Андаманские цыгане

Максим Шипулин

Морские цыгане – мокены

История этого племени никогда не была написана, и лишь немногие исследователи понимают их язык. У них нет письменности, а пренебрежительное отношение к материальной собственности обусловило практическое отсутствие каких-либо фамильных вещей, способных пролить свет на их прошлое. Предки этого племени были первыми, кто, покинув Андаманские или Никобарские острова, достиг архипелага Мьейк, состоящий из приблизительно 800 островов, распространяющихся более чем на 400 км в Мьянме, к северу от острова Сурин (Таиланд).

Морские цыгане никогда не предъявляли прав ни на какие территории и не принимали участие ни в какой войне. Но, поскольку мокены никогда не владели ничем в количестве больше необходимого, грабить их было бессмысленно.

Мокены поддерживают образ жизни охотников-собирателей. Моллюски, крабы, раковины и другие морские существа, которые можно собирать в отлив, служат им пищей.

У мокенов развились необычные способности погружений на задержке дыхания. Они свободно ныряют на 20 м и глубже без ласт, используя очки для плавания, сделанные из кокосовой скорлупы и кусков старого стекла, приклеенного древесной смолой. Могут оставаться на глубине долгое время, ловя рыбу голыми руками или гарпуном…

По окончании тайской экспедиции-2011 в Андаманском море на острова Ко Таратау и Ко Липе, решили идти на следующий год за экватор на Бали. Побывать на той стороне Земли хотелось всем. Дед сказал: «Макс, разработай маршрут». Я долго волынил, благо впереди еще год, и тут обнаружил, что до покупки билетов осталась пара месяцев. Просеяв интернет, начитавшись отчетов о Бали, Индонезии и т. п., осмотрев на Гугл.мап километры пляжей, я вдруг испугался. Дело в том, что в этой точке мироздания сходятся два великих океана: Индийский и Тихий. Течения страшной силы и непредвиденных направлений омывают эти райские острова. Интернет пестрил отчетами о том, что даже спид-боты и рыбацкие суда с мощными моторами часами боролись с отливными течениями, пытаясь пристать к островам.

Представив на их месте наши катамараны с моторами в 2,5 лошадиные силы (а на спид-ботах моторы до1000 л/с), я понял, что мы должны искать другой маршрут.
Выбор был не очень велик: Филиппины отпадали по причине отсутствия прямых рейсов и дороговизны, Индонезия (о. Бали) – объяснил ранее.

Ну, здравствуй, столица Таиланда, Бангкок – город контрастов!

Тем более, что перелет через Ташкент с Узбекскими авиалиниями уже обкатан и проверен в прошлом году.

Итак, точка приземления была понятна, куда дальше?

Был вариант Камбоджия, но мне не понравилось, что тогда нам придется плавать в мутноватом Сиамском заливе (море).

На западе Таиланда манила Бирма или Мьянма с непонятным политическим устройством, красными кхмерами и тысячью островов в Андаманском море!
Я понял, что хочу туда!

Но Интернет никакой информации по поводу путешествия по островам, принадлежащим Бирме, не давал. Смутны были шансы пересечь границу возле города Ранонг.
Южнее Ранонга в устье реки находится остров Ко Чанг с отелями и кемпингами, еще южнее, недалеко (7 километров) от материка рассыпалась группа небольших, явно необитаемых островов.

На фотках из Гугла виднелось несколько песчаных пляжей, где можно высадиться и поставить лагерь.

В 55 километрах юго-западнее, на архипелаге Сурины находится заповедник, входящий в группу Симиланских островов, протянувшихся на двести километров с севера на юг в Андаманском море.
Это мекка для дайверов всего мира!

И мы решили отправиться туда, где солнце на закате погружается в расплавленную гладь Индийского океана!

Для меня, человека сухопутного, все это выглядело довольно рискованно.

В прошлом году самый большой переход между островами Таратау и Сукко был около двадцати километров и, когда на этом переходе посреди моря у нас разошлась рама катамарана, впечатлений было масса!

А тут переходы между островами по 50-60 километров!

Но Дед сказал: «Не очкуй! На Байкале по сто километров в день ходили!»

И мы положились на опыт старого морского волка.

Маршрут был выбран! Погнали!

В предновогодней суете и посленовогоднем затянувшемся похмелье быстро пролетели хмурые зимние дни.
Предотпускной завал на работе, докупка и подгонка подводного снаряжения, стандартная засада с билетами (вот они были, и вот их нет!) но все как-то разрешилось и утряслось: видать, звездам было угодно, чтобы наша авантюра состоялась.

Завтра вылет!

Бессонная ночь! Сборы и упаковка снаряги! В последний момент из-за длины ружей отказываюсь от сумки в пользу чехла для горных лыж. Мне, кстати, единственному из всей группы, разрешается брать с собой багаж, так как я везу снаряжение для подводной охоты. Все остальные берут с собой только ручную кладь, чтобы провезти катамараны и моторы.

Дабы сильнее ощутить контраст между здесь и там, перед отъездом в аэропорт выхожу босиком из дома на снег.

Мороз в минус двадцать быстро прерывает фотосессию. Ничего, уже завтра я буду бегать по раскаленному белому песку!
Почти все носимые шмотки надеваю на себя, сверху спас-жилет и фетровая шляпа от солнца, и в один момент превращаюсь в клоуна, от которого шарахнулся даже все повидавший в жизни пожилой таксист.

Окутанный морозной дымкой аэропорт Кольцово встретил улыбками милиционеров на досмотре у входа в просторный, гулкий зал.
Наши уже здесь. Подъехала Газель с катамаранами, просвечиваем багаж на предмет «а че у вас, ребята, в рюкзаках?». Содержимое не вызывает интереса у многочисленных проверяющих, что с вас взять, голытьба?
Декларируем два новеньких мотора.
И тут я увидел ее…

Ленка (Фря)

Она стояла в золотых кроссовках,
В спортивных брюках фирмы Адидас,
И в гулком чреве аэропорта,
Запутавшись в ресницах ее глаз,
Их взгляды встретились…
Она кивнула – Лена, я спотыкнулся – Макс.

Случайностей не бывает!
Ленка попала в наше путешествие случайно!
Просто за неделю до вылета Андрюха Майборода отказался от похода, что-то с работой не получилось. Билет для него был уже выкуплен Машиной фирмой, и возврат грозил серьезными штрафняками и перегрузом. Тогда Евлампич (Дед), недолго думая, заходит в соседний офис, где в тот вечер сидела группа девиц, обучающихся кройке и шитью, и говорит: «Девчата, кто хочет на месяц в путешествие в Таиланд за сорок тысяч рублей?» Ленка ответила: «Я».

И попала!

