«90% офицеров называли шакалами». Уралец — о поборах и прессинге в части, где погибли срочники

За 48 часов в поселке Свободном под Нижним Тагилом погибли два солдата-срочника. Первый, 20-летний Иван Катлинских, пропал 27 сентября с оружием, после чего был найден мертвым возле опоры линии электропередачи. Второй, 19-летний повар Михаил, застрелился меньше чем через сутки после смерти товарища. Уралец, которого несколько лет назад призвали в ту же дивизию, рассказал, как сам проходил там службу.

Я служил в этой дивизии с 2012 по 2013 год, по сей день держу связь с некоторыми офицерами, и ничего с того момента не поменялось. В самом военном городке неуставных взаимоотношений не было по понятным причинам. А в самих полках были, в основном они касались новобранцев. Они тянули «сотку», это когда вначале платишь фиксированную сумму так называемому старослужащему, а потом каждый месяц из зарплаты солдата еще отдаешь. Фактически это рабство.

Тем, кто отказывался, устраивали плохие условия. Я три месяца в таком прессинге прожил.

На разных работах создавали условия невыносимые. Процентов восемьдесят всех солдат — это просто рабочая сила. Никто ничего не делал. Картошку все чистят в нарядах. Я не знаю, сколько мы картошки перечистили. Остальные находятся на дежурстве. Как таковой службы по уставу не было. Наоборот, от офицеров были угрозы: «Ты что, по уставу хочешь жить, что ли?» Такая часть.

Офицерский состав прекрасно это все знал. Больше 90% офицеров называли шакалами. Потому что у них было абсолютно наплевательское отношение. Они по выходным напивались все, в Нижний Тагил уезжали. У лейтенанта минимальная зарплата тогда была 52 тысячи.

Есть ребята, которые сами по себе тихие. И тут без разницы: если ты старослужащий, к тебе могли относиться порой хуже, чем к пополнению. И там такие понятия, как раньше, когда по два года служили. Если драка, какая-то стычка у умывальника, и ты уронил головной убор, становишься нерукопожатным. Такое тоже было. Мол, это грязно — где все испражняются, нельзя ничего поднимать.

Если не было периода проверок, то кто-то даже с фингалом мог ходить. Мы могли спокойно драться, подразделением идти на разборки. В том числе межнациональные стычки происходили. Полки там не дикие, и зависело все от периодов. Например, за две недели до моего увольнения в часть прибыла целая рота дагестанцев, вот тогда вообще для многих начался тихий ужас.

Командиры подразделения, если видели какие-то признаки дедовщины, надеялись, что солдаты сами разберутся. У нас только один офицер-командир с хребтом был, никому не позволял нас обижать.

Питались хорошо тогда только офицеры. И было круто, если у тебя с собой доширак с мазиком — значит, ты шикуешь. По одной шоколадке в праздники давали. А сухпайки давали в основном тогда, когда их срок годности подходил к концу.

У нас один парень инфекцию подхватил. У него атрофия мышц была, а в помощи отказали. Треть дивизии (одна дивизия — это тыщи две солдат, если мне память не изменяет) пневмонией заболела. Около 700 человек за полгода. Я сам дважды болел — первый раз не долечили, и во второй экстренно пришлось доставлять в госпиталь в Свободном.

Нас вывозили в баню в Свободный до двух раз в неделю. А тех ребят, которых чморили, могли месяцами не возить. Они, по сути, были невыездными (из части). Бывает такое, что с сослуживцами отношения никакие. И общаются с теми, с кем учебку вместе проходили.

Парня, который с собой покончил, могли просто до такой степени довести. Как я понял со слов ЦВО, у них там полевой выезд был. Там не заблудишься, на самом деле.

Мне кажется, он просто нашел вариант, как свалить.

Есть вероятность, что органы следствия правды не узнают. В таких частях понятия старые сохранены: не «сучить» никого, не сдавать, если даже явный виновник. Но после увольнения многие охотно могут поделиться информацией, лишь бы не во время службы, иначе жизни в части не будет.

Всю информацию о двух трагедиях под Нижним Тагилом мы собираем в специальном разделе.