Бывший главный архитектор Екатеринбурга: "Мы совершили ошибку, когда на берегу Исети стали строить жильё"

Михаил Вяткин занимал пост главного архитектора Екатеринбурга (то есть начальника департамента архитектуры и градостроительства) с 1996 года. Немного не дослужив до двадцатилетнего юбилея в должности, 1 июля 2014 года он ушёл в отставку. Во время его работы были построены "Гринвич" и "Академический", Храм на Крови и "Высоцкий", его решения во многом определили то, как выглядит сейчас наш город. Об ошибках и достижениях в развитии Екатеринбурга Михаил Борисович рассказал в откровенном интервью порталу Е1.RU.

– Михаил Борисович, вы, наверное, уже все свои вещи с рабочего места забрали или ещё нет?

– Отсюда – нет: я ещё не разбирал шкафы.

– А давайте пройдём туда. Вот это всё ваше добро, нажитое за неполные 20 лет?

Дверца шкафа приоткрывается – на полках книги, стоящие или лежащие стопочками, а перед ними и пяти сантиметров свободно места не увидишь – настоящий парад сувенирной продукции: фарфор, пластик и камень, здания, часы, статуэтки, игрушки, от строгих до мультяшных.

– Самое интересное добро у меня – это книги. Я часть уже увёз, но вот это всё, видите, – книги по искусству, по архитектуре, которые, так сказать, мне дарили в разные годы. Я часть, конечно, оставлю здесь, потому что у меня такие есть и в собственной библиотеке, но некоторые заберу обязательно. А эти вещи, которые здесь выставлены – это различные сувениры – они, скорее всего, останутся здесь. Вот видите – Храм на Крови, даже несколько его вариантов, наши уральские камни…

– А бронзового Путина вам кто подарил?

– Я сейчас даже не помню, столько всего дарили… ну, стоит бронзовый Путин, а там – Георгий Победоносец, а здесь – правительственные телеграммы-поздравления, от губернатора. А привезённый из Чикаго вид города – когда мы туда ездили, мне его подарил мэр этого города, и эту фотографию я, конечно, заберу с собой. Довелось мне побывать вот на этой башне, самой высокой в Чикаго.

– У вас были мысли сделать Екатеринбург похожим на Чикаго?

– Это было бы здорово. Ведь Чикаго считается меккой архитектуры Соединённых Штатов Америки. Да, там много высотных зданий. И меня ругают, что у нас появилось много высотных зданий... Но это же не портит вид Чикаго, город узнаваем, все здания здесь очень интересны, и мне бы хотелось, чтобы и наши высотки были похожи на этот стиль – когда здание имеет начало и завершение, не является геометрической фигурой, стеклянной и одинаковой сверху донизу, без начала и конца. О "завершении" здания я всегда говорил нашим архитекторам, которые приносили проекты высотных зданий.

– А вот этот "талмуд", "Земля и закон" – он для чего был нужен?

– Наше управление занималось не только архитектурой и градостроительством, мы занимались и регулированием земельных отношений. Это были такие годы – знаете сами… Тогда не действовал ещё ни Градостроительный кодекс, не было Земельного кодекса. Приходилось писать все законы самим. Мы их, конечно, готовили, глава их утверждал, их выносили на Думу, и мы руководствовались этими положениями, поскольку общероссийских не было. Потом они стали появляться: мы с удовольствием их изучали, и, собственно, это была наша настольная книга – вышло интересное издание, "Земля и закон". В нем были собраны все эти документы – чтобы не рыться в разных кодексах, законах, еще каких-то документах, которых было множество. Сейчас же всё более или менее установилось, есть Земельный, Градостроительный, Лесной, Водный кодексы, так что уже понятно, каким путём идти. А здесь, например, есть комментарии. Они хранятся, но я ими уже практически не пользуюсь. Кроме того, часть вопросов сегодня уже передана в другие управления. Вы знаете, что Земельный комитет когда-то был в составе Главархитектуры, сейчас это самостоятельное подразделение. Многие вопросы уже решаются там.

Над креслом Михаила Вяткина – большая панорама центра Екатеринбурга.

– Видно, что уже не совсем актуальная фотография.

