«Забивать гениталии на площади — неправильно»: Никас Сафронов — о современном искусстве и харассменте

В галерее «Главный проспект» с 15 мая открывается большая выставка Никаса Сафронова «О чем молчат картины», в которой собрали 150 работ художника.

Часть из них в одном зале, доступном для всех, а во второй зал будут пускать только тех, кому не меньше 18 лет.

На открытии экспозиции мы поговорили с Никасом о недавно присвоенном ему звании народного художника, харассменте и современном искусстве.

— Как вы восприняли новость о том, что вам присвоено звание народного? Это вообще что-то дает?

— Никак. Я даже не подавал никуда заявку. На каком-то этапе они носят чисто статусный характер. Когда ты делаешь выставки, когда открываются школы, когда твои бюсты ставят в училище, которое ты окончил... Когда такая надпись есть, какое-то значение она всё-таки придает.

Но это всё равно не так, как было в советское время, был совершенно другой уровень. Народному давали персональную машину, мастерскую... А сейчас я уже мастерскую купил, живу как живу, зарабатываю деньги, трачу их на близких, на друзей, на людей, которые нуждаются в поддержке, строю храмы.

Всё это для меня вещь очень формальная. Я думал получить народного еще в 90-х годах.

Получил и получил. Выдвигались еще несколько художников, они автоматом прошли, их даже никто не знает. Есть и есть.

— Зато они могут говорить, что получили народного тогда же, когда и Никас Сафронов.

— Многие меня «нянчили» в детстве, многие «рожали» от меня детей.

— Такое чувство, что вокруг вас постоянно крутятся какие-то странные люди. Недавно вы рассказывали, что вас домогалась женщина, портрет которой вы должны были написать.

— Эту историю я рассказал скорее в защиту Лены Прокловой (не так давно рассказала, что до нее домогался известный актер, когда она была подростком. — Прим. ред.), которую я люблю и с которой дружу уже долгие годы. Наверное, для нее это было болезненно.

Конечно, наверное, не совсем правильно и этично рассказывать о таких процессах, но, с другой стороны, есть факт, когда у человека возникают психологические какие-то проблемы, он нуждается в искуплении, но ее жест не все поняли, хотя она не называла фамилии.

И я в поддержку ее случая решил рассказать свой. Я не трогал никаких советских или российских женщин, а вспомнил совершенно давнюю западную историю.

— У нас в стране будто всё еще не умеют откровенно говорить о таких вещах и часто винят именно жертв домогательств и сексуального насилия.

— Наверное, да. И всё-таки женщина более ранимое существо, и она иногда вбирает в себя, а потом долго мучается. Это вообще травма для человека тяжелая, которая остается на всю жизнь. Если человека изнасиловали, он замыкается, ему нужна помощь психиатра, а этого у нас тоже нет.

В Америке у каждого есть психологи, но не у нас. Мы много лишнего вбираем оттуда, а нужно необходимое.

— А у вас есть личный психолог?

— У меня нет, я сам себе психолог. Я оканчивал психологический факультет университета МГУ, так что мне это не нужно.

— Вы к тому же можете выплескивать все эмоции на полотна. А были случаи, когда вы шалили и под слоями краски скрывали какие-то надписи или рисунки, о которых знали только вы?

— Наверное, было в юности, в школе. И ты, как Леонардо, который, как предполагается, завуалировал многие свои работы.

Были такие шутки — переворачиваешь, и только тогда видно, что на самом деле изображено.

Я вообще экспериментатор. Многие боятся потерять свой стиль, почерк, а я меняю стили — ездил в Китай изучать их акварели, работа в театре, иконопись... Я понимаю, что этот портрет не может писаться так же, как тот. Клинт Иствуд и Моника Белуччи пишутся совершенно по-разному.

— А из известных уральцев писали чьи-то портреты?

— Наверное, да. Просто надо вспомнить, кто из них уралец. Ельцина, например, точно писал в 98-м году.

— Портрет — это самый ответственный жанр?

— Можно, как Уорхол, взять фотографию и раскрасить. Или сегодня есть технологии, рисуют каких-то в компьютере зайчиков, потом это уничтожают, — и это стоит каких-то сумасшедших денег. Хёрст акул режет... и в формалине. Кошмар! Это всё от лукавого.

В искусстве всё-таки нужно добавлять к тому, что сделали предшественники, улучшая это: например, твой отец был ювелир, достиг 60–80 граней обработки алмаза, ты делаешь 180, твой сын — 220...

А когда человек не изощряется, а просто берет топор и рубит рояль, считая, что он музыкант, а второй забивает себе гениталии на Красной площади или зашивает рот и называет художником, — это неправильно.

Можно экспериментировать в технике, но если ты не знаешь графичности и перспективы, то ты не сделаешь и другого тоже. А кто-то считает, что это необязательно, просто нужно пиарить себя.

— То есть вы за классический подход? А уличное искусство при этом вы считаете искусством?

— Это искусство, если это делают профессионалы. Бэнкси, Покрас...

Хорошо и плохо всегда видно. Если у человека гнилые или кривые зубы — это плохо, но и ставить белые виниры — это пошло. Так что кто-то это делает, а кому-то нравится.

Но я сторонник того, что пусть зубы будут не такие белые, зато свои. Я за естественность во всем.