В аэропорт она приехала с огромной сумкой полной купальников, платьев, дезодорантов и кремов от загара…

Видимо, Горшков не успел объяснить, что жить мы будем в бичевых условиях (бичевать – «жить на пляже», от английского beach), и дискотек и светских раутов не предвидится.
Выкинув половину парфюмерии в мусор, а другую – переупаковав в багаж, мы приняли Ленку в свои сплоченные ряды.

Взвешивание багажа превратилось в захватывающее шоу, во время которого наш неподъемный багаж, презрев закон всемирного тяготения, вдруг полегчал аж на тридцать килограммов, и вот уже не мы обязаны доплачивать за перевес (между прочим, по десять евро за килограмм), а как бы «Узбекские авиалинии» остались нам, немножко должны! Ну, да мы не в претензии к ним!
Нам чужого не надо!
Стремительная пробежка по Дьюти Фри облегчила карточку Visa на пару тысяч рублей и наполнила враз потяжелевший рюкзак прохладными снарядами разноцветных бутылок.
Отправленная подружке эсэмэска с прощальным поцелуем и признанием в любви неожиданно вернулась удивленным сообщением от друга: «Я тебя, конечно, тоже люблю, но не подозревал, что ты меня так сильно!» Видать, не ту кнопку нажал, выбирая адресата.
Ну да бог с ними, они остаются в продрогшем Екатеринбурге, а мы под короткий, как команда, тост: «За взлет!» отрываемся от земли и уносимся к промежуточной точке нашего путешествия – к городу Ташкенту.

В Ташкенте мы решили действовать осмотрительней, чем в прошлом году, когда услужливые поначалу местные таксисты за экскурсию по городу и невкусный холодный плов содрали с нас двенадцать тысяч рублей.

Наученные горьким опытом мы, выйдя из аэропорта, сразу начали пробиваться сквозь галдящую толпу усатых таксистов в сторону автобусной остановки. Что тут началось! Они хватали нас за руки, вырывали сумки, гортанно орали, что автобуса до города здесь нет, и даже пригрозили водителю подъехавшей маршрутки, и он проехал мимо, не останавливаясь.
Местные шарахались от нас, не желая проблем от таксистской мафии. И только один молодой мужик не побоялся и подошел к нам, спросил, куда нам надо.
– Салам алекум.
– Алекум асалам.

Услышав, что на Старый рынок, говорит, садитесь в автобус со мной, я подскажу, где сойти.

Таксисты сразу отстали, и мы, сев в автобус, разговорились с нашим новым знакомым Фазлиддином.

Фазлиддин работал в аэропорту авиамехаником и возвращался домой со смены. Он вышел с нами на Старом рынке и вызвался показать, где готовят самый лучший в Ташкенте курдючный плов.

В огромной чайхане по его просьбе сдвинули столы и уставили их тарелками с ароматной зеленью, подносами с горячими лепешками, пузатыми чайниками с зеленым чаем и маленькими пиалками. Нам несли и несли обжигающе горячую шурпу, наваристый лагман, дивные маленькие шашлычки из баранины и, конечно же, роскошный янтарно-желтый, истекающий курдючным салом, с островками кусочков баранины, дымящийся плов. Мы ели его руками, облизывая пальцы и урча от удовольствия!

Вот это правильная чайхана!

Ай да умница Фазлиддин!

Но больше всего мы удивились, когда за все это пиршество на одиннадцать человек с нас взяли всего ОДНУ тысячу рублей!!! Нашему изумлению не было предела!

Вот что значит ходить с местным жителем!

Фазлиддин провел нам экскурсию по Старому рынку, помогая торговаться с продавцами и угощая нас разными вкусностями.
Расставались мы почти друзьями. Зур рахмат тебе, Фазлиддин!!!

Потом была короткая поездка на ташкентском метро до телевышки, в которую мы не попали, и даже кидание снежками в замерзшем, безлюдном аквапарке.

Наполненные впечатлениями и вкусным пловом, навьюченные перевязанными камышом сурджуйскими дынями, мы вернулись под вечер в аэропорт, где, заполнив миграционные карты и лишившись на досмотре очередной пары перочинных ножей, попрощались с гостеприимным городом и унеслись в огромном Боинге в заждавшийся нас Таиланд.

Описывать аэропорт Бангкока смысла нет, сто раз все бывали.
Получив визу и багаж, поменяв деньги, купив местные симки в телефон, вываливаемся из промороженного кондиционерами стеклянного муравейника на ошпарено-влажную парковку, где нас ждали два заранее заказанных микроавтобуса.

Едва затолкав громоздкий багаж в один минивен, во второй набиваемся сами и едем в ближайший супермаркет Tesco, в котором закупаемся продуктами, посудой, пледами, ну и, конечно, бухлом.
Вероятно, по причине неумеренного потребления последнего, путь на юг до города Ранонга помнится весьма смутно. Уже ночью возле гостиницы, где мы собирались переночевать, груженый багажом автобус провалился одним колесом в оросительный канал.

Спросонья разомлевшие мужики, вывалив из минивена, потолкали его застрявшего собрата и, ничего не добившись, решили, утром эвакуатором выдернем.

Ленка с криком: «Да я газели груженные зимой одна из снега вытаскивала!!!» кинулась под танк (застрявший, севший на брюхо автобус).

Устыдившись своей минутной слабости, мы с криком: «Эх, мать!» вытолкали машину из овражка и пошли спать в отель.

Из этого отеля я стырил простынку, оставив сорок бат горничной на чай, чтобы шухер не подняла. Под этой простынкой я проспал всю экспедицию.

Утром, проснувшись и позавтракав во вполне приличном кафе европейского стиля с американ брекфаст, кофе и круассанами, мы пустились в дальнейший путь.
Правда, пришлось ждать Ленку, которая заказала на завтрак салат из крабов. В придорожном кафе!!
Ну, час они искали крабов, полчаса готовили, потом принесли горстку риса и сказали: «Плиз».
Ленка ответила: «Ка пун кА» – спасибо по-тайски, сложив руки на груди, чем привела персонал кафе в бурный восторг. Хозяйка попросила ее сняться на фоне витрины для рекламы.

Кстати в этом кафе нас поили чудным кофе с кокосовым молоком.

В семидесяти километрах южнее Ранонга мы приехали на прекрасный безлюдный пляж и увидели недалеко от берега группу холмистых островов, заросших джунглями. Красота, глаз не оторвать, и ни души! Только рыбацкие лодки, стрекоча автомобильными моторами, проплывали вдалеке.

Разгрузив минибасы от барахла и продуктов, встали лагерем на живописной полянке под странными хвойными деревьями, похожими на гигантские, одеревеневшие хвощи.
От материка полоску пляжа отделяла река, но ее не было видно из-за леса.