– Да. Я всем об этом рассказываю. У меня в этом кабинете иногда бывает Аркадий Михайлович Чернецкий, он у нас до сих пор член Градсовета, мы с ним часто встречаемся и обсуждаем вопросы застройки Екатеринбурга. И вы знаете, он не то что образован в данной сфере... он как-то изначально понимает архитектуру. У него нет специального образования, но тем не менее все архитекторы, которые его знают, очень высоко ценят его мнение. Он умеет правильно "сконцентрировать" суждения и отметить самое важное: он – профессионал наравне с нами. Он, бывая здесь, видел эту картину, и однажды сказал: "Сделай мне такую же". Мы: "Так она уже устарела…" Ну, в этом году мы попросили фотографа, который этим занимался, "вмонтировать" те куски, которые изменились. Появился такой экземпляр, который сейчас подарен Аркадию Михайловичу на день рождения. И то когда мы его дарили, он сказал: "А вот здесь уже не так..." Пока делали фото – город строился.

– А не проще было переснять?

– Ну, здесь не обычный, а более сложный снимок, панорамный.

– На панораме, как минимум, мукомольного завода уже нет, Исеть уже в другом виде…

– Этот снимок мы готовили на "Зодчество" – это самые крупные фестивали архитектуры и градостроительства. Они международные, проводятся ежегодно в Москве, организует его Союз архитекторов – это наш главный "смотр". На этих фестивалях вручается премия "Хрустальный Дедал" за уже построенные объекты, отмеченные международным жюри. Награждаются как работы отдельных архитекторов, так и города, регионы – в разных номинациях. С 2005 года начали участвовать и мы (область ни разу не выставлялась, а мы приезжаем). Раньше города и области оценивались отдельно: на нашем счету есть и первый приз среди городов. Потом регионы и муниципалитеты объединили в одну номинацию. И вот на какой-то из фестивалей мы сделали для Екатеринбурга квадратный павильон, – и весь этот вид сделали одной большой фотографией. К нам приходили и спрашивали: а на самом деле как в Екатеринбурге? Мы говорили: это он и есть. Нам отвечали – да не может быть! Так мы никого и не убедили, даже когда пришло жюри. В тот год нас отметили, но не золотым дипломом.

Подходим к стене, на которой висит несколько разнообразных дипломов в скромных рамках.

– Достижения Екатеринбурга. 2004 год, 2007, 2012, 2013 – последний… Наши три диплома с "Зодчества", а эти дипломы дали мне как главному архитектору. А вот этот (Михаил Борисович показывает на самый верхний – прим.ред.) мы получили в 2006 году за проект, в котором участвовала и мастерская генплана, и французы – Жан Пистр, ну и я в том числе. За проект Академического.

– А вот эта карта позади? – спрашиваем о старинном документе под стеклом, похожей и непохожей на современный городской Генплан.

– Это подаренная нам карта, 1925–1937 годы… На самом деле мы издали целую книгу об истории генеральных планов, делали соответствующую выставку, и даже на "Зодчество" ездили с этой ретроспективой Екатеринбурга-Свердловска-и снова Екатеринбурга. Мы показали нашу историю и ещё три строительных проекта, которые считаем самыми значимыми у нас в городе: Академический, Солнечный, Медный. У каждого из них своя специфика освоения территории. Хотя, возможно, по сравнению со многими, в этот год экспозиция у нас не была такой яркой, но комиссия, когда я рассказывал о том, почему мы выставили эти проекты, нас оценила.

– А вот это тоже Чикаго? – спрашиваем мы про ещё одно изображение небоскрёба, чёрно-белое, на фоне облаков.

– Нет, это Нью-Йорк, один из первых небоскрёбов, который был построен даже раньше "Эмпайр Стейт Билдинг", но это здание сгорело. У него, кстати, тоже есть "завершение", не просто взяли, обрубили, как сейчас наблюдается у некоторых архитекторов.

– Вот здесь, например?

Сразу смотрим в окно – за домами возвышается цилиндрическая высотка.

– Да, тут такая труба будет, фактически до самого конца. Это не наш архитектор, немецкий… Но это здание интересно по качеству материалов, по самому принципу: сделали немного необычное смещение – видите, какие "зубчики" получаются неровные? Однако завершения оно, я считаю, не получило. Но автор тут в своей воле.

– Ну, это то, что вы чаще всего видите из окна... Не печалит, что над площадью должен вырасти ещё один небоскрёб?

