«Мы все стали ближе к смерти»: колонка депутата-психолога о жизни во время пандемии коронавируса

Заканчивается первая «выходная» неделя, связанная с коронавирусом. Скорее всего, впереди еще несколько. Но уже сейчас можно делать выводы о том, как изменился мир и люди в нем из-за пандемии. Свои наблюдения в Facebook описал депутат гордумы Екатеринбурга Константин Киселев. Публикуем его колонку.

Стоит вспомнить свою третью (или четвертую? Пятую?) специальность социального психолога. Несмотря на сложность ситуации, для многих трагическую сложность, наблюдать и делать выводы стоит. Сегодня — по пунктам об изменениях в поведении. Лишь несколько наблюдений, все не описать.

1. Мы все стали ближе к смерти. Причем не так, чтобы совсем близко, за исключением реально пострадавших, но ближе. О реальных смертях говорят, о возможности умереть — из каждого утюга. Но у большинства срабатывают защитные механизмы, и вот уже смерть становится привычной. В том смысле, что привыкаешь к таким разговорам. Дальнейшее следствие такой привычки — изменение поведения: меньше бережешься, меньше внимания к гигиене, больше небрежности. Смерть ближе, но не рядом.

Следствий много. Например, в потребительском поведении. Если смерть ближе, то зачем я это все собирал? Мне уже, может, и не понадобится. Или противоположный вывод: надо выживать, а потому экономить.

Тут же в качестве следствия — жертвенность: на себя плевать, только бы близкие не заразились. Самый простой случай: я пойду в магазин, а ты сиди дома. Я рискну, а тебе нельзя.

Короче говоря, отклонений такого рода много, но причина одна — ощущение того, что смерть приблизилась.

2. Отношение к власти тоже изменилось. С одной стороны, на кого еще надеяться, кроме себя и близких? Только на власть. С другой стороны, власть стала вызывать больше ненависти. Они спасутся, а нас бросят. Они ничего не делают. Куда они смотрели? Они ничего не умеют, кроме как запрещать. Причем чем больше запретов, тем больше будет злобы и отчаяния.

Мнения социологов и политологов разошлись. Одни утверждают, что власть выиграет от вируса, другие говорят о колоссальных потерях для власти. Полагаю, что оба варианта возможны. Первый реализуется, если будут реальные действия, второй — если растерянность и хаотичность в действиях власти сохранятся. Пока я наблюдаю только потери в авторитете власти. Потери эти есть следствие именно властной импотенции, а ее не скрыть.

Посмотрите, например, на действия полиции. Где эти бравые ребята, разгоняющие людей на митингах? Где доблестный суд? Полицейских, которые разносят уведомления без масок, просто выгоняют. И ничего, утираются. Суд изолировался полностью. И это вызывает смех.

Или пример, который для меня показателен до дрожи. И. Алтушкин покупает маски, перчатки и все иное, необходимое области. Вкладывает миллион долларов. Прибывает груз на таможню, и эти орлы требуют таможенную пошлину. Ведь не для личного пользования Игорь Алексеевич это везет? И ему: если не для себя, то давай деньги. Не умеют принимать решения. Растерянность. Потребовалось высочайшее вмешательство, чтобы построить таможню.

3. В отсутствие изолировавшейся от людей власти растет ощущение обреченности. Вообще вирус показал, что на самом деле эффективных каналов связи власти и общества нет.

Нет стратегии взаимодействия. Простой, но принципиальный вопрос: лучше занижать или завышать число случаев заболевания и смертей? Завышать в том смысле, что рассказывать о множестве невыявленных случаев. И та, и иная стратегии имеют свой смысл. Но есть у власти сделанный осознанный выбор и ответ? Нет. Поэтому и идет шарахание. От минимальных цифр заболевших до миллионов нуждающихся в изоляции.

4. Уже налицо рост требований жертв. Точнее, казней. Кто виноват? Почему нефть дешевеет? Кого накажут? Где публичные казни виноватых? Условно говоря, отправят И. Сечина на плаху, страна взорвется аплодисментами. Или губернаторы начнут снимать непопулярных и слабых мэров — все очки будут у губернаторов. Но власть боится казней, так как все не без греха. И все разучились работать.

5. Изменилось и обыденное поведение. Например, начинаешь следить за тем, как кашляешь, чихаешь, дотрагиваешься до лица, трешь глаза, здороваешься и т. д. Любое простое действие, на которое не обращал внимания, подвергается анализу. Почесать нос или перетерпеть? Чихнуть или нет? Когда кто об этом думал? Вдруг самое простое, профанное выросло до сакрального, связанного с риском умереть. «Почесать нос» и «жизнь», «чихнуть» и «смерть» оказались рядом.

6. Фиксирую больше случаев девиантного поведения. От героического до противозаконного. И то и другое — отклонения от нормы. Прямое психологическое следствие кризиса.

7. Интенсивность виртуального общения растет. Это естественно. Но очень серьезно выросла избирательность такого общения. Людям, с которыми месяцами не переписывался, вдруг пишешь, звонишь, чатишься. И тебе — аналогично. Помощь предлагают, интересуются. По отношению к другим вдруг включаешь жесткий гигиенический режим. Вдруг оказалось, что начали формироваться одни групповые связи, разрушаться — иные. И совершенно по иным принципам.

8. Вирус начинает надоедать. Многие начинают запрещать говорить и писать о вирусе. Придумывают разнообразные штрафы для нарушающих такие запреты. И это реальный тренд, который еще скажется на поведении.

А в целом жизнь прекрасна в любое время, что удивительно.

Кстати, сам Константин Киселев находился в изоляции в 40-й больнице — его отпустили оттуда только 15 марта. Под карантин он попал после возвращения из Италии. Сначала он самоизолировался дома, но Роспотребнадзор решил, что депутата нужно отправить в больницу. Во время карантина он рассказывал, как проходили его будни в изоляции.

Всю информацию о коронавирусе мы собираем в режиме онлайн. До 5 апреля в России объявлена нерабочая неделя из-за карантина, но ее предлагают продлить. В Свердловской области сейчас 38 официально подтвержденных случаев коронавируса (за сутки их стало больше сразу на пять).