На ветках могучих деревьев на высоте около трех метров висели засохшие обрывки травы и водорослей.
Тайцы отвели глаза: «Цунами в 2007 году» и рассказали, что волной полицейский катер загнало на шесть километров вглубь материка.
Бррр. Думать об этом не хотелось, но на всякий случай, я присмотрел здоровенное дерево с наклонным стволом, росшее неподалеку. Если что, отсидимся!
Будучи ответственным за выбор маршрута я очень переживал, что ребятам не понравится точка старта водной части нашего путешествия. Но действительность превзошла все мои ожидания!

Острова на фотке из космоса, казавшиеся плоскими инфузориями, тут обрели объем, масштаб и повылазили из моря кучерявыми шапками джунглей. Они манили немедленно покорить их…
Но поиск бамбука для рам катамаранов и последующая их сборка, закупка бензина для моторов, овощей и питьевой воды отодвинули нашу встречу на пару дней.

Бамбуковые жерди мы купили на стройке трехэтажного дома в местном поселке. Тайцы используют их для постройки лесов при отделке наружных стен. Для рамы Шустрика (это у катамарана фамилия такая) нам нужно было восемь шестиметровых стволов.

Хозяин стройки, важный таец, долго не мог врубиться, зачем фарангам (белым иностранцам) столько бамбука, но, в конце концов, сторговались на 400 батах (400 рублей) вместе с доставкой на берег за десять километров!

Питьевой воды мы купили десять двадцатилитровых пластиковых бутылей по 120 бат за штуку вместе с доставкой.
Пропускаю описание этих двух дней, так как сам смутно помню…
Помню: крабы + пиво + ром, пескожилы + ром, гамак – падал три раза, подъем флага + ром, крабы, пиво, бум-бум (это не в голове стучит – это креветки по-местному) + ром…
И вот настал день отхода, катамараны спущены на воду, загружены под завязку пресной водой, бензином, продуктами и нами. Весла в руки, отгребли с мелководья, моторы запущены, паруса поставлены, ветерок попутный, погодка супер!!!

Вперед к неведомым остовам, томящимся без нас в утренней дымке тумана!

Они все ближе и ближе.
Дрожь нетерпенья сменяется восторгом от красоты вздымающихся из лазурного моря куполов архипелага, покрытых изумрудным кружевом джунглей.
И как полоска незагорелой кожи белеет на границе суши и моря нетронутая нагота пляжа.
Подходя ближе, бездонная синь моря обретает хрустальную с зеленоватым отливом прозрачность, дробящуюся снизу глыбами кораллов и пронизанную лучами солнца.
Выключив и подняв мотор, подходим на веслах.
Баллоны катамарана вспарывают блестящую гладь белоснежного песка, мелкого и хрусткого, как крахмал.
Спрыгиваем в воду, вытягиваем кат на пляж с нависающими деревьями и, проваливаясь в песок по щиколотку, расходимся в разные стороны искать место для стоянки.

Под огромными фикусами с глянцевыми опахалами – прохладная тень, шуршащая под ногами опавшей чешуёй листвы. В десяти метрах от пляжа начинаются непролазные заросли, опутанные гибкими канатами лиан.
Звенят цикады, кричат какие-то птицы, сзади – шепот ласкового прибоя. В нос ударяют запахи нагретой зелени, прелой листвы, морской соли и чего-то непонятного…
Мечта обрела реальность, цвет, запах, ее можно потрогать, понюхать, полюбоваться, попробовать на вкус…
Скоро мы обживемся здесь, и остров станет привычным домом для нашей шумной компании.
Загадка исчезнет…
Но тогда мы пойдем к другим островам, лежащим за горизонтом, и все повторится вновь!

Острова

На этих островах мы провели, с моей точки зрения, лучшее время за все путешествие.
Настало время полной безмятежности, никто никуда не торопится, шикарная стоянка с пресной водой, отсутствие рейнджеров и людей в принципе!
Именно в это место я мысленно возвращаюсь, когда говорю, что хочу вернуться в Таиланд.
Я повесил свой гамак на могучем стволе, горизонтально вытянувшемся к морю над белоснежным песком. Рядышком на пляже расчистил от веток место для Ленкиной палатки.
Вообще развитие нашего знакомства – это отдельная история.
Ленка страшно любит морепродукты и рыбу, и поэтому нам легко было найти с ней общий язык.
Я добываю – она потребляет!
Я ни разу не видел, чтобы она готовила, но с каким смаком она ела рыбу и морских гадов, которых я приносил!
Море щедро одаривало нас разными вкусностями. Мы объедались крабами, рыбой и прочими дарами моря.
У нас даже была устричная вечеринка!
Хотелось таскать ей вновь и вновь, только бы видеть выражение неподдельного блаженства на ее лице, когда она вкушала все это!
Мы признались друг другу в любви к морским обитателям и авантюрам еще на материке, когда ночью отправились ловить креветок за пару километров на речку, изготовив острогу из палки и примотанной к ней скотчем вилки. Креветок мы так и не поймали, хотя аборигены таскали их ведрами и постоянно пытались обменять у нас на алкоголь.

Но мы не можем купить алкоголя больше, чем сами сможем выпить. А из-за них нас постоянно мучает жажда!
В прошлом году рыбное меню нашего путешествия не отличалось разнообразием и в основном состояло из сарганов – морского хищника вроде щуки с узкой, как пинцет, костистой, зубастой пастью. Они охотились у поверхности воды на мальков стаями и были довольно легкой добычей.
Правда, при попадании в хвост, всегда норовили развернуться и укусить, что иногда и удавалось. Мясо их довольно жесткое, но вкусное, при термообработке приобретало сиреневатый оттенок.

Первой добычей в этом путешествии стала мурена. Ее я встретил буквально в двадцати метрах от берега. Обтекаемая голова, с блестящими черными глазами-бусинками, постоянно раскачиваясь из стороны в сторону, выглядывала из норки в рифе на глубине не больше двух метров. Поднырнув, я выстелил мурене прямо в пасть. Нанизанная как шашлык на гарпун, скрежеща зубами по полированной стали, она попыталась спрятаться в расщелине, но, упершись ластами в риф, я выдернул ее наружу.

Этот комок зубастых мускулов так извивался на гарпуне, что мне пришлось вылезти на берег и только там снять с него разбушевавшуюся змеюку. Жареная мурена, по вкусу похожая на угря, очень понравилась ребятам.

Помня, как в прошлую экспедицию барракуда, килограммов на семь, оторвала линь от ружья и ушла с гарпуном, в этом году я подготовился куда серьезнее. Одних ружей для подводной охоты у меня было четыре (!) штуки.

На все ружья я поставил линь Дайнемо с разрывной нагрузкой в 125 килограммов, а самое большое, Бушат 95 сантиметров, оснастил катушкой и второй тягой.

В общем, я был готов, как никогда, к встрече с трофейной рыбой!

