«Если бы всё было классно, я бы с великим счастьем не ходил на пикеты»: группа OQJAV — о музыке и протестах

Одним из хедлайнеров прощального «Старого нового рока» стала группа OQJAV — трио из Москвы с уральскими корнями. Недавно их песня «Взрослые» вошла в топ композиций, изменивших десятилетие, по версии Apple Music. И именно ее музыканты символично сыграли последней в своем сет-листе, закрывающем выступления на одной из сцен фестиваля.

Перед началом «Старого нового рока» мы пообщались с Вадиком Королёвым, Дмитрием Шугайкиным и Ярославом Тимофеевым о современной музыке, политике, фестивальной жизни и красивых уходах.

— Между пермяками и екатеринбуржцами существует такая негласная борьба, чья и откуда группа OQJAV — из Перми или Екатеринбурга? Вы как ответите на этот вопрос?

Вадик Королев: — Сейчас это особенно смешно. Дело в том, что я из Перми, а Катя с Данилом [которые входили в первый состав группы] из Екатеринбурга. Но Катя родилась в Екатеринбурге, Данил, по-моему, в Питере, а мы втроем познакомились в Москве. Так что это всё суперотносительно. На первом этапе корнями это была уральская группа, а сейчас — Дима из Москвы, Слава из Великого Новгорода. Так что мы просто российская группа. Это же неважно!

— Ты сейчас ощущаешь какую-то связь с Уралом?

В. К.: — Ощущаю. Хотя я очень давно переехал, я уже 11 лет в Москве и полностью считаю ее домом. Но в Пермь иногда тянет: к друзьям, за грибами сходить…

Ярослав Тимофеев: — Можно я как сторонний наблюдатель скажу, в чем осталась связь с Уралом? Кроме Москвы и Петербурга у нас получаются более удачные и эмоционально заряженные концерты здесь — в Екатеринбурге и Перми. Конечно, из-за публики. Для меня, например, лучший концерт из всех моих «окуджавских» был здесь, в Ельцин-центре, в апреле 2018 года. И Екатеринбург, и Пермь — какие-то самые «окуджавские» города. Люди громче поют, больше знают.

— Вообще, этот тренд, что всем надо срочно переехать в Москву, чтобы чего-то добиться, сейчас уже постепенно уходит. Конечно, многие до сих пор это делают. Но те же «Курара», «Сансара», «Чайф» спокойно живут здесь и достигают своих высот…

В. К.: — Это вопрос только удобства. Города по своей сути не особо различаются. Просто здесь [в Екатеринбурге] меньше людей, меньше площадок — как концертных, так и тех, которые связаны с развитием: радио и так далее. Там [в Москве] действительно проще. Вышел из дома и споткнулся о какого-нибудь художника. Всё просто сосредотачивается там. И так как все об этом знают, то и переезжают туда. Но, наверное, это тоже необязательно, можно как-то иначе.

— А есть какое-то различие между коренными москвичами и теми, кто переехал из других городов? В плане возможностей и быстроты достижения каких-то целей?

Дмитрий Шугайкин: — Мы [коренные москвичи] ленивее, потому что нам не надо ничего делать. Ты и так в Москве, ты там родился, тебе не с чем её сравнить. А я, кстати, не знаю москвичей, кроме себя. То есть, естественно, помню школьных друзей. Но те, с кем я сейчас общаюсь, это не москвичи. В Москве вообще почти нет москвичей, ну или они прячутся где-то.

Я. Т.: — Это правда, что москвичам гораздо труднее чего-то добиться, чем приезжим, потому что у них нет этого драйва: приехать, покорить, отвоевать. У них изначально материальный уровень жизни выше, есть какое-то ощущение спокойствия, нет такого, что нужно куда-то вырваться, преодолеть себя, вытянуть себя за уши из болота и так далее. Плюс они отличаются тем, что они более «породистые», аристократичные.

— Мне кажется, гопников московских тоже хватает?

