«Музыка несвободной быть не может»: интервью с лидером «Машины времени» Андреем Макаревичем

В Екатеринбурге продолжается фестиваль «Слова и музыка свободы», который проводит «Ельцин-центр». Хедлайнерами первого дня стала группа «Машина времени» и ее лидер Андрей Макаревич. Перед выступлением он дал интервью местным журналистам. Часть его ответов мы уже публиковали, а сегодня предлагаем вам прочитать полный разговор.

— Сейчас гайки закрутили так, что любое высказывание нужно интерпретировать. Всегда хватит на административную статью или уголовную. Сейчас в городе идет такая акция: [поставили] пять фортепиано в разных районах города и написано: «За музыку не наказывают. Играй». Как вам такая идея?

— Это симпатичная идея, но, честно говоря, я так устал от выражения отношения к власти. Вот серьезно. Я считаю, что я вообще отношение к власти, к миру, к жизни, выражаю в том, что я делаю. В своих песнях, рассказах каких-то. И говорю там все, что хочу сказать. Поэтому, честно говоря, я не вижу большого смысла во всякого рода интервью, потому что у меня достаточно путей донесения своих мыслей. Музыка и вообще то, что мы называем искусством, изначально несвободным быть не может. Потому что это будет не искусство, а ремесло. Поэтому говорить о масляном масле я бы не стал.

— Недавно Евгений Ройзман написал о том, что если бы сейчас выступал перед школьниками и выпускниками, он бы посоветовал им уехать из страны. Хотя совсем недавно он бы таких советов не давал. В этом плане вы солидарны с Евгением Вадимовичем?

— Я остерегаюсь вообще давать советы, неблагодарное занятие. Давать советы людям молодым, которые еще не все поняли, не все узнали. Я бы остерегся. Мне трудно себя сейчас представить на месте выпускника. В свое время мне сотрудники одной организации довольно открытым текстом предлагали уехать. Это был 1978 или 1979 год. Я этого не сделал, хотя, честно говоря, какое-то время пребывал в раздумьях. И, в общем, я не жалею. Я сомневаюсь, что смог бы сделать даже часть того, что я сделал здесь, если бы я тогда свалил.

— Прошла церемония «МУЗ-ТВ». О ней сейчас много говорят, в основном в скандальном ключе. Как вы в принципе относитесь к подобным музыкальным...

— Никак. Я ограждаю себя от того, что мне не интересно. Я не хочу это ругать, мне просто это категорически не интересно. Жизнь коротка, а в мире столько интересного, что не надо тратить время на то, что тебя не интересует.

— Считаете ли вы, что музыкантам надо выражать свою гражданскую, политическую позицию, даже ценой запретов?

— Вы знаете, какая штука. Музыканты — это такие же люди, как и вы. Поэтому не надо их определять в какую-то классовую принадлежность. Они взрослые мальчики и девочки. И каждый имеет возможность и право решать за себя. Кто-то считает, что это необходимо, а кто-то вообще не хочет об этом говорить. А кто-то считает, что все хорошо, замечательная власть и так и надо. Бегать и переубеждать кого-то у меня нет желания.

— Вы в этом году на митинги не ходили?

— Я вообще очень не люблю митинги, честно вам скажу. Я был дважды, наверное. Один раз это была прогулка писателей, я бы не назвал ее митингом. Это была красивая акция в Москве, разрешенная. Перед этим — незадолго до взятия Крыма, когда я уже понимал, чем это все пахнет. И мне очень не хотелось, чтобы мы под боком получили врага надолго. Вот поэтому я в этой демонстрации принимал участие.

— 22 августа исполняется ровно 30 лет с знаменитого вашего концерта у Белого дома. Как вы сейчас, оборачиваясь на те времена, видите их и вспоминаете?

— Я прекрасно помню, как все это было. Концертом это назвать трудно. Был проливной дождь, стояли какие-то две колонки. Я все время ждал, когда меня шарахнет током и это все закончится. Настроение было очень хорошее, вот это я помню. Особенно 21 числа.

— Как составлялся список того, что сегодня услышат зрители?

— Это всегда сложная штука, поэтому мы всегда ее делаем за 10 минут до выхода на сцену. И я стараюсь не придавать этому большое значение, потому что все равно, те, кто интересуются тем, что мы делаем, наши песни знают. Все их не сыграешь, и половину, и десятую часть не сыграешь. Значит, исходя из того, какой протяженности у нас должно быть выступление, составляется композиция.

— Вы написали, что встречались с Евгением Ройзманом. А как еще ваше время в Екатеринбурге прошло?

— Я ездил в Britannia. Есть такой паб. Я просто это место люблю, дружу с хозяином. Немножко походил по городу, потом пошел входить в образ.

— У вас раньше были песни на злобу дня...

— У меня и сейчас есть. Но сводить всю музыку к злобе дня, превращаться в фельетониста — это такая тоска. Я могу это делать каждый день, скучно.

— Некоторые считают, что «Просыпается ветер» — это ваше высказывание в политическом смысле.

— Посмотрим, насколько он проснется.

— Можно ли сказать, что сейчас самое несвободное время в стране за последние 20 или 30 лет?

— За 20 лет безусловно. Но при совке было хуже. В этом смысле точно совершенно. Пока так. Там [в Советском Союзе] были вещи, которые даже в голову не могли прийти. Сейчас ты понимаешь, что ты чем-то можешь рисковать, например. Тебя могут попросить это не делать, а завтра ты это сделаешь. В брежневское время даже в голову не приходило, что это в принципе возможно.

— Средства, заработанные музыкой, артисты иногда вкладывают в разные предприятия. У вас же тоже были?

— У меня есть маленький джазовый клуб. Когда случилась пандемия, его пришлось закрыть на полгода. Я очень не хотел, чтобы люди, которые с нами работали пять лет, или нуждались, или разбежались. Я выплачивал им зарплату. Вот средства мои все и кончились. Вы не демонизируйте заработки музыкантов. Мы не поп-артисты и не МУЗ-ТВ.

Возвращается какая-то небольшая часть того, что ты вложил. Это не только у нас. Так устроено. Каким-то образом это отбивалось концертами. Уже почти два года концертов по пальцам пересчитать. Сегодня Москву опять закрыли. Так существуем пока. Самое мерзкое — это неопределенность. Перенесли [концерт] на три месяца. Надеются, что все откроется, а не открылись. Перенесли еще на три месяца. Это тур из 10 концертов. Люди не сдают билеты, надеются, ждут. Мы с «YO5» (джазовый проект Андрея Макаревича) поехали на Украину наконец. Нам приходилось играть по два концерта в день, потому что рассадка — в ползала. Надо сажать людей через одного, а зал продан полностью. Значит, надо за те же деньги сыграть два концерта подряд вместо одного.

Почитайте, как жители Екатеринбурга вспоминали 1991 год, а наши читатели рассказывали, что для них значит свобода.