Грудь к успеху: зачем екатеринбуржцы ходят к пластическим хирургам

Многие считают, что пластическая хирургия — это прихоть для состоятельных людей. Когда все проблемы со здоровьем решены, можно потратить деньги и на пластику, подтянуть лицо, убрать лишнее с бедер. Но наша беседа с пластическим хирургом, который работает около 30 лет, получилась не такой уж гламурной.

Николай Голубков сегодня один из самых востребованных пластических хирургов региона. Врач высшей категории, член Российского общества пластических, реконструктивных и эстетических хирургов, Международного общества эстетической пластической хирургии.

Николай Александрович возвращал человеческое лицо 21-летнему парню с обожженной кожей, охотнику, покалеченному медведем, сотрудникам органов, которые пострадали при задержании преступника.

— Какие изменения внешности сейчас в моде, если сравнивать с тем, что было еще лет десять назад? Например, что чаще всего хотят исправить женщины?

— Двадцать лет назад на омолаживающую пластику обращались в основном в возрасте 55–60 лет, когда возрастные изменения лица были не просто выраженными, а, я бы сказал, катастрофическими для внешности. Сейчас приходят в 35–38, заметив первые признаки. Помолодевший возраст пациентов — это большое изменение. Люди не желают стариться. Что касается тела, сегодня сильнее востребована лифтинговая операция груди: после грудного вскармливания молодые женщины стремятся вернуть красоту.

— А мужчины с чем обращаются?

— Чаще всего приходят на коррекцию носа — как правило, для исправления носовой перегородки. Мужчины также идут на липосакцию живота, боков и поясницы, удаление гинекомастии (операция устраняет чрезмерный объем в области молочных желез). И гораздо больше мужчин делают сегодня операции по устранению следов времени.

— Это омолаживающие операции?

— Да. Пластика век, лба, эндоскопический лифтинг лица («подтяжка без разрезов». — Прим. ред.).

— Было такое в вашей практике, когда вы объективно видели, что коррекция внешности по желанию клиента может, наоборот, её испортить? Отговаривали клиента?

— За 30 лет моей практики, как и в практике моих коллег, такое случалось часто. Обычно это происходит, когда у пациента нереалистичные, завышенные ожидания. Если не удается найти взаимопонимание, просто отказываем в операции.

— Есть ли возрастные ограничения на проведение подобных операций? Какой самый юный возраст тех, кто к вам обращался?

— От 18 лет и старше возможно сделать желаемую эстетическую операцию. Но при наличии показаний оперируют и месячных младенцев (имеются в виду врожденные или приобретенные дефекты внешности. — Прим. ред.). Я смотрю не на возраст, а на показания — на проблему. Если проблема надуманная, могу сказать: фантазируйте дальше, но я ничем помочь не могу. Постараюсь дать совет, чтобы человек спокойно дальше жил, объясню, что показаний нет. Не важно, сколько лет девочке, мальчику, дедушке: если есть показания, есть проблема — я могу предложить, как это исправить.

— Допустим, к вам приходит 17-летняя девушка с родителями, просит подправить губы, скулы, нос. Объясняют, что очень надо, например, кастинг в модельном агентстве. Это достаточное основание?

— Если я вижу серьезный недостаток внешности и его можно устранить, то я это делаю. Имея определенную подготовку, образование, опыт, я опираюсь на них и могу позволить себе быть судьей в этом вопросе. И могу отказать. Конечно, не жестко, категорично, а учитывая психологическое состояние человека. Вежливо обсужу это и с мамой, и с папой.

— Есть определенные мифы, связанные с пластической хирургией. Например, что при липосакции жир появляется в другой части тела. Это так?

— Цель липосакции — устранение диспропорций фигуры за счет удаления жировых избытков на отдельных зонах. Это не может быть спасительным средством от последующего увеличения веса, если он нарушает баланс организма. Но при увеличении массы тела фигура, тем не менее, сохраняет свои пропорции: жир распределяется равномерно. Если до липосакции, например, юбка была 48-го размера, а блузка — 46-го, то после операции объем верхней части тела и нижней выравнивается, позволяет покупать вещи одного размера. И, если впоследствии женщина поправляется, объемы верхней и нижней частей увеличиваются равномерно.

— Еще одно утверждение. Многие, обсуждая телезвезд, знаменитостей, злословят, что лицо после подтяжки как маска.

— Да, старая технология ритидэктомия или чрезмерно жесткий SMAS-лифтинг способны дать эффект маски. Но эндоскопия лица полностью сохраняет естественные черты.

— Сейчас в России в крупных городах появилось много коммерческих клиник. Многие наверняка демпингуют, заманивают низкими ценами. Как определить, какой клинике не стоит доверять свою внешность?

— Нужно ориентироваться на среднюю стоимость операций по России. Клиника, имеющая лицензию, работающая законно, выплачивающая налоги — это уже правильная клиника. В 2018 году ужесточились требования к оснащенности клиник. Например, чтобы получить лицензию, обязательно должен быть стационар, реанимация, анестезиологическая служба. Поэтому половина существующих клиник перестала выполнять пластические операции.

— Часто пластическую хирургию воспринимают как какую-то блажь, прихоть или в лучшем случае что-то второстепенное, для состоятельных людей, чтобы улучшить внешность. В сознании многих: кардиологи, онкологи — они спасают жизни, а пластический хирург — он накачивает губы, убирает морщины… Не обидно?

— Работа пластического хирурга — это прежде всего работа хирурга, врача. Пластическая хирургия — это не только «подправить», хотя это тоже важно и востребовано. Но большая часть нашей работы — это возвращение человеческого облика после серьезных травм.

— Можете вспомнить самые серьезные операции, когда вы возвращали лицо?