И она пришла…

Акула

Сказать, что я испугался в первый раз, увидев в голубой дали знакомый по фильмам силуэт акулы, – это неправильно.
Я чуть не обосрался!
В то утро, я довольно удачно охотился на дальнем рифе, и до берега было метров двести–триста. Подстрелив уже третьего сладкогуба и пересаживая рыбу на кукан, пристегнутый к поясу, краем глаза увидел нарезающую вокруг меня круги серую рифовую акулу длиной метра полтора.
Мозгами-то я понимал, что именно раненая рыба, а не я, является для нее объектом вожделения. Но рыба-то висела у меня на поясе!
Отстегнув кукан и держа его в руке (если что брошу), я вдул к спасительному берегу с такой скоростью, что вышел из воды на глиссирование по пояс!
Мой эмоциональный рассказ и маханье руками разомлевший от жары коллектив встретил довольно равнодушным вопросом: «А че не убил? Вот бы акулятинки попробовать!»
В последствие я довольно часто встречался с хозяйкою рифа, обычно приплывающей проверить, кто посмел заглянуть на ее территорию. Так как акула – ночной хищник, то днем она не проявляла агрессии. Осмелев, я пытался подобраться поближе, но всякий раз, равнодушно развернувшись, не торопясь, акула растворялась в синем мареве.

В одну из охот, сделав залежку на глубине семь метров, где риф резко обрывался пропастью, я, вглядываясь в голубую, пронзаемую пальцами солнечных лучей даль, ждал подхода каранксов, стаю которых заметил с поверхности.
Рифовая акула, не торопясь, вышла из-за спины и стала делать круг передо мной. Преломленная водой она казалась огромной!
Выстрел и гарпун, пробивший брюхо не произвели на нее должного впечатления. Лениво помахивая хвостом, она стала удаляться в сторону моря.
Всплывая, чтобы глотнуть воздуха, я ощутил такую тягу, что казалось, меня привязали к трактору. Мои попытки поднять ее с глубины ни к чему не привели.
Сорокаметровый линь уже заканчивался на катушке, когда акула по широкой дуге неожиданно пошла к берегу.
Мне только это и надо!
Стараясь ее не беспокоить, я увидел, что гарпун едва держится за лоскут кожи на брюхе.
Выйдя на мелководье, акула заволновалась и начала крутиться вокруг своей оси, накрепко примотав гарпун к себе. Ее попытки развернуться и уйти в глубину я пресекал с помощью ружья и гарпуна, используя их как направляющие рычаги.
Перевернув и приподняв ее голову над водой, я дал ей глотнуть воздуха, что немного успокоило буйную рыбину.
Обретя опору на мелководье, я выталкивал ее на берег, уворачиваясь от появляющейся из мути зубастой пасти.
Силы у обоих были на исходе и очередная волна, сбив меня с ног, жестко ободрала мою бочину о коралл. Это разозлило и привело меня в чувство.
Выплюнув трубку, с криком: «Да достала ты меня!» я поднялся и поволок враз потяжелевшее на воздухе извивающееся тело хищницы по песку на пляж. Сев верхом, я добил ее ударом ножа в плоскую голову.
Держа за хвост, оттащил подальше от воды в камни и, тяжело дыша, рухнул рядом, разглядывая трофей. Светло-серое, как отлитое из свинца, тугое тело разбойницы было покрыто шероховатой, словно наждачная шкурка, кожей.
Вся опутанная линем, с ножом в голове, акула мелко подрагивала плавниками. Жизнь уходила из нее…
Это была славная охота!

Не замечая окровавленного бока, я пошел в лагерь за помощью.
Потом были охи и ахи, фотосессия, уха из акульих плавников, вкуснейшая жареная печень, сашими, жаренная и вареная…
Два дня мы только и делали, что жрали акулятину.

Дождь

Сразу пошел дождь… Нет, это неправильно сказано! Сразу хлынул дождь… Нет.
Стена дождя… Нет, стену можно обойти, пробить, сломать.
Бассейн дождя… Как описать-то это?

Впрочем, без всяких предупреждений, прогнозов, пиктограмм Гисметео, вранья Гидрометеоцентра, при весь день стоявшей чудной погоде хлынул тропический ливень!
И ладно бы облака, хмарь, затянувшая солнышко, раскаты грома вдалеке – ну все, что позволяет подготовиться: снять сохнущие шмотки с веревок, убрать обувь, занести в палатку коврики, спрятать продукты, натянуть тент, наконец!

Нет, он пошел внезапно, как Гитлер на Москву, как понос в первоклассном ресторане, как избрание Прохорова президентом, как отмена Шенгена, прописки, ИНН…
Никто не ждал, а он низвергся и стал реальностью!

Меня не испугать водой, я умею нырять и задерживать дыхание, но иногда, чтобы продышаться, мне надо всплывать на поверхность, туда, где много воздуха и нет воды.

Тут вода была везде!

То есть капли, падающие с неба, стремились к земле с такой силой, что, догоняя друг друга, сливались в струи, струи сплетались в шнуры, а шнуры жидкости, скручиваясь и выжимая из себя последние пузырьки воздуха, превратились в водопад, который обрушился на наш лагерь!
Через секунду спасать было некого и нечего – все было пропитано водой, быстрее, чем на тонущем Титанике.
Но нас водой, даже падающей с небес, не испугаешь, главное – возможность дышать и двигаться. Ну и температура дождя + 28 градусов!
Я быстренько развернул тент из теплоотражающей, золотистой пленки и, накинув на себя и Ленку, мы переждали первый шквал.

Ленка спросила: «Ты и к этому был готов?» Ну дак ептыть!

Дождь не унимался, гитара отсырела, вечер был скомкан, в рюмках вместо рома плескалась вода. Типа, надо спать!
Мы с Ленкой, шурша золотинкой тента, добрались до палатки и, скидав мокрые шмотки внутрь, взгромоздились на них. Внутри было на три пальца воды, которую я, пропоров ножом днище палатки, выпустил наружу.

Положение спас старина Бэйлис, предусмотрительно купленный мной в Дьюти Фри Ташкента для добавления в кофе по утрам.
Накатив по три добрых глотка Бэйлиса прямо из горла, не до церемоний, мы примирились с мокрой постелью, мокрым пледом, дребеденью ливня по палатке и забылись чутким сном каторжника.

Не до воли нам – до барака бы
Как дьяк истину, сапоги стянуть,
Да в сухое лечь, и приснится лес,
Одинаковый, одинаковый…
(Александр Яковлевич)

Проснувшись от дрожи мокрой, замерзшей Ленки, я выбрался из палатки под звездное небо. Дождя не было.
Развести костер мне удалось только с четвертой попытки, и то с помощью пенопласта, который валялся в изобилии в кустах в виде поплавков для сетей и краболовок.

Отвратительно воняя и чадя угольными хлопьями, пенопласт горел даже мокрый, так что через полчаса я смог пригласить продрогшую Ленку погреться к костру и напоить ее горячим кофе с остатками Бэйлиса и шоколадкой, с обломков которой пришлось прогнать стаю учуявших легкую добычу тропических муравьев.

