сразу едет к родственникам, в это время инфорги обзванивают больницы, рассылают информацию по соцсетям.

— Я в первую очередь собираю краткую справку: сколько лет, как пропал, нуждается ли в медицинской помощи. Мне этого достаточно, чтобы понимать, насколько всё серьезно, насколько оперативно надо реагировать. Когда приезжаем на место, у нас есть более-менее вся информация, вся картина. Грубо говоря, делаем такую же работу, как оперативники.

На месте первым делом поисковики ищут камеры наблюдения, пытаются составить маршрут передвижения потерявшегося.

— Когда Ваню Тюменцева искали, нам очень помогли камеры. Но не все дают доступ к записям. Кто-то только по запросу полиции, кто-то говорит — ждите директора. Я объясняю: ну, ребята, это долго, на улице зима… Частные компании, как правило, идут на контакт, государственные — нет. В основном городской поиск у нас заканчивается хорошо.

Если по камерам отследить путь не удается, отрабатывают свидетельства — волонтеры расклеивают ориентировки по району, ходят с фото по магазинам, остановкам, патрулируют на машинах район, осматривают гаражи, подвалы, люки, подъезды, чердаки.

Кстати, заявку на поиск принимают только после заявления родственников в полицию. И у полиции же поисковики спрашивают, можно ли размещать ориентировки в соцсетях, не повредит ли это расследованию (если дело оказывается криминалом). Важно: заявление о пропаже человека — хоть взрослого, хоть ребенка — полиция обязана принять у родственников сразу же, никакого «правила трех дней» не существует.

— Сколько человек обычно участвует в поисках?

— Основной костяк в отряде, который постоянно приезжает на поиски, — от 10 до 15 человек. Все зависит от времени, от транспорта, — говорит Наталия. — Среднее время реагирования — 2 часа. Мы с мужем сразу стараемся стартовать, а пока еду, всех собираю.

Самые запомнившиеся поиски

— Самый смешной случай есть, — вспоминает Наталия. — Девочка 13 лет в Большом Истоке пропала: ушла в школу и не вернулась. Искать ее приехали волонтеры даже из Челябинска. Семья жила в частном доме возле леса. До 5 утра искали, весь лес прочесали, все заброшки. Мама на истерике. Дома проверяли, спрашиваю? Да. И вот мы сидим в гараже с мамой, прошу — поставьте чайник, пожалуйста, ребята сейчас придут, холодно. Она уходит, возвращается, говорит: «Что-то я не поняла. Рюкзак ее в комнате». Бегом в дом, давай все проверять, открываем шкаф — она в шкафу спит. Оказалось, поздно пришла, увидела, что много машин, испугалась, через соседский забор залезла, зашла в дом, в шкаф спряталась и уснула там, красотка.

Запомнился поиск в Артинском районе. Четверо суток дедуля по лесу гулял, заходил в деревни, спрашивал название «своей» несуществующей деревни, деменция была у него. Все его отправляли куда-то, он шел себе. К нам обратились на третьи сутки только. Ночь искали ребята, под утро нашли следы, а потом и его самого, живого.

Сейчас в отряде есть два медика, кинолог. Когда на поиски приезжают волонтеры, им в группу обязательно дают одного опытного человека из отряда.

— Каких поисков больше — городских или в лесу?

— Зависит от сезона. Весной в основном обострение психических заболеваний — теряются и в городе, и в лесу. Летом стандартно — лес, дети, вода. Осенью — грибники. Зимой чаще город: либо дети-бегунки, либо заблудившиеся дети. Либо отдаленные заявки — человек куда-то уехал, то есть 50 на 50 криминал. Но сейчас, зимой, полегче все равно немножко. Можно снизить обороты и чуть-чуть передохнуть. Хотя в новогодние праздники начнется снова — шашлыки, пьянки, криминал и так далее.

— Как ведут себя родственники, когда делают заявку?

— По-разному. Бывает такое, что требуют — вы обязаны, вы должны приехать. Бывает, так отматерят, что… На эмоциях, всё прекрасно понимаю, — говорит Наталия. — Когда только-только человек пропал, особенно если это ребенок... Психологически это очень тяжело, но у меня огромный опыт в полиции.

В прошлом году после поисков Димы Пескова мы подробно поговорили с координатором «Лизы Алерт» о том, как работает поисковый отряд. А полицейские рассказывали нам, почему дети сбегают из дома и как это предотвратить. И обязательно почитайте инструкцию о том, что делать, если потерялся близкий человек.