Я. Т.: — Нет, уже давно нет никого. Они все перестреляли друг друга, остались только аристократы!

— Давайте про музыку. Сейчас, для того чтобы куда-то взлететь, не нужно прилагать огромных усилий, пробиваться на радио и делать ещё что-то. Просто записал песню, выложил в соцсети, тебя заметили, или ты грамотно продвинулся — и всё. Как вам кажется, из-за того что музыки стало такое огромное количество, не теряется ли её ценность?

Я. Т.: — Мне кажется, что всё сбалансированно. Когда где-то что-то улучшается, то вторая чаша весов этот баланс сразу же исправляет. Например, раньше не очень талантливый человек или тот, кому чего-то не хватает, мог жаловаться на недоступность институтов, говорить: «Вот меня просто не берут на радио».

— Но в этом всё-таки есть какая-то доля случайности: кому-то просто повезло.

Я. Т.: — Доля есть, да. Но всё же среди тех, кто вырвался из интернета в последние 2–3 года, мне большинство очень нравится.

— Кто, например?

Я. Т.: — Монеточка, Face, Тима Белорусских. Прекрасные артисты!

— Существует мнение: чтобы из всей этой огромной толпы музыкантов выделиться, надо или изначально быть странным, необычным, не таким, как все, или делать что-то провокационное. Когда вы создаете свою музыку, держите это в голове? Зайдёт — не зайдёт, как отреагируют.

Д. Ш.: — Если говорить с математической точки зрения, то в какой-то степени неважно, насколько ты талантливый. Важнее то, насколько ты усидчивый. Если четыре года поступательно долбить в одну точку, то рано или поздно это сработает. У кого-то просто это с первого раза получается, у кого-то с десятого, у кого-то с сотого. Мы не думаем, зайдет или нет, а долбим в свою точку. Делаем это чуть медленнее, чем должно быть, чтобы сработала математика и законы теории хаоса, но мы ни о чём таком [зайдёт или не зайдёт] не думаем, просто делаем.

Я. Т.: — Вы сказали, что нужно быть изначально странным или провокационным. Так вот в нас этой странности природной и так перебор…

В. К.: — Но я вот, наоборот, ничего странного в нас как раз не ощущаю. К стремлению к странности и быть не таким, как все, отношусь критически. И вообще к самопозиционированию. Это всё ерунда. Если ты действительно странный или особенный и тебе так нормально — ну и классно, таким и будь. Но что-то раздувать из этого и специально делать что-то странное — это странно.

— Есть ли кто-то из современных исполнителей, с кем бы вы хотели сделать совместный проект?

В. К.: — Как захотим, обязательно сделаем. Это же не что-то из ряда вон недостижимое. Тут дело в материале. Если есть материал, который группа как-то представляет себе, но понимает, что с кем-то извне этот материал будет круче, то тогда надо обязательно к этому исполнителю идти, вне зависимости от его масштаба.

— Вы же сейчас занимаетесь мюзиклом? Можете рассказать, что это будет?

Я. Т: — Да, это мюзикл про женщин. Про всех. Знак бесконечности напоминает восьмерку, поэтому мюзикл называется «Восемь женщин». Есть фильм Франсуа Озона по этой же пьесе. Мы втроем сочиняем песни про женщин и от лица женщин, уже записываем демки.

— Сложно?

В. К.: — Опыт интересный. Он первый для нас. Раньше мы всё время работали со своим материалом, а здесь надо было погрузиться в чужую шкуру, да и не просто шкуру, а придуманную шкуру. Это даже не то, что ты пишешь какому-то артисту песню на заказ, тогда ты всё равно представляешь, как он выглядит, какие у него сильные и слабые стороны… А здесь какие-то восемь абстрактных персонажей. Мы даже не видели фотографии актрис. Интересно! И еще интересны сроки, здесь ты не имеешь никакой возможности их запороть — ни финансовой, ни в плане ответственности перед людьми. Задача интересная и, скорее даже, азартная. Я не знаю, где тут грань между искусством и ремесленничеством, потому что это, так или иначе, прикладная история. Эти песни не то, о чем ты думаешь.