Легонько светлело небо на восходе, звезды тускнели, от разогретого костром песка вверх шел пар.

Ошпаренные кипятком дождя, просоленные морем, выбеленные солнцем узловатые ветви экзотических деревьев быстро исчезали в сиренево-розовом чреве костра, потрескивая выходящей влагой и почти не оставляя углей.
Счастье обладания всем этим вместе с теплом костра обволакивало и сближало нас в это утро! Как нам было хорошо!

Солнце взошло…
Матюкаясь продрогший народ стал выбираться из палаток, пытаясь согреться в лучах восходящего солнца и не находя радости в зябком, насыщенным влагой, искрящемся миллиардами росинок мире.
Костер затухал, даря тепло нагретого песка и надежду на солнечный день.

Дед сказал: «Повезло, тебе, Макс! Иди, охоться. Сегодня дневка, сушиться будем, завтра на Сурины пойдем».

Море

Он непременно, останется в моей памяти
Тот день, когда я увижу море…
30.02

Я живу ожиданием встречи с МОРЕМ.
Мой любимый фильм – «Достучаться до небес», в нем два обреченных на смерть человека едут к морю, которого никогда не видели.
– Как, ты не видел моря? А ведь наверху только и разговоров, что о нем!
– Мне будет, что рассказать.

Я нырял в разных морях: в детстве – в Черном море в Сочи и Абхазии, потом в Крыму, в Средиземном – в Турции, в Адриатике сначала в Хорватии, потом в Италии, в Атлантическом океане во время поездки в Португалию, в Баренцевом и Белом морях, в Индийском океане, в Красном море в Египте, в Сиамском заливе и Андаманском море в Таиланде и т. д.
И почему-то мне с детства больше нравилось нырять, чем плыть.

Меня всегда больше влекло вглубь, чем вдаль!

Может, потому что я рак по гороскопу, а может, потому что я спелеолог.

Я нырял в таких местах и в таком снаряжении, что нынешние титулованные PADI и других систем дайверы даже близко бы к ним не подошли, несмотря на все их продвинутое оборудование!
Жизнь в те времена ставила нам задачи – нырять в пещерах, и мы пошли учиться на курсы ДОСААФ. Оказалось проще спелеолога научить нырять, чем дайвера заставить погрузиться в пещере.

В то далекое время (а как вчера было) у нас не было ни званий, ни сертификатов – снарягу изготавливали сами или переделывали из стандартной.
Чего я только не делал на своем военном заводе!

От старого акваланга АВМ-1, который изобрел еще Жак Ив Кусто, бралась надежная первая ступень редуктора, мембрана второй ступени срезалась и через переходник воздух подавался на лёгочник от Украины. Такая система надежно работала в суровых условиях пещер при прохождении сифонов (затопленных ходов).

Мы сами клеили гидрокостюмы, мастерили подводные фонари, катушки для ходового фала и даже компрессоры для закачки баллонов воздухом.

С моим слабым зрением (минус восемь) приходилось извращаться с маской. Сначала под маску вклеивались очки, но потом, разузнав, я заказал на оптико-механическом заводе за три литра спирта-ректификата толстенное стекло для маски с прошлифованными в нем линзами.

Это было счастье! Подводный мир открылся мне во всей красе и мелких деталях, неведомых до сих пор.
Но главная задача состояла в том, чтобы пройти в пещере как можно дальше и глубже.

Наигравшись в те времена со всеми этими железяками, я вдруг понял, что быть привязанным к сосочке лёгочника акваланга не есть хорошо!
И увлекся фридайвингом – погружением на задержке дыхания, а потом и подводной охотой.

Ныряя без акваланга, ты ощущаешь полную свободу и единение с морем. Возвращаясь в естественную среду обитания – океан, человек открывает в себе неведомые ранее ресурсы и дремавшие инстинкты.

Конечно, и во фридайвинге я прошел стадию установления своих маленьких рекордов, но быстро успокоился, нырнув в Красном море на глубину в 28 метров.
Не в метрах и секундах счастье, а в парении в синем космосе океана, когда каждая клеточка твоего тела поет и ликует!

Блин, хочу быть дельфином!!!

Ну и подводная охота на рыбу стала естественным продолжением моих увлечений. Все-таки есть в этом что-то первобытное!

Добыть один на один рыбу в родной ей среде, где ты только гость, и накормить вкусняшками друзей, ждущих твоего возвращения на берегу. Ощущаешь себя добытчиком, кормильцем – мужиком, в общем!
Аплодисменты!
Я раскланиваюсь…
Браво!
Бис!

Баунти

Кокосовую пальму мы нашли в десяти шагах от того места на пляже, где был привязан Шустрик. Она была изогнута, как бумеранг, то есть от корня ствол рос вбок под углом градусов 35, но потом красивым радиусом переходя в вертикаль, заканчивался роскошным зонтом пальчатых листьев.

Кокосы висели прямо над головой на высоте семи метров, гроздьями по 8-10 штук, поблескивая на солнце тугими оливковыми боками.

Они требовали немедленно себя сорвать, чтобы избавиться от накопившегося в них молока. Так корова сама приходит на вечернюю дойку и подставляет разбухшее вымя хозяйке…
Мои попытки уподобиться киношным аборигенам и забраться на пальму с помощью кольцевой веревки, обвязанной вокруг меня и ствола, ни к чему, кроме ободранного бока, не привели.
Но кокосы манили, слюна текла…

Страдающий от жажды мозг предлагал варианты кокосо-заготовок, один необычнее другого, начиная от дрессированной обезьянки, заканчивая отращиванием хвоста и возвращением на историческую родину (дерево), откуда все мы когда-то спустились.

Притащив с катамарана длинную капроновую веревку и привязав к ней бутылку с водой, мы перебросили ее через основание грозди кокосов. Взявшись с Димасом за концы веревки и дергая ее туда-сюда, мы попытались перепилить жестким капроном сочный стебель. Первой сдалась веревка – ее размочаленные концы упали к нашим ногам.
Кокосы звали, хвосты отрастали…

И тут Витюня применил метод, каким он, как бывший ракетчик, вероятно, сбивал американские спутники-шпионы с орбиты.

Он приволок из джунглей бамбуковую жердину, длиной метров семь и толщиной в руку. Втроем мы подняли ее вертикально и начали с остервенением колошматить по грозди.
Картина называлась: «Фаранги добывают пропитание». Все вокруг валялись от хохота и снимали происходящие для Ютюба!

Наши мучения увенчались успехом (хвала Витюне) и первый кокосик с конца грозди, падая вниз, срикошетил от наклонного ствола пальмы и прилетел мне прямо в плечо. Рев победителя!
Хорошо, что кокосик был маленький, а плечо крепкое.