— Мальчик, 21 год. За два дня до свадьбы на работе варил цистерну с горючим веществом, и цистерна взорвалась. Его год выхаживали медики. Спасли ему жизнь. Но его лицо, шея и плечи — это был единый участок рубцов, бесформенная масса. Окулисты обратились к нам, попросили сделать хотя бы веки, хотели пересадить роговицы, чтобы вернуть зрение. Мальчик молодой, настроен был очень оптимистично. И мы стали делать ему операции по восстановлению не только век, но и лица, шеи. Эти операции длились четыре года, каждые полгода были определенные хирургические манипуляции на лице. Вернуть зрение офтальмологам не удалось. Но мы вернули ему человеческое лицо. Да, он себя не видит, но знает, что он теперь «как все». Это позволило ему радоваться жизни, принять то, что случилось, слепоту.

— Свадьба была?

— Нет... Но это уже более тонкие вещи... Был еще случай, более трудный. На охотника напал медведь, уничтожил его лицо, глаза. Мои коллеги, челюстно-лицевые хирурги, восстанавливали ему лицевой скелет, я восстанавливал мягкие ткани лица. Вот я сравниваю два этих случая: два человека, две похожие судьбы, когда исковеркано лицо. Один совсем мальчишка, другой — взрослый, зрелый мужчина. И у них разная реакция на ситуацию. Мальчишка говорит: я счастлив, что я живу, даже если никогда не буду видеть. Другой: я жить не хочу, потому что я не вижу. И только жена его убеждает: у нас же дети, останься ради них в этой жизни. И он дал согласие, чтобы ему вернули лицо, чтобы детишки не пугались. Но при этом он говорил, что без глаз, без охоты, без работы не может жить. Я уговаривал, что придет время, медицина шагнет дальше и зрение вернут. Потому что, чтобы жить, всегда должна быть надежда. Кстати, в таких случаях во всем мире уже пытаются проводить пересадку лица. Технически это несложно. Но большая проблема — проблема отторжения, как при пересадке любого другого органа.

А еще есть большой поток операций по реконструкции груди после онкологических заболеваний. Эти девушки, которым удалили грудь, попадают в непростую ситуацию. С одной стороны, это счастье: их спасли и они будут жить. С другой стороны, их ощущение: я уже не женщина, не такая. Многие переживают по этому поводу. Но после всего перенесенного они боятся еще каких-либо действий. Смиряются: живу как живу, пусть у меня будет протез, который может выпасть некстати, пусть я никогда не включу свет, когда раздеваюсь, пусть я не хожу на пляж… Живу как есть. Так было почти с каждой еще лет семь-десять назад. Сейчас ситуация принципиально меняется. Благодаря средствам массовой информации всем известно, что во всем мире эта проблема решается полностью: сначала возвращается здоровье и жизнь, потом восстанавливается анатомия тела, чтобы человек не чувствовал себя дефектным. Бывает, некоторые женщины приходят на прием еще до операции удаления, с потухшими глазами... Спокойно объясняю, что совершенно точно верну все, даже лучше, чем было. И они уже с другим настроем, они настроены бороться и победить болезнь. Так какая же это прихоть?!

— А как вы стали пластическим хирургом?

— Закончил Волгоградский медицинский институт по специальности «общая хирургия». Много лет работал в Свердловской дорожной больнице челюстно-лицевым хирургом, общим хирургом. Туда везли с травмами со всего города — и днем, и ночью. Все хирурги что-то восстанавливают. Так и я. Будучи челюстно-лицевым хирургом, делал различные операции после травмы или онкологических заболеваний. Думал, как я оставлю половину удаленного лица после онкологии, надо же как-то закрыть, искал выход, делал реконструктивные пластические операции. То есть все эти операции по реконструкции, восстановлению носили и эстетический характер. Я тогда еще понял, что эстетика очень важна. То есть эта специальность со мной давно. И когда в 1988 году у нас открылось отделение пластической хирургии, меня взяли туда. И вот эта многолетняя работа в общей хирургии днем и ночью позволила не бояться подходить к человеку, которому можно помочь.

— Есть государственная программа «Защита свидетелей». Чтобы обеспечить безопасность важного свидетеля, порой приходится менять ему внешность. Вы этим занимались?

— Нет. Но если бы я это делал, я бы ни в коем случае об этом не говорил. Это государственная тайна. А вот сотрудникам МВД, тогда еще милиции, пострадавшим во время исполнения служебных обязанностей, помогать доводилось. Когда меня сейчас гаишники останавливают — что, конечно, очень редко бывает, — я им говорю: слушайте, я стольким вашим ребятам помогал, а вы сейчас придумываете, что я нарушаю. (Смеется.)

— А бывает такое, что вы уже вне работы — на улице или в кафе — профессионально оцениваете внешность людей? Например, проходит женщина, а вы отмечаете: ей уже можно морщинки подтянуть… А вот той девушке ушки подправить…

— Не всегда нужно «подправлять». И, знаете, с возрастом все больше ценишь красоту человека, даже если красота далека от стандартных идеалов массового сознания. Но когда вижу последствия травмы или врожденный порок внешности — мгновенно возникает желание помочь. Хочется сказать: «Это можно исправить!». Потому что, ежедневно психологически страдая, многие не знают об этом.

А вот еще одна история о работе екатеринбургских врачей. Мы рассказывали о мальчике Саше, который родился с диагнозом «волчья пасть». Мама была в шоке, когда увидела лицо новорожденного сына. Да еще медики роддома добавили свою ложку дегтя, сказав матери сразу после родов: «Вам что, ума не хватило аборт сделать?». Но, несмотря на пугающее название диагноза, это был всего лишь косметический дефект, который сейчас успешно оперируется. Благодаря врачам Саша стал вполне симпатичным мальчишкой. Сейчас он учится в первом классе.