Я. Т.: — Кстати, у нас впервые так, что сначала полностью появилась музыка, а потом текст. Это тоже во многом связано с прикладным характером. Здесь ты как будто больше занимаешься акробатикой, и это прекрасно. В любом виде искусства акробатика и техника суперважны.

— В этом году в Москве проходило множество протестов, и Вадик активно принимал в них участие, ходил на пикеты и так далее. Но в творчество ты эти свои идеи, мысли и переживания не несешь. Почему?

В. К.: — Да, абсолютно не несу. Это моя гражданская позиция, но проект OQJAV абсолютно с этим связан быть не может. Песни я продолжаю писать о том, что меня действительно волнует. Но я не очень представляю, как можно написать песню с политическим окрасом. Я бы сказал, что у меня этот мускул не развит. Если бы всё вокруг было классно и меня бы ничего не возмущало, я бы с великим счастьем не ходил ни на какие пикеты. Но возмущение есть, и я возмущаюсь. А с группой это совершенно никак не связано. Более того, между собой мы даже не обсуждаем эти вопросы. Гражданская позиция у всех может быть разной, но на коллектив это не должно влиять никоим образом.

— Летом был большой скандал с фестивалем «Шашлык Live» [который был организован в одно время с протестной акцией, чтобы отвлечь людей]. У вас есть какие-то четкие границы, где и с кем на сцене вы выступаете, а где и с кем никогда не выйдете?

В. К.: — У нас нет таких границ заранее, но мы слышим и уважаем мнение друг друга. Даже если один из нас с чем-то не согласен, то группа просто не выступает, вот и всё.

Я. Т.: — Мы принимаем решение каждый раз, исходя из контекста. У участников группы есть политические убеждения, у группы — нет, потому что музыка OQJAV про другое, и было бы странно тянуть ее за уши в какую-то реальность, которую нам навязали.

— Фестиваль «Старый новый рок» в этом году проходит в последний раз. Как вы считаете, насколько такие изначально локальные и узконаправленные фестивали сейчас важны и нужны?

Д. Ш.: — Мне кажется, нужно разделять локальные и узконаправленные фестивали. «Старый новый рок» был изначально про рок, но, судя по лайн-апу, сейчас он совсем не про рок. Даже судя по нам. И та же «Дикая мята» изначально была про фолк, но сейчас совсем нет. Как и «Усадьба Jazz», которая давно не про джаз. И клёво, что фестивали растут с точки зрения музыкального разнообразия. Больше аудитории сможет прийти и этот праздник вкусить.

А по поводу локальных — на самом деле за последние три года немосковские фестивали очень сильно выросли. С московскими всё давно понятно, они на каком-то одном уровне держатся, там только периодически лайн-апы хуже или лучше становятся. А локальных фестивалей в регионах становится всё больше и больше, и это классно. Да и мы сами больше выступаем на региональных фестивалях.

В. К.: — А помните, как на «Пикнике Афиши» металлисты выступали? Если раньше, году в 2012-м, там были какие-то хипстогруппы, то сейчас можно прийти на фестиваль и реальных металлистов увидеть. Ну где ты еще их увидишь, ты же не пойдешь на какой-то концерт металлистов, ты что, дурак, что ли? А рядом — рэперы. Всё перемешивается, и это круто.

Я. Т.: — Много чего закрывается всегда, но классно, когда это происходит вот так, как сейчас со «Старым новым роком». Не посреди года, когда очередной фестиваль прошел, как рядовой, а потом — хоп, и всё закрылось, следующего не будет. А когда он прощальный и проводится с добрым чувством, то это очень хороший уход.

Большой фоторепортаж с прощального «Старого нового рока» можете посмотреть здесь. А ещё на фестивале мы собрали истории тех, кто посещал его в предыдущие 20 лет. Весь фестиваль мы показывали в прямом эфире (запись доступна по ссылке).