Дело в том, что на конце грозди, куда мы колотили нашим первобытным орудием, росли недозрелые плоды. Как показало вскрытие первого, сока, по вкусу напоминающего березовый, в нем было не больше стакана, и он был несладкий, а белая мякоть вообще отсутствовала.

Большие, зрелые кокосы росли у самого ствола пальмы и, притягивая наши взоры, категорически отказывались падать вниз, несмотря на все наши титанические усилия.
Но, очевидно, глюкозы, содержащейся в соке первого кокоса, хватило на то, чтобы запустить механизм эволюции мозга! Он стал развиваться с невиданной скоростью, шерсть сходила клочьями, хвост отпал…

Пройдя за полчаса путь от обезьяны до Хомо Сапиенса, мы изменили тактику. Теперь бамбуковая жердина стала не молотом, а кием. Как в бильярде, мы подводили верхний конец к понравившемуся кокосу и толкали его до тех пор, пока он с шелестом не прорывался сквозь листья и мягко не падал на песок.
Это был прорыв в заготовках!

Остановил нас только крик Вадима: «Как мы это потащим?»

Усталые, потные, но довольные собой, набив кокосами два мешка, мы поняли, что нам их не дотащить! Но ведь кокосы умеют плавать, но не хорошо и не далеко, и, бросив мешки в воду, Дима и я по мелководью отбуксировали добычу до нашего лагеря, стоявшего метрах в трехстах от пальмы.

Поначалу кокосы прорубались топором и много молока выливалось. Потом, поняв анатомию плода, ножом срезалась верхушка со стороны плодоножки, делалась маленькая дырочка, туда вставлялась трубочка для коктейлей, и наступало блаженство.

Баунти – райское наслаждение!
Спелые кокосы были гораздо вкуснее и толщина белой мякоти, покрывающей орех изнутри, достигала сантиметра.
Отпив несколько глотков и добавив внутрь пару бульков виски или рома, получали супер-коктейль.
А главное – это была ДОБЫЧА! Не купленное в магазине, а найденное и добытое в джунглях!
Правда, ликуя, я с ужасом ждал расплаты. В прошлом году поедание кокосов закончилось для меня мгновенным и неотвратимым поносом, длившимся целый день!
Но то ли кокосы не те, то ли ром помог, но на этот раз все обошлось…
Сбив охотку к экзотике, кокосы быстро приелись, и мы долго таскали их с собой по островам и даже привезли несколько штук в Бангкок, где и бросили в гостинице.
Но там уже были совсем другие развлечения…

Ирокез

В прошлом году меня подстриг под ноль Макс М., у которого была с собой машинка для стрижки. Просто в отсутствие пресной воды в волосы набивается песок и соль от морской воды. А лысую башку просто протер полотенцем и как новый. Ну и загорает, и ветерок обдувает – вообще сплошные плюсы!
Нынче Вадим, любезно согласившийся меня подстричь, проявил креативность и оставил гребень.
«Чтобы на акулу был похож!» – довольный результатом, сказал он. Причем это был его дебют как парикмахера.
Мне тоже очень понравился мой новый лук – с обгоревшим, красным лицом, голый по пояс, я стал похож на индейца-ирокеза.

У нас с Вадиком получилось вроде приветствия – я, поплевав на руки, поднимал вертикально ирокез и говорил: «Папаня!», он, удовлетворенно осмотрев дело рук своих, лучась довольной улыбкой, заключал меня в объятия: «Сынок!» Хотя он всего на несколько лет старше меня.

Вообще-то узнав, что в экспедицию едет Вадим, я сначала переживал, что мы не найдем общий язык. Вадик – очень принципиальный и не любит когда много болтают, а я люблю побалагурить.
Но, попав с ним на один катамаран (Шустрик), мы сразу распределили обязанности, он – кэп (капитан), я – штурман, Димас – моторист, и даже ни разу не поцапались за всю экспедицию!
А когда я на 23 февраля подарил ему из своих запасов пачку Парламента, он, до этого две недели куривший только тайские ужасные сигареты, чуть не расплакался от счастья: «Сынок!!! Вот уважил старика!»

Потом я делал ему разогревающий массаж с маслом из печени добытой мной акулы. Его когда-то плохо сросшаяся нога стала болеть в сырую погоду. Говорил, что помогло.

Правда, я чуть не огреб от него, когда, увлекшись погоней за морской черепахой, нырнул с его фотоаппаратом глубже десяти метров. На экране фотика проступили какие-то пятна, и мы подумали, что в него затекла вода. Но все обошлось – видать от давления, защитное стекло прилипло к монитору.
Зато фотки получились зачетные!
Вообще у нас был самый легкий на подъем экипаж (недаром Шустрики) – если что разведать, добыть или побраконьерить – то это мы, а вот барахло и туловища перевезти – это Бегемот!

Витюня

Под раздачу у нас всегда попадал Витюня – в первый раз в жизни попавший за границу. Разменяв седьмой десяток, он держался бодряком.
В первый же день он обгорел до цвета свекольного сока, но продолжал рассказывать байки без начала и конца, о том, как он сбивал американские спутники-шпионы и запускал ракеты в космос!

Рассказы никто не слушал, зато мы сразу зауважали Витюню, когда он с упорством старого рыбака продорожил (ловил на дорожку – снасть такая) на катамаране целый день (50 километров по морю), держа спиннинг в обгорелых руках. У меня больше чем на пятнадцать минут сил не хватило. А он – верил в Большую Рыбу и держал! С него бы писать картину «Старик и Море».

Еще у Витюни все падало за борт. Только мы отходили от берега, как раздавался крик Димаса, сидевшего спиной по направлению движения: «Весло за кормой!» – Конечно же, весло было Витюнино.

Вадик, матерясь, сбрасывал газ, делал крутой разворот, и мы подбирали весло, пакет, кепку, майку, мешок или спасик Витюни.

Отдельного упоминания заслуживает спасжилет (спасик) Виктора… Когда он упал за борт, мы, подойдя через двадцать секунд к месту утопления, увидели, что он уже утонул на глубину в полтора метра. Это спасательный жилет!

Еле достав утопленника из глубины веслом, мы вручили жилет радостному Витюне, чуть не потерявшему старого друга.
– С 86 года с ним хожу!
На наш немой вопрос он залучился обветренным, красным лицом: «Если что, я его в воде надую!»

Интересно, что Витюня в этом году, что Лоцманов в прошлом, но старшее поколение наших спутников обладает непоколебимой верой в Великий и Могучий Русский Язык. Они веруют, что если громко и не торопясь с выражением произнести фразу на Русском Языке – их и эскимос на Аляске, и негр в Мозамбике поймёт и сразу бросится выполнять их поручения!
Лоцманов в прошлом году, когда мы искали по всему Бангкоку, где купить злополучный подвесной мотор, отлавливая на улице зазевавшихся тайцев, зажимал им голову могучей подмышкой и с высоты двухметрового роста рокотал:
– Ты мне, вьеткоговец, скажешь сейчас, где здесь магазин правильных подвесных моторов! – причем это был не вопрос, а утверждение.
На что, задыхающийся, оторванный от земли таец тихо верещал:
– Полис! Полис! Полис!!!
Витюня в этом году прославился громкой фразой при заказе еды в ресторане: «Креветки в кляре!» Самое смешное, что ему, в конце концов, их приготовили!
Ну, в общем, как в фильме «Особенности Национальной Охоты»: «Кто финн? Я финн!»

