Он казался Хоттабычем из советского фильма: колонка екатеринбурженки о мигрантах

В современном мире, чтобы стать невидимым, не нужно изобретать суперкостюмы или зелья. Достаточно носить зеленую или оранжевую жилетку и быть мигрантом. Однако у таких людей за спиной свои большие и маленькие истории, трагедии и радости. И они бы с радостью ими поделились с нами, только почти никто из нас не старается. Анна Шмелева пытается разглядеть в окружающих нечто особенное. Об этом ее пост в Facebook.

Не могу удержаться и продолжаю вовсю использовать свою коммуникативную страсть. Только теперь от неё страдают не журналисты или люди из деловой сферы, а выходцы из ближнего зарубежья. А куда мне деваться?

Этого узбека я заметила два дня назад. Он укладывал асфальт рядом с моим домом. Правда, он оказался таджиком. Я, когда вижу представителей этих национальностей, всегда впадаю в транс и подключаюсь к их порталу. А там: детство в солнечной стране, деревья инжира, вода из арыка, мама зовёт: «Ай, дорогой, иди кющать плов». А потом бах — и они тут, в жестоком краю уральского климата. Как они выживают?

Шла я, значит, с коляской, увидела этого деда и сразу вспомнила советский фильм про старика Хоттабыча.

— Можно я вас сфотографирую? — спросила я его, повязанная русским платком крест-накрест. — Вы такой красивый!

Он было подумал, что русская женщина совсем сбрендила, и вообще эти неверные давно сошли с ума.

— А зачем, слющай, я тебе нужен, такой старый? — прищурился он и сильно покраснел, это стало заметно даже через дорожную пыль.

— Знаете, я рассказ про вас напишу. Вы фактурный. Я дурью маюсь, пишу всякое. Ну и муж у меня из Узбекистана, — добавила я железобетонный аргумент.

А это, знаете ли, мое заклинание. Как только я говорю про мужа из Узбекистана, мне сразу обеспечено не только доверие этих людей, но и лишний лимон на рынке, открытые двери, пучок кинзы и даже бесплатная самса. Я же не поясняю, что на самом деле мои свекры — советские люди, жили и работали в советском тогда Узбекистане и воспитали советского русского мальчика.

Бывает, чтобы проверить меня, они, прищурившись, спрашивают:

— Ай, дорогая, а какой город?

— Нукус! — отвечаю я, не моргнув глазом. — В аэропорту они работали.

— Лётчики, — понимающе говорят гости Урала, и всё — они мои.

— А ещё я димламу люблю готовить, — ставлю я сургучную печать на их сердца.

— Так можно вас запечатлеть? — не отстаю я от деда.

— Атвернис! — говорит мне Хоттабыч, достаёт старенькую расчёску (!!!), приглаживает бороду, застегивает на все пуговицы сигнальный жилет. — Вот теперь фотографируй!

Я еле сдерживаюсь, чтоб не сказать ему что-то типа «Покажи мне настоящий Восток, детка!». Но фотосессия проходит спокойно и гордо, как подобает мусульманским традициям.

Потом я пристаю к деду и спрашиваю, как он тут, на чужбине, живёт и о чем думает. Тот отодвигает инструменты в сторону и рассказывает:

— Меня зовут Рустам. Ты знаешь, кто я? Я экономист! Родом из города Вахтад, это рядом с Душанбе.

Я бы и здесь мог работать экономистом, но диплом дома оставил. А дома я не был с марта, как границы закрыли. Там мои родные. Хотя жена уже умерла, но все мои там. Я скоро к ним приеду, — объяснил мой собеседник.

Я сразу представляю себе какой-нибудь холдинг типа «Газпрома» или сеть магазинов «Пятёрочка», и там в стеклянном хайтековском кабинете сидит деда Рустам и сводит им дебет с кредитом на советских счетах. И спасает русскую экономику.

Дочь одобрительно подвывает из коляски. Я прощаюсь. Он вдруг строго, по-аксакальски, спрашивает:

— А детей у тебя сколько?

— Двое! — гордо говорю я.

— Молодец! Иди, занимайся ребятами, дорогая, — благословляет меня деда Рустам.

Я иду за сыном в школу, а вокруг меня — солнечная страна, инжир, блестящий арык и голос его мамы, зовущий обедать.

Почитайте также большой материал из проекта «Люди, которых нет» про мигрантов, которые находятся в России нелегально. Наш собеседник рассказал нам много историй про иностранцев, которые приехали в нашу страну за лучшей жизнью, а в итоге остались без документов и каких-либо прав.