Их защищает Коран: экскурсия по обреченным мечетям под телебашней, которые хотят снести вместе с ней

Этой весной снесут недостроенную телебашню и построят на этом месте ледовую арену. Но не стоит забывать и о том, что на этом участке 10 лет назад начали строить соборную мечеть. Её фундамент всё ещё там, за забором, а здание-прорабская выполняет функции молельни. То есть сейчас за строительным забором у реки две мечети – недостроенная и работающая.

Мечеть-прорабскую по суду обязали снести как нестационарный объект, установленный без согласования, но она всё ещё здесь, обогревается дровами и электричеством, живёт своей жизнью. В пятницу сюда придёт множество мусульман. Мы попросили разрешения рассмотреть мечеть Нур-Усман. А заодно расспросили о том, что происходит с ней, бывшего депутата Заксобрания, а ныне исполняющего обязанности председателя местной религиозной организации мусульман Соборной мечети Свердловской области "Нур-Усман" Наиля Шаймарданова и бывшего министра пищепрома области и человека, который ранее занимал пост председателя, Раиса Нуриманова.

– Раис Глюмович, Наиль Залилович, можно попросить вас рассказать об участках, куда предлагалось переехать стройке соборной мечети? Вы говорили, что они практически все на окраинах?

Раис Нуриманов: Первое место, которое нам предложили, было на болоте, на берегу озера Шарташ. А по берегам водоёмов расположена санитарная зона – около 100 метров. Строить там было нереально.

Наиль Шаймарданов: Там не было ни подъездных путей, ничего. Мы ездили туда в апреле 2017 года.

Р.Н.: А вот второй участок – на Фронтовых Бригад. Это бывшая свалка. И над ней высоковольтная линия на 10 тысяч вольт, строить под которой тоже невозможно, потому что опасно.

Н.Ш.: А вот участок Чапаева – Большакова – это совсем рядом. Но здесь расположена зелёная зона, и, когда нам его показывали, специалисты Мингосимущества сами согласились, что строить тут, скорее всего, нельзя.

Р.Н.: Во-вторых, там площадь была всего 0,8 гектара.

Н.Ш.: Следующий участок, который мы рассматривали – на Сортировке, на улице Строителей. У него огромная площадь, неподалёку от стадиона "Локомотив".

Р.Н.: Это край города, строительная свалка и охранная зона водохранилища, из которого город качает воду.

Н.Ш.: Ещё предлагались участки в ЦПКиО и около улицы Павловской. На Павловскую мы тоже выезжали. Там стоит магазин "Мега", жилые дома, и деревья растут. Нам сказали, что эти деревья – "неучтёнка", сами выросли.

– У нас многие конфликты из-за зелёных зон основаны как раз на таких вещах.

Н.Ш.: Да, жителям-то всё равно, учтённые они или нет. Это была стопроцентно конфликтная зона.

Р.Н.: И вот ещё участок, который нам предложили, и мы даже согласились… а в итоге нам отказали. Почему – не объяснили, сказали, что против городская администрация. Угол Восточная – Большакова, 2,3 гектара, земля свободна. Но тогда бы мы лишились площади Мира и Согласия (проект, подразумеващий объединение в общественное пространство мечети, синагоги и Троицкого собора. – Прим. ред.), которая планировалась в нашем районе: кафедральный собор, синагога и третье здание – мечеть. А ведь дальше ещё армянский храм, католический – Святой Анны, всё здесь вместе, разрывать это пространство никак нельзя. Общая площадь у башни – шесть гектаров. Наши всего полтора гектара. То есть здесь что угодно можно было бы совместить.

– А вам всего полтора гектара нужно? Они как-то выделены в отдельный участок по отношению ко всему участку у телебашни? Сейчас на публичной кадастровой карте он единый.

Р.Н.: И межевание было, и проектная документация, и разрешение на строительство.

Н.Ш.: В прошлом году в июле законодательное собрание дало разрешение на отчуждение участка у ледовой арены полностью, вместе с нашим. Но вы выйдете и увидите, что у нас уже забиты сваи, вырыт котлован, то есть имеется объект незавершённого строительства. Его начали строить в 2007 году, и уже прошло 10 лет. Каким образом Мингосимущества не заметило этот объект? Он у них исчез, его как бы нет. Но физически он есть. Он был и на Генплане. Но никаких нормативных актов по этому объекту принято не было. Алишер Усманов внёс на его строительство 8 миллионов рублей, Рустам Минниханов внёс 5 миллионов, люди собрали деньги, участвовал и Фонд губернаторских программ.

Р.Н.: 30 миллионов собрали – есть документы, которые подтверждают освоение этих средств.

Н.Ш.: Когда задумка возвести мечеть появилась у Национально-культурной автономии татар и обратились они в правительство Свердловской области, это поддержали Россель и Чернецкий: "Какая замечательная идея – будет площадь Мира и Согласия". Межнациональные отношения, к слову, в это время были очень сложные. Я вёл этот процесс и до сих пор с содроганием вспоминаю: как только выборы, так у нас убийства. Кафе, например, сжигали – не знаю, помните ли, на Шарташе – то ли у армян, то ли у кого-то ещё.

– А мечеть в каком году задумали?

Н.Ш.: В 2006-м, если не считать более раннюю переписку. Договорённости были на самом верху – сюда пригласили муфтия шейха Равиля Гайнутдина (это Духовное управление мусульман Российской Федерации и Совет муфтиев России). Мы были вчетвером – Раис Глюмович, я, Равиль Гайнутдин и Эдуард Россель. Губернатор и шейх друг другу руку пожали и сказали: "Всё, строим соборную мечеть как часть площади Мира и Согласия". Когда меня как депутата хотели назначить ответственным за её строительство, я сказал: "Я курирую не только мечеть, я курирую всю площадь". Нас назначили ответственными, и, даже когда я ушёл из Заксобрания, ко мне подходили люди и говорили: "Ну и что, что ушёл, ты был назначен – с тебя и спрашиваем…" Сейчас у меня уже нет полномочий, которые бы позволяли нам воздействовать на некие рычаги, но, ей-богу, проект уникальный. Площадь Мира и Согласия – в центре города, в "опорном краю державы", она была бы интересна в том числе с туристической точки зрения.

– Кроме освоенных 30 миллионов, средства на строительство мечети были?

Н.Ш.: Дополнительного бюджета не было. Наступил кризис, но дело было не только в этом. Алишер Усманов – бизнесмен; он дал согласие на финансирование при условии, что город возместит ему эти затраты разрешением на строительство на улице Чапаева. Начали проектирование, тянулся этот процесс год-два, он перечислил 8 миллионов… а город ему говорит: "Извините, нет". Тогда мы пошли к Росселю, сказали: "Разрешите нам найти спонсоров – в посольствах Ирана, Пакистана, Саудовской Аравии (все говорят – нет проблем)". Я пришёл к губернатору уже в статусе депутата, и он сказал: "Ну что, мы побираться, что ли, будем? Сами построим". Проектирование провели, постановление правительства приняли, но тут случился кризис. В это время все стройки были заморожены, и нам тоже сказали: "Потерпите". После ухода Росселя новый губернатор Александр Мишарин пообещал, что мы обязательно продолжим строительство – это было во всех газетах. Но при всех этих обещаниях строительство "замёрзло".

– А какова сметная стоимость строительства?

Р.Н.: 450 миллионов рублей в старых ценах.

– Разрешение на строительство у вас ведь есть? Оно до какого действовало?

Н.Ш.: Конечно, оно есть. Срок его действия – до 8 октября 2010 года, по-моему. В продлении нам отказали.

– С какой аргументацией?

Н.Ш.: Его просто не продлили и всё.

– А как вы относитесь к идее снести телебашню?

Н.Ш.: Если откровенно, я – отрицательно. Меня удивляет неспособность нашего архитектурного и бизнес-сообщества использовать объект, который уже стоит 30 лет и переживёт ещё не одно поколение. Приведу в пример телебашню на площади Александерплац, которая когда-то вещала на Западный Берлин. Когда город стал единым, её не стали сносить. Когда был чемпионат мира по футболу, на неё установили огромный мяч, и все туристы поехали туда фотографироваться. А я здесь живу уже 40 лет. Я с башней "сросся", это символ города, уж какой ни есть – он есть. В этом отношении мне искренне жаль.

Р.Н.: Говорят, мол, это "ржавый гвоздь", но это не ржавый гвоздь, это символ нашего города – её только нужно облагородить.

– А если принять как данность, что её снесут, вы могли бы ужиться с ледовой ареной?

Н.Ш.: Безусловно. Соборная мечеть в Москве, которую открыли Владимир Путин и Реджеп Эрдоган, стоит рядом с Олимпийским – практически впритык. И никто никому не мешает.

– УГМК – компания, традиционно тесно связанная с мусульманским сообществом: это и сам президент УГМК Искандер Махмудов, и то, какую мечеть они в Верхней Пышме построили… Как у вас с ними продвигается общение по этому поводу?

Н.Ш.: Я, во-первых, хочу отдать должное Андрею Анатольевичу Козицыну: он и при строительстве синагоги оказывал содействие, и в Верхней Пышме построена мечеть, и другие объекты, я даже не упоминаю христианские храмы. И сейчас мне позиция не совсем понятна. Мы в этот период с ним лично не общались, но до этого встречались; он поддержал этот проект – там был ряд и других предложений, но принципиально он его поддерживал. Искандеру Махмудову со стороны Духовного управления мусульман Российской Федерации были письма. Мы пока не знаем, какие решения приняты наверху.

– Если вам вдруг скажут: "Хорошо, мы вам оставляем этот участок", то в течение какого срока вы сможете обеспечить финансирование и начать строительство?

Н.Ш.: Оно уже открыто. Есть два гарантийных письма со стороны шейха Равиля Гайнутдина – как только у нас здесь был в прошлом году организован мухтасибат, мы его об этом попросили.

– А кто именно предоставит средства?

Н.Ш.: В данном случае нас это не интересует. Духовное управление мусульман располагает собственным бюджетом – мы не вмешиваемся. Если они дали гарантию, то 500 или 800 миллионов рублей они предоставят.

– Давайте немного поговорим про существующее здание, которое вас сейчас обязали снести по иску МУГИСО как незаконную нестационарную постройку. Когда оно появилось, какая у него площадь?

Р.Н.: Ещё Владимир Крицкий будучи вице-мэром разрешил нам её возведение. Это как прорабская, и мы здесь находимся законно. Вот, смотрите: "разрешена установка временных, некапитальных сооружений". Мы здесь не самозванцы.

– Очень давно хотела спросить: насколько я помню, утверждалось, что мусульманам запрещено сносить мечети. Но ведь это мечеть и одновременно вспомогательное помещение. Вы же его в любом случае уберёте, если соборную мечеть построите. В этом нет некоего лукавства?

Н.Ш.: Можно по-разному это интерпретировать, но существует аят из Корана, в котором говорится, что тот мусульманин, который вытащит из мечети хотя бы один камешек, будет проклят до конца времен. Однако это здание, когда будет построена соборная мечеть, куда можно будет приходить и молиться, статус мечети теряет, превращается обратно в прорабскую. Но пока это мечеть, мусульмане абсолютно правы, защищая её на основе своего основополагающего "документа" – Корана.

Р.Н.: Сюда ходит две тысячи людей. Площадь – около 500 метров, и всё равно люди здесь – как селёдки в бочке. Если снести её, то куда они пойдут?

– Из-за того, что Верховный Суд отказал вам в пересмотре решения о сносе мечети, вам уже были рекомендации обращаться к компаниям по сносу, или, может быть, исполнительное производство уже началось, и вам уже сказали, когда мечеть снесут?

Н.Ш.: Говорить об этом рано, я думаю, была подана кассационная жалоба в Верховный Суд на решения апелляционных судов по поводу сноса. И Верховный Суд нам не отказал. Есть решение, я могу вам его представить – что судья, рассматривая кассационную жалобу, отметил, что документов в оправдание наших обоснований не представлено, и поэтому жалоба не принята в дело. Так что мы будем подавать новую жалобу – как только юристы разберутся со всеми нюансами. Решение пришло три-четыре дня назад всего.

Н.Ш.: И я бы хотел акцентировать внимание, что важно не только то, что это соборная мечеть. Конечно, это важно, но нужно смотреть немного глубже: когда в нашем мире черт-те что происходит, на площади Мира и Согласия собираются убрать "третий камень". Это публичный акт: здесь были и представители Саудовской Аравии, и Турции, и других стран – многие организации наблюдают за этим процессом. И даже не в Мингосимущества здесь дело, а в Распорядительной дирекции, которая это делает. Я 15 лет проработал в Федерации профсоюзов и 15 лет в законодательном собрании – с людьми разных национальностей и вероисповеданий. Поверьте, нет ничего ценнее мира и согласия в нашем обществе. С Россией что-то пытались сделать извне, но она "разваливалась" только тогда, когда не достигался консенсус внутри общества. Я 30 лет своей жизни положил на то, чтобы решать проблемы людей и сближать их вне зависимости от веры и национальностей, и сейчас наблюдаю за тем, как ряд недальновидных чиновников пытается это разрушить.

– А в рамках концепции площади Мира и Согласия у Исети вам какое-нибудь ещё место можно выделить?

Н.Ш.: Я высказал этот вопрос чиновникам, когда они меня пригласили, – если этот участок так уж им необходим. "Вам важна площадь Мира и Согласия?", – спрашиваю я. Мне отвечают: "Важна". Ну тогда что вам мешает – возьмите ту площадь, что находится у синагоги и храма… И вот нас начали водить, как Моисей по пустыне, мы облазили в этом районе всё: тут – 0,8 гектара, тут – 0,5 гектара и так далее.

– А вам минимум полтора нужно.

Н.Ш.: Да, нас убеждали, что подходящих участков для строительства тут нет. Но я убеждён, так как курировал как депутат Мингосимущества лет, наверно, восемь – при необходимости найдётся не полтора, а даже пять гектаров в центре города. Когда строился Храм-на-Крови, Росселю заявили, что земли нет. Однако Россель сказал, что это историческое место. Тут построили часовню, которую на следующий день сожгли! Но упорство в деле строительства этого храма было правильным.

Я сам пять раз выходил на заседание думы, защищая Храм-на-Крови – по поводу средств на его содержание (сама стройка велась на внебюджетные деньги). И ко мне подходили и говорили: "Ты же мусульманин, зачем ты это защищаешь?" И я отвечал: "Знаете, я вообще-то депутат и представляю интересы всех граждан, даже атеистов…" Вот помните того мальчика, Соколовского, на которого все тогда обрушились? Он, конечно, неправильно делал. Я бы ему очень хотел сказать: "Открой тогда свою квартиру, чтобы там кто угодно покемонов ловил. Ты на это вряд ли согласишься, но почему ты считаешь, что можно войти в храм, который, если говорить утрированно, тоже квартира для верующих? Они построили это на свои деньги – почему ты позволяешь себе такое?" Тем не менее, когда летом сюда приехали омоновцы и начали здесь проводить "шмон", проверять всех, у меня тоже возник вопрос – что происходит? Вы не можете отловить мигрантов на границе? Миграционное законодательство упёрлось только в мечети? Поверьте, ни одной проповеди о том, что мы против политики президента или о поддержке тех, кто подрывает основы нашего государства, здесь никогда не было. И не будет.