Несмотря на все эти маленькие недоразумения, душевнее и заботливей человека в нашем коллективе не было.

А как Витюня исполняет вальс «Белой акации гроздья пушистые…»! Все мало-мальски способные двигаться (а были и травмированные, но они подпевали), срывались в кружение, по столовке кемпинга на Суринах включая швейцарок, полячек, итальянок, и приводя в ужас обслуживающий персонал тайцев, надеявшихся (оценивая наши запасы алкоголя!) на быстрое окончание вечеринки.

Это было единение наций и народов!

Я побратался с сицилийцем, на которого запала Ленка. Сначала познакомив их, я увлек его разговором о проблемах развитии мафии на Сицилии и Уралмаше. Мы нашли много общего и прекрасно понимали друг друга. Ленке пришлось обхаживать другого итальянца (ну страсть у неё к итальяшкам), сломавшего палец на ноге во время игры в футбол.

В конце концов, тайцам надоело ждать, когда мы угомонимся и они, отрубив генератор, погасили освещение во всем лагере и столовой, надеясь, что мы пойдем спать. Наивные! Дискотека продолжалась при свете налобников.

Вечер удался!!!

Витюня постоянно что-то терял и, чтобы не растерять оставшееся, он все раздавал – за сигареты у него отвечал Вадим, за зажигалку – Иринка. Слава Богу, более значимых вещей, кроме паспорта, который вместе с деньгами хранился у Евлампича, у него не было.
Финальную пьесу Витюня исполнил в аэропорту Бангкока.

Мало того, что улетая нам не удалось смухлевать, как в Кольцово, и нам пришлось заплатить за перегруз порядка 12 000 рублей, так еще и самая большая ручная кладь оказалась у него, несмотря на все предупреждения ничего лишнего в самолет не брать!
Лично я выкинул все, включая груза, гамак, часть подводного снаряжения, фонари, ну то есть ценные вещи, не говоря про шмотки.
Так вот, вытрясая китайский клетчатый баул Витюни, который отделял нас от посадки в самолет, мы обнаружили – пеночки, одеяла, пледы, тенты, миски, ложки, носки и наши брошенные на пляже шмотки, которые мы там оставили, что бы не тащить с собой!
Витюня все это аккуратно подбирал и укладывал в свой безразмерный баул, который должен был изображать ручную кладь.
Как он рыдал, когда мы разбрасывали по белоснежному кафелю аэропорта, это барахло, добиваясь стройности и поджарости его «ручной клади».
Слава Богу, нас пропустили на посадку в самолет!

Вася

В этот момент из-под нашего суматошно переупаковываемого багажа выбежал огромный, размером с палец, таракан и шустро побежал в сторону стойки регистрации нашего рейса.
С криком: «Вася! Держите Васю! Вася сбежал!» я бросился вдогонку за ним, но не успел…
Японка, проходившая мимо, залопотав что-то, с отвращением наступила на него! Раздался характерный хруст.
С воем: «Она убила Васеньку!» я поднял его с пола и стал делать ему искусственное дыхание.
Вася, потерявший ус и став немного поплоще, не сдох. Отлежавшись на ладошке и попозировав перед объективами фотокамер, он был отправлен в бутылке с багажом в Екатеринбург, куда и прибыл в охлажденном, вялом виде, но, будучи положенным на батарею, быстро ожил и забегал по бутылке.
Целый месяц, он, совместно с муравьем Никодимом, радовал моих детей размерами и экзотическим видом.
Никодим, которого отловили при попытке выбраться из кеда во время распаковки багажа, был нелюдим, и все время пытался полакомиться Васиной плотью. Как он гонял по банке бедного Васеньку, будучи раз в десять его меньше!

Васю я подсадил на пиво и сахар. И он стал диабетиком и алкоголиком в Екатеринбурге.
Какая необычная, интересная судьба!

Ведь он тупо мог быть съеден на островах крысами, задавлен в наших шмотках, растоптан японкой в аэропорту, замерзнуть в багажном отделении самолета, задохнуться в бутылке, забытым мной…

Нет – он пропил свою печень, пережил Никодима, умершего от голода, заработал себе диабет и, в конце концов, убежал, когда я, придя домой поддатым и поздоровавшись с Васей, забыл закрыть крышку банки.

Свобода!!!

Интересно, а он сможет размножаться?
В общем, если в Екатеринбурге будет нашествие гигантских тараканов – знайте, виноват я!

Крабы

Свежие крабы очень вкусны, сваренные в обычной морской воде. Их надо только поймать и просто сварить, без всяких специй – сварить просто, а вот поймать не просто!

Крабы были везде: на песке и под песком, на камнях и под камнями, в листве и на деревьях, и в воде.

Нет, раков-отшельников и ловить не надо – они сами приходили на дастархан (циновка вместо стола), таща свои раковины, и ползали между кружек и мисок, как игрушечные танчики на поле боя.

Некоторые были размером с кулак. Но, видать от того, что они гадят себе в раковину, мясо их оказалось невкусным. Может поэтому они такие смелые, что их никто не хочет есть. Все остальные – очень берегли свое мясо и улепетывали от нас, едва мы приближались!

С крабом, живущим в песчаной норке под моим гамаком, я с утра, не вылезая из гамака, затевал игру. Зачерпнув рукой песок, я кидал его в норку, и недовольный краб начинал деловито приводить свое жилище в порядок, уморительно выталкивая крошки песка наружу.

Потом тщательно чистил свой панцирь и глаза-капельки на тонкой ножке, поочередно загибая их вниз и заталкивая в рот. Замирал в воинственной позе, приподняв клешни. Все повторялось вновь!

Найдя на берегу краболовки, брошенные рыбаками, мы починили их и, зарядив требухой от рыбы, установили в море. Но то ли место не то, то ли слово какое надо знать – но простояв три дня, они не принесли нам ни одного краба!

Первые два раза мы лакомились крабами, которых я вырезал из, как мне в тот момент казалось, брошенной рыбаками сети. Уж больно непрезентабельный вид у нее был – вся в мусоре, свалялась и перекручена, в дырах, но крабов голубого цвета в ней было много!
Вот я и подумал, чего добру пропадать?
Выпутать их из сетки не было никакой возможности – так они себя замотали в несколько слоев лески. Пришлось вырезать их ножом, оставляя здоровенные дыры.
Крабы были шипасты, голенасты, голубого цвета и больно кусались за пальцы мощными клешнями. Но я был в перчатках и старался ухватить их за спинку.
Сваренные в морской воде, они покраснели и, выложенные горкой на подносе, ароматно дымясь, вызывали бурное слюноотделение у нашего коллектива!