– Знаете, я не боюсь небоскрёбов, считаю, что настало новое время в строительстве развивающихся городов, если это не город – объект культурного наследия в целом, каких много в Европе – Прага, например, или у нас Санкт-Петербург. Конечно, туда нельзя внедряться. А в таких городах, которые так и не стали "целыми" объектами культурного наследия, где есть места для застройки, запрещать высотное строительство нельзя, нужно, чтобы оно органично соединялось с городом. Вот здесь прослеживается чёткая линия нашего центра – мы его долго сохраняли, эту территорию между Челюскинцев и Ленина – её хранил и Геннадий Иванович Белянкин (главный архитектор Екатеринбурга, работавший в этой должности с 1973 до 1996 года – прим.ред.), и Борис Николаевич Ельцин, будучи руководителем… Слава богу, что её не застроили пятиэтажными жилыми домами. Была такая идея, чтобы её так застроить, как Посадскую. Но оставить её как исторический центр тоже нельзя: там собственно памятников – объектов культурного наследия – немного, три или четыре.

Сегодня есть проект, который сделан французскими архитекторами, мы туда тоже добавляли объекты – Пистр спроектировал комплекс, в который входят башня "Исеть", башня "Урал", башня "Татищев", башня "Де Геннин", и если это всё вырастет, то это будет такой мини-Чикаго в центре Екатеринбурга. Я думаю, что это не "задавит" город – должно быть место. И я не говорю, что мы должны, как американцы, даунтаун создать. У нас город более, как бы это выразиться, застроенный на всём его протяжении, нет каких-то таких мест, где вот стоят высотные здания – а вот уже всё, пошли низкоэтажные. Нет, Екатеринбург весь застраивается сегодня, но пришло время выйти на другой уровень.

– Единственное – и это надо тоже осмыслить – высотные здания создают новый уровень, новый "срез" архитектуры, и часто ты совершенно не ожидаешь того эффекта, который получишь, потому что просто смотришь на проект здания, и он может быть красивым, вроде бы даже и "точки" проверишь… Но тут оно вырастает, и происходят какие-то наложения. Вот знаменитое здание УГМК, комплекс на Тургенева-Первомайской – оно не такое уж высотное, мы его смотрели со всех сторон – как оно встаёт, смотрели и через Исеть, как оно будет выглядеть с другого берега. И вроде получалось хорошо. А оказалось, что, когда едешь по Свердлова – бах! – и Вознесенская церковь уже на фоне этого здания.

– И всё, теперь говорят: какая градостроительная ошибка, вы всё испортили, мы церковь потеряли! – продолжает Михаил Вяткин. – Да, есть такой ракурс. Ну вот не ожидали, понимаете? Это достаточно сложно. Москва пыталась делать такой план высотного строительства – они рассуждают, что, мол, по периметру наставим такие большие здания – но пока эффекта от него я в Москве не заметил. Где-то попадёшь, где-то не попадёшь. У нас стоит "Высоцкий" – один – хорошее здание, добротное, нашими архитекторами запроектированное, первое высотное здание, мы им гордимся, – но в градостроительном плане оно стоит как-то одиноко. Как на Монпарнасе в Париже стоит одно высотное здание – все говорят, вот, этот член встал там, всё портит, – так и у нас "Высоцкий" пока один. Его надо поддерживать. Поэтому мы пытаемся сейчас гостиницу "Рэдиссон", которую "Атомстройкомплекс" запроектировал, "подтянуть" – чтобы хотя бы два таких здания рядом ещё появилось, и тогда образуется группа. Дома могут быть чуть ниже, на разных уровнях: вокруг доминанты образуется своя композиция. В этом и задача.

Благодарим за экскурсию и пересаживаемся за переговорный стол, над которым размещено огромное полотно Генплана.

– Когда я пришёл сюда, генпланы таких городов, как наш, разрабатывались в Ленинграде и в Москве, – рассказывает Михаил Борисович. – Мы рискнули делать Генплан своими силами. Считали, что всё-таки надо самим. Во время перестройки крупные институты как раз начали рассыпаться. Мы подумали: а зачем мы это москвичам отдадим, мы не хуже их знаем свой город. Для этого нужно было создать соответствующую структуру. У нас этим занимался только институт "Уралгражданпроект", который делал проекты для областных городов. Мы создали свою мастерскую генерального плана, которая и занялась разработкой.

Генплан составляется на 25 лет. Это не значит, что мастерская из 30 человек сделала все – нет, она была координатором, основным разработчиком градостроительных идей, а на субподряде работал и "Водоканал", и кого только не было, даже московские институты – это был труд, большой труд многих коллективов под руководством мастерской Генплана. Конечно, с участием структурных подразделений администрации. Нам было виднее и понятнее, как развивать город. Этот Генплан явился, так сказать, итогом. Кстати, достаточно оперативно мы его разработали – где-то за 2 года, с 2002 по 2004 год. Прошли публичные слушания, его утвердили – и мы за него получили премию Татищева и Де Геннина. Мы – то есть мастерская Генплана, я и авторский коллектив.

– И мы его соблюдаем?

– Это стратегический документ, по которому развивается город. Однако времена меняются очень быстро, меняется ситуация в стране, и сегодня мы говорим – ну, может быть, я говорю, – о том, что от 25-летних генпланов отступать практически нельзя. Раньше к этому относились как-то легко: подумаешь, генплан! Немножко туда – немножко сюда.

Но сейчас законодательство не позволяет этого сделать. И если сначала, когда только разработали Генплан, мы ещё двигались, то сейчас уже вмешиваются суды, начиная от общей юрисдикции до арбитражных, а также Уставной суд, – и поправляют в соответствии с Генпланом. Он немного устарел? Корректируйте! Но каждый раз корректировать план нельзя. Поэтому уже нужен новый документ градостроительного, стратегического назначения, который бы позволял решать вот эти меняющиеся вопросы. Например, когда разрабатывался план, не стоял так остро вопрос по частным землям. Мы подумали тогда, "нарисовали" жильё – значит, будем осваивать. А что оказалось: весь Северный Шарташ – это земли УГМК, но они не думают их застраивать. И всё, можно поставить крест на этом месте.

Или Истокский район: тут вообще не предполагалось никакой застройки, но землепользователи хотят осваивать участки. И кругом такие коллизии. Как из них выходить – мы решали, находили-обходили эти пути, шли навстречу в какой-то степени заказчикам, потому что понимали, что нельзя твердолобо стоять на своём – нет, тут ничего нет, мы будем там строить, а там никто не собирается… Козицыну и предлагали, и проекты делали, а он ждёт, время ещё не вышло. Инструмента забрать земли обратно нет. Мы говорим о том, что наших "латифундистов" надо как-то наказывать, но закон пока не предполагает "экспроприации" земель в обратную сторону. Генплан сейчас, в общем-то, действует, мы работаем по нему, но повторю – многое меняется. Вот ЕКАД на Генплане. Но нам говорят: тут далеко, тут нужно многое сносить, сады не убрать, давайте пройдём напрямую, по Попову Логу, укоротим? Сейчас такое предложение прорабатывается. Это в принципе возможно – в самом первом Генплане через Попов Лог дороги шли. Но сегодня там тоже сады, частная собственность, нужны публичные слушания – вы сами понимаете, как это всё долго.

– Да, конфликтные истории там есть, о некоторых мы знаем… Но давайте продолжим про застройку Екатеринбурга. Из тех зданий, которые у нас построены в последние 20 лет, какое вы лично считаете самым лучшим или красивым?

– Я… не хотел бы отвечать на этот вопрос, мне нравятся все здания. Есть хуже, есть лучше, и я принимал в их судьбе участие. Приходилось согласовывать эти проекты, значит, решение по ним я уже принял. Но я хочу сказать: эти здания не плод моего труда, это плод труда архитекторов, я лишь соучаствовал в координации работ, выдаче заданий-согласований, но всё равно общую идею решал архитектор. Не берусь судить, что кто-то, мол, сделал плохое здание, а я его утвердил. Если говорить об общих тенденциях, то меня настораживает обилие стекла: я бы всё-таки хотел, чтобы было больше наших материалов. Но мне нравился проект Михаила Борисовича Мотина (он умер недавно), проект застройки жилого комплекса около "Космоса". Он тоже получил премию Де Геннина. И вроде бы там простое решение домов – они, помните, полукруглые, – но они очень хорошо вписались в эту градостроительную ситуацию.

Ещё назову работы архитектора Демидова – бизнес-центр "Саммит", допустим, расположенный у Цирка. Здание тоже достаточно простое, и для мировой архитектуры в нём ничего необычного нет, но у нас оно встало хорошо и играет свою роль. Понимаете, архитектура всегда несколько неожиданна: можно считать, что проект плохой, а потом оказывается, что это не так. Пример – жилая застройка компании "ВИЗ-Правобережный" на Татищева, они там строили рядом с Токарей этот комплекс между стадионами… – Почему так всё плохо, всё просто? – спрашивали мы. – Одна штукатурка, давайте что-нибудь поинтереснее, деталей нет, хотя есть объём – может быть, по пластике ещё поиграть?.. Но вот этот комплекс встал, мы с проспекта Ленина его видим, он смотрится прекрасно, воздушно. Может, там и не стоило делать резких архитектурных "новелл".

– А существует сейчас инструментарий, чтобы внешний облик зданий кто-то мог хоть как-то регулировать? Например, проект УГМК "Мулен Руж" вместо мукомольного завода – он был выдержан в достаточно классическом стиле, но землю уже выкупили, и там будет другой проект, который, насколько мы помним, чуть ли не называется "скворечник". И на него, в принципе, похож, такая пёстрая "модерновая" многоэтажка. Градсовет эти проекты не одобрил.

– Если говорить честно, сегодня такого инструментария пока нет. Благо, у нас был Градостроительный совет, который эту функцию выполнял, но по факту это лишь совещательный орган при главном архитекторе города. Тот, когда сомневается в принятии того или иного решения, может созвать его, посоветоваться с коллегами. Может быть, мы слегка подняли его значение. Тот проект, о котором вы говорите – мы его посмотрели и отклонили – все архитекторы высказались против. Нельзя так подходить к объектам культурного наследия, каким является старая мельница. Она интересная и самобытная, это украшение города, её нужно восстановить, и, может, сделать зданием иного функционального назначения, даже жилым домом, если её правильно восстановить. Можно было сделать очень хорошие дорогие квартиры в историческом здании, и они бы разошлись. Но у застройщика другие мысли, он хочет "метраж", "дешевле", "больше"… Вот поэтому мы пока это отклонили – не думаю, что когда-нибудь согласимся, и ему придётся уменьшать объёмы.

Но если вернуться к УГМК и снова вспомнить о таких вещах, как ошибки, надо сказать, что не только мы, но и предыдущее руководство Главархитектуры совершило ошибку, когда на берегу Исети, начиная от Макаровского моста до стадиона Динамо, стало появляться жильё. Мы построили один жилой комплекс и сейчас будем делать другие. Но это "золотое" место для города, нельзя его использовать под жильё. Нужно было тут решать вопросы по-другому. Сейчас УГМК всё снесёт, будет ещё один заурядный или элитный комплекс, но на берегу, в самом центральном месте города. Или когда мы ДИВС там посадили… хорошо, ДИВС сам "сел", зато тренировочный зал "сел" на то место, где должен был мост выйти, – с той стороны, от Екатеринбург-Сити. Мы перекрыли эту связь, а ведь можно было найти куда более интересное градостроительное решение. Но, к сожалению, получилось так – это в какой-то степени и моя ошибка.

– Кстати, об ошибках. Нам, как журналистам, льстит, что вы готовы говорить о них – маленьких, побольше, о Вознесенской церкви и застройке набережной… А какие ещё были?

– (Смеется) Тогда я больше говорить об ошибках не буду.

– Мы сами на эту тему выведем. Вопрос по поводу точечной застройки. Сейчас о ней говорят поменьше, но в бытность Аркадия Михайловича обсуждали часто.

– Это наименование пошло с лёгкой руки нашего руководства из правительства Российской Федерации.

– Пример: в том районе, где мы сейчас обитаем, – улицы Шевелёва, например, где тоже центр города, – но там настолько безобразные дома поставлены…

– "Адмиральский"?

– "Адмиральский" ещё куда ни шло. Я про начало Шевелёва: там какие-то дома недостроенные, некрасивые, видно, что они туда искусственно "вставлены" были. Вот это как раз то, что называют точечной застройкой. Всё-таки скажите, можно или нет заставить сейчас застройщика проектировать приличные жилые дома?

– Ну, давайте вернёмся к этому. Такого инструмента нет. Мы работали по старинке – Геннадий Иванович Белянкин в большей степени, я в меньшей, потому что старался всё-таки дать архитекторам право творчества, не довлел над ними, не требовал изменить "вот так и вот так", потому что это лишь моё субъективное мнение. Я мог только подсказать (разве что явные ошибки в проектах были, которые надо, никуда не денешься, исправлять). Профессионалам зато можно не подсказывать – поговорить только с ними дружески, как и что.

Так повелось, что нужно обязательное согласование с главархитектором, и так продолжалось, пока не приняли новый Градостроительный кодекс 2004 года. Он решил многие вопросы. Но согласование отдельных фасадов зданий мы продолжали решать по-старому. Потому что в новом кодексе вообще об архитектуре немного сказано – там идёт речь о градорегулировании, и перед человеком, который возглавляет департамент, ставятся совершенно другие задачи: Генеральный план, документы территориального планирования, градостроительного зонирования, проекты планировок – всё, что касается Генплана в большей или меньшей степени. О зданиях ничего не сказано, там нет никаких требований по согласованию.

Знаете, в 2008 году Минсоцразвития выпустило единый квалификационный справочник профессий, в том числе архитекторов. Но главных архитекторов города или области там просто нет. Есть главный градостроитель субъекта федерации или муниципалитета, и там прописаны требования, кем он должен быть – профессионалом в области градостроительства. В общем, кодекс ушёл от этих вопросов, но мы продолжали согласовывать внешний вид зданий. А сейчас наступила эпоха, когда говорят: ну так все муниципальные услуги должны быть описаны, их нужно утвердить, вывесить, чтобы каждый знал, что ему делать. Но каждая муниципальная услуга основывается на некоем законодательстве, если оно прописано. А если нет? И вот я опасаюсь, что сейчас, особенно, может быть, после моего ухода, появится вакуум, никто ничего не будет согласовывать. Вроде как архитекторам всё дозволено.

– И мы говорим про все здания – жилые, деловые, административные?

– Про все. Экспертиза рассматривает лишь технические вопросы. Вопросы архитектуры нигде не прописаны. Закон об архитектурной деятельности, принятый ещё во время Бориса Николаевича Ельцина, безнадёжно устарел, его собираются поправить, но никак не поправят. Везде сказано, что чиновники не должны вмешиваться в творческий процесс! Возникает вопрос, как его регулировать. Я видел – и говорил, – что нужно создать некий градостроительный совет, – общественный, необщественный, – но совет из профессионалов. Создать его нужно не просто при главном архитекторе, а при главе администрации. Может быть, он должен быть выборным, а не назначенным по принципу "будешь ты, ты и ты". Определить там какую-то квоту: Союз архитекторов должен делегировать туда профессионалов, Союз художников, Союз дизайнеров. Муниципалитет тоже должен ввести своих представителей. И вот такой Совет должен рассматривать проекты и давать свои суждения.

– Суждения или решения?

– Как у нас должно быть: 30 апреля нынешнего года вышло постановление Правительства, подписанное Медведевым, о том, что в муниципалитетах или субъектах федерации может быть принят порядок утверждения архитектурного или градостроительного облика зданий. Он должен быть разработан и обязательно утверждён представительным органом местного самоуправления. Я полагаю, что это наша задача или задача тех, кто после меня будет работать: разработать такое положение, утвердить порядок согласования. Тогда появятся основания хотя бы критиковать. Или не критиковать. А сегодня, если бы я был на месте грамотного архитектора, я бы и не понёс сюда фасады. Сказал бы – до свидания, я знаю законы, я могу сделать так, как в Америке: сделал плохо – больше ко мне как к архитектору никто не обратится. Но это дорогие ошибки. У нас много архитекторов, и если они все будут делать ошибки…

– А вы искренне считаете американские города чем-то совершенным в отношении архитектуры?

– Нет. Я дважды или трижды, не помню уже точно, был в США. Мне Чикаго понравился своей архитектурой, но именно даунтаун Чикаго. Отдельные здания, которые я помню ещё с институтских времен, знаменитая "Кукуруза", всё известное, что давно хотелось посмотреть… А дальше, если уехать из даунтауна, деревня, ужасная деревня, ничего в ней особенного нет – таунхаусы, которые мы сейчас тоже строим, и отдельные дома – простые, которые готовятся на заводах.

– Возвращаясь к точечной застройке, снова сюда, на Урал… Всё-таки почему при вас появлялись районы, которые получали престижнейшие премии, как Академический, – и при вас же город между старыми жилыми домами заставлялся вот этими новыми, которые и уродуют, и нарушают инфраструктуру, или вообще без неё строятся?

– Ну, честно скажу – функциональное зонирование территории определил Генплан. Раньше было так: свободные участки выбирали сами застройщики, приходили с эскизами – и задача у нас была только рассмотреть и сказать, да или нет. Точечная застройка была всегда. И она будет в городах-не-памятниках, но эту проблему обострило, в том числе, и мнение федеральных властей. Изначально точечная застройка – это градостроительный термин, здание, которое развивается в высоту и берёт на себя достаточно большой функционал.

То, о чём мы говорим сейчас, называлось "уплотнительной застройкой". Вопрос обострился с "огосударствлением" земли, когда мы стали считать, что вся земля наша – и почему тут появляются здания? Но и мы в этом смысле "поправлялись" – ведь лет пятнадцать назад не брали особо во внимание мнение населения. Мы извещали его, но, как профессионалы, считали, что здесь может появиться объект, и он не нарушает ни санитарных, ни других норм. Здание строилось. Эти объекты, как правило, содействовали улучшению территории, потому что заказчик обустраивал участок не только вокруг себя, но захватывал и соседние дороги, благоустройство, инженерию. Он "садился" на существующие сети. А что делать? Это наиболее естественный ход вещей: кто же будет строить в поле, где жильё не пользуется спросом, и тащить туда сети?

Город, как вы знаете, не имел и сейчас не имеет денег, чтобы строить коммуникации. Но бум точечной застройки мы пережили, и я думаю, что сейчас эту точечную (уплотнительную) застройку, именно жилую, следует как-то сократить. Но общественная уплотнительная застройка – она должна быть, она улучшает город. Нельзя в таких случаях сидеть и плакать: "Ой, у нас тут была такая улочка тихая, здесь лопухи росли, ничего ты не понимаешь, это тургеневские местечки, а вы со своей урбанизацией здания нам строите".

– Зададим ещё вопрос новый, но с общественной застройкой формально связанный: апартаменты, новый замечательный формат жилья, а точнее, помещений, который появился тоже во время вашего руководства департаментом архитектуры. Застройщики говорят, что строят их на "бизнес-земле", потому что коммерческую недвижимость на ней строить уже не так выгодно…

– Это не так. И вовсе не замечательный этот формат жилья – апартаменты.

– Критику тоже, наконец, хотелось бы услышать: плюсы, минусы. Часть застройщиков этим форматом тоже откровенно недовольны, считая, что рано или поздно это обернётся против тех, кто апартаменты строил.

– Да, и жители будут недовольны, будут клясть муниципалитет – мы же окажемся виновны. Что такое апартаменты: всё началось, когда был принят закон о том, что выделение участков под жилищное строительство должно идти исключительно через аукционы. Все говорили: так, тут же коррупционеры одни сидят, они же только за деньги всё дают, и чтобы деньги к ним в карманы не уходили, нужны аукционы. Ну, мы стали ставить площадки на аукционы. Но на аукционе действительно приходится платить деньги (в отличие от каких-то мифических коррупционных денег). И чтобы не платить деньги на аукционе, застройщики решили: а мы будем строить гостиницы! Это не жильё, площадки предоставляются без аукционов, никаких проблем нет. У меня есть участок – я на нём гостиницу построю, а гостиница и апартаменты – это практически одно и то же. Хотя мы пытались доказать, что апартаменты – это другая форма жилья. Но… Это гостиница? Да, гостиница. Вот мы их и строим.

– Михаил Борисович, есть ли вероятность, что апартаменты обернутся той же проблемой, что и многоквартирники на землях ИЖС?

– Есть. И мы сейчас решили так: коли мы не можем найти противоядие, а вы хотите строить апартаменты – стройте, но инфраструктуру делайте как для жилого дома. Чтобы гаражи были, детские площадки были. Это сразу охладило пыл некоторых застройщиков. А то раньше есть пятачок небольшой – "я же строю гостиницу, мне же ничего не надо". Ни парковок, ни площадок. Потом я вдруг продаю "апартаменты". А жители не знают разницы и смотрят: там, допустим, 40 тысяч квадратный метр, а тут – 25, надо тут и покупать. Мы приезжаем в первые апартаменты, которые "Атомстройкомплекс" построил в районе Фронтовых Бригад, новосёлы нам же и выдвигают: "А где у нас площадки? А где у нас парковки?" Здравствуйте, а вы что покупали? Можно, конечно, этих людей обвинять, но человек, к сожалению, склонен ошибаться: обманутые дольщики, например, это тоже из-за незнания некоторых вопросов.

– Но получается, что когда вы говорите строителям апартаментов о том, что тут должна быть детская площадка, а тут гаражи, – это, по сути, незаконно, "по старой памяти"?

– Мы выставляем требования, и они соглашаются… пока. Иначе начнутся у нас "разборки". Кстати, по такому же пути и Москва идёт: они не могут решить проблему с апартаментами и пытаются через дополнительные требования привести их к какому-то типу жилья.

– Всё-таки попробуем максимально заострить вопрос апартаментов. Сопоставление фактов: земля "нежилая" – люди живут. Есть ли вероятность, что муниципалитет или контролирующие органы когда-нибудь пойдут в суды, чтобы признать эти строения незаконными со всеми последствиями?

– Наверное, такие прецеденты будут. Пока апартаменты считаются гостиницами. Они у нас даже в объём вводимого жилья не входят – этим мы, кстати, тоже недовольны. Есть официальное плановое задание по вводу жилья. В этом году более 100 тысяч квадратных метров было введено этих апартаментов, они нам в зачёт не пошли. И может возникнуть скандал, когда жители скажут: так, подождите, это жильё, я покупал их как жильё, а тут того нет, этого нет… Я не знаю, как они сдаются – всё равно, видимо, как гостиницы, как апартаменты. Продают какие-то доли в этом здании, но это же ненормально. Те, кто в эти авантюры втягивается, должны понимать: это – авантюра. Если ты строишь апартаменты, и это будет жильё в найм, – тогда пожалуйста. Кстати, это я тоже считаю большой нашей недоработкой, но на местном уровне её решить трудно. Ведь мы все строим жильё в собственность, а весь мир – 50% в найм, 50% в собственность. Только очень богатые люди позволяют себе недвижимость в Западной Европе. А у нас все очень богатые. Нам нужно жильё в найм – и вот для него нужны территории, для него должны быть льготные условия…

– Но, с точки зрения народа, не настолько стабильна путинская стабильность, чтобы жить в найм. Люди покупают, вступают в ипотеку именно потому, что они не знают, как сложится их жизнь: завтра кто-то останется без высокооплачиваемой работы и останется без жилья, и своего уголка у ребёнка не будет. Очень понятно, почему в России хотят жильё в собственность.

– Объёмы строительства жилья – это отдельная тема: сколько нам самим его нужно. Вы думаете, весь тот миллион, который мы строим, – он идёт для наших, жителей Екатеринбурга?

– Приезжают мигранты.

– Да, приезжают мигранты, и это большая беда, я это не устаю повторять везде. Когда мы в первый раз защищали стратегический проект, я начал об этом говорить, и меня даже в администрации не поняли: ты о чём, ты говоришь о снижении объёмов жилья? Да. Мы должны как-то определить планку объёмов ввода, а иначе будем подтягивать мигрантов из других районов, численность Екатеринбурга будет расти, будет не хватать детсадов, транспорта, магазинов – всего, чего хотите.

– То есть вы считаете, разрастание города – это плохо? Но ведь эта тенденция по всей стране.

– Я не считаю, что это хорошо. Может быть, тут как раз жилье в найм могло бы спасти ситуацию: наши жители могли бы брать в найм. А мигрант не поедет сюда, чтобы брать жилье в найм. Это для наших, для тех, кто не имеет возможности приобрести квартиру в собственность. А таких много. Давайте посчитаем: возьмите тот же Академический – что, там все свердловчане и екатеринбуржцы живут? Нет, там из других областей, я даже разговаривал с Алексеем Петровичем Воробьёвым о том, сколько там мигрантов и сколько военных.

– А что плохого? Построили хороший район, строят там хорошие больницы, есть инфраструктура – да ради бога, пусть рабочая сила приезжает, и люди находят работу?

– Где?

– В Екатеринбурге. Это, конечно, дело политики, но всё же…

– Вы очень хорошо говорите: пусть приезжают и работают. А где они будут работать? У нас что, хорошо заводы строятся? Я в своё время работал в бюро экспертизы, это был где-то конец 70-х – начало 80-х годов. Вы знаете, сколько проектов – именно промышленных – по Среднему Уралу строилось? Там завод, тут завод, тут Буланашский завод, тут Кушвинский завод прокатных валков, там Синарский трубный…

– Михаил Борисович, потому и говорим: в области работы нет, промышленности тоже. Так же, как нет её в Екатеринбурге. Но здесь развита сфера обслуживания – как раз из-за того, что высока численность населения, и люди сюда едут, чтобы работать таксистами, консультантами, менеджерами, продавцами. Работа находится, и поэтому они здесь задерживаются, покупают квартиры, бюджетные квартиры в Академическом или апартаменты. Всё логически понятно, и к вам-то как к градостроителям как раз нет тут никаких претензий.

– Не будет хватать общегородской инфраструктуры. Можно построить ещё один Академический, можно построить Истокский, но кто будет строить туда дороги, кто поведет транспорт и будет создавать инженерные сети, детские сады? Все строители только и говорят – дайте нам хорошую землю, мы построим жильё. Всё, построили. Деньги отбили. Проценты – огромные. Никогда строители не получали таких баснословных прибылей, как сейчас. Рентабельность в 20% – это была красная цена в советские времена, и отрасль существовала. А сегодня кто же будет за 20% работать?

Читайте вторую часть интервью с Михаилом Вяткиным – о том, как надёжно защитить исторические улицы от точечной застройки, о торговых центрах и о том, почему "Пассаж" строят без одобрения градсовета, о том, нужен ли современному городу Храм Екатерины на площади Труда.