Ром и пиво еще были в избытке, а народ еще не был избалован деликатесами, в общем, вечер удался на славу!

Тосты «За добытчика и кормильца!» грели душу и компенсировали отсутствие рыбы в первые дни нашего путешествия.

Правда, под утро, в рассветных сумерках притарахтела лодчонка хозяина сети. И долго над морем разносился тайский мат, а может быть он так молился своим богам, прося богатого улова.

Но я ведь честный парень, не всех крабов из сетки брал, а через одного – там еще много осталось. Сорри!

Проснувшись рано утром, увидел местных жителей, которые шли по отливному песку, гладкому и блестящему, как свежезалитый бетон, и что-то ковыряли в нем.
Подойдя, разглядел добытых ими ракушек, которые прятались в песке, оставляя наверху маленькую дырочку, по которой их находили и выковыривали ложкой на свет божий.

Я побежал в лагерь и, вооружившись ложкой, тоже пошел добывать пескожилов – так я их назвал, раз живут в песке.

На самом деле пескожилом называют противного, волосатого червя, которым очень любит лакомиться всякая рыба, но название прижилось к ракушкам.

На Белом море мы с ребятами копали этих червей на приманку для ловли рыбы – трески, наваги, камбалы. Рыба шла на него дуром – только опустил – поклевка!

Копать приходилось лопатой, ориентируясь по холмикам песка, которые пескожил выбрасывал из своей норки. Эта хитрая, проворная тварь, чуть замешкаешься, успевала улизнуть в запасной ход и ищи-свищи ее в песке.
Мы даже песню сочинили про него:
Пескожил – как ты жил?
Ты с друзьями дружил,
Ты женой дорожил,
Как ты жил? Как ты жил?

Но это так лирическое отступление…
В общем, пробежался я по пляжу и наковырял полмешка беленьких ракушек.
Вернувшись в лагерь, я решил, приготовить из них спагетти с мидиями в чесночном соусе.
Мидий в чесночном соусе я научился готовить в Хорватии, там из них делают дивное варево в огромных чанах прямо на пристани и разливают в глубокие миски с багетом ароматного хлеба в придачу.

Гора мидий с горячим бульоном, в который макаешь куски свежайшего хлеба, и все это счастье стоило один!!! Евро + пиво за полтора евро! Боже – храни Хорватию!

Как-то приехав потом в Кандалакшу на подводную охоту на Белом море, мы надрали целый мешок из-под картошки мидий, и еще мешок ламинарии – морской капусты.
Вернувшись с охоты в квартиру Адиля, мы решили приготовить каждый свое блюдо: Андрей готовил треску, Адиль – морскую капусту, мне достались мидии.
Сев на кухне, я стал чистить мидии ножом от налипшего на них песка и водорослей. Местные стали ржать надо мной: «Их не чистят! Их так кидают в кастрюлю!». Я говорю: «Я же вам не мешаю готовить. У меня свой рецепт!»
Когда я стал ножом открывать мидии, они опять подняли меня на смех: «Кто ж их открывает? Ха! Ха! Они сами откроются в кипятке!»
Я, молча, продолжаю.
Говорю: «Дайте сковородку – мидий жарить».
Они ржут: «Да их не жарят – их варят!»
Я свое: «Че, вам жалко?»

Взял сковородку, разогрел и вложил туда половинки мидий, начинив каждую ложкой сливочного масла, перемешанного с раздавленным чесноком. По кухне поплыл аромат!
Когда я внес скворчащую сковородку в столовую, все недоверчиво глядели на новое блюдо, но быстро распробовав – вмиг расхватали зеленовато-перламутровые раковины с оранжевой мякотью моллюска, плавающего в чесночном бульоне. Сковорода мгновенно опустела!

Адиль выдохнул: «Вот тридцать лет здесь живем, а мидий-то не ели таких вкусных!»

Просто вареная в морской воде мидия – труха-трухой – ни вкуса, ни запаха – так, кусок белка, да еще и с песком!

Кстати, попав в Италию, в Римини, наблюдали похожую картину – рано утром, по мелководью, закатав штаны и подоткнув юбки, бродили вполне респектабельные пожилые итальянские пенсионеры, собирая раковины в пакет. Это у них утренний моцион с пользой – и погуляли, и пожрать свеженьких мидий собрали. Супер!!!

Мы помогали им, по мере сил, вытаскивая моллюсков с более глубоких мест.
Бабушки умилялись: «Грация сеньор! Грация!» – спасибо по-ихнему.

В общем, приготовил я спагетти с мидиями, позвал девчонок, и через десять минут от блюда остались только пустые скорлупки раковин, да довольные лица наших спутниц.

На островах мы с Ленкой разработали и освоили метод ловли крабов, которые сидели огромными стаями на прибрежных скалах.

Крабов было очень много, но едва мы приближались, они ловко перебегали на другую сторону, нагретого за день камня и в одиночку за ними можно было гоняться весь день.
Найдя на берегу кусок старой, рваной сети и приладив ее на палку, я пытался накрыть шустрых крабов. Опять неудача!

Лучший результат принесла такая тактика ловли – я потихоньку подходил к камню со стороны моря, крабы шустро перебирались на другую сторону, откуда их палкой с примотанной сеткой, выгоняла Ленка.

Крабы в ужасе убегали от нее на мою сторону или спрыгивали в воду и замирали, пытаясь спрятаться в щелях кораллов. Тут-то я их и хватал руками в перчатках!
Сеткой удавалось сбить даже тех крабов, которые забирались на высоту до трех метров!

Достаточно быстро мы набивали садок из проволоки копошащимися крабами и гордо волокли его в лагерь, где варили их в морской воде прямо в садке, так как вытащить их не было никакой возможности – едва приоткроешь дверцу садка и шустрые твари разбегались во все стороны.

Эти крабы были помельче морских, и мясо у них погрубее, но все равно – очень вкусное!

Мы их употребляли вместо семечек, чтобы скоротать вечерок. Сидишь себе прямо на белоснежном пляже, пятки ласкает теплый прибой, смотришь как раскаленный шар солнца, медленно остывая, проплавляет маслянистую гладь океана – лузгаешь крабовые ножки и смачно высасываешь мясо из клешней.

Красотень!!! Еще и с теплым пивом!

Жар нежной кожи – робко остужая
Песок слизнуло море – вглубь маня
И ветерок прохладой обдавая,
Твои запутал волосы шаля!

В одежде, не имеющей названья,
Глазурь лагуны, робко теребя,
Из моря глубины, звездой сверкая,
На берег вышла